Жизнь двенадцати цезарей
Шрифт:
72. Только два раза [164] за все время своего удаления пытался он воротиться в Рим. В первый раз он поднялся на триреме но Тибру до самых садов, что возле искусственного озера [165] , расставив по берегам стражу, чтобы отгонять тех, кто выйдет навстречу; во второй раз он по Аппиевой дороге доехал до седьмой мили. Но завидев лишь издали городские стены, он, приближаясь к ним, возвращался: в первый раз – по неизвестной причине, во второй раз – из страха перед недобрым знаменьем. (2) У него была среди других развлечений большая змея; придя однажды, как обычно, покормить ее из своих рук, он нашел ее заеденной муравьями и увидел в этом знак остерегаться насилия черни.
164. Два раза – в 33 и 35 гг.
165. Об искусственном озере см.: Авг. 43.
И вот, возвращаясь поспешно в Кампанию, в Астуре он занемог. Немного оправившись, он доехал до Цирцей; здесь, чтобы скрыть свое нездоровье, он не только присутствовал на лагерных играх [166] , но даже в выпущенного на арену кабана метнул сверху дротики. Тотчас у нет началась боль в боку, потом его, разгоряченного, продуло ветром, и болезнь
166. Лагерные игры – устроенные войсками, стоявшими в Цирцеях.
73.Между тем, ему случилось прочесть в сенатских отчетах, что несколько подсудимых, о которых он в свое время лишь коротко упомянул, что их имена стоят в доносе, теперь были выпущены и даже без допроса. Посчитав это неуважением, он решил во что бы то ни стало вернуться на Капри: только из этого убежища осмеливался он что-нибудь предпринимать. Но непогода и усиливающаяся болезнь удержали его; и вскоре он скончался на Лукулловой вилле [167] , на семьдесят восьмом году жизни и двадцать третьем году власти, в семнадцатый день до апрельских календ, в консульство Гнея Ацеррония Прокула и Гая Понтия Нигрина. (2) Некоторые полагают, что Гай подложил ему медленный разрушительный яд; другие – что после приступа простой лихорадки он попросил есть, а ему не дали; третьи – что его задушили подушкой, когда он вдруг очнулся и, увидев, что во время обморока у него сняли перстень, потребовал его обратно [168] . Сенека пишет, что он, чувствуя приближенье конца, сам снял свой перстень, как будто хотел его кому-то передать, подержал его немного, потом снова надел на палец и, стиснув руку, долго лежал неподвижно. Потом вдруг он кликнул слуг, но не получил ответа; тогда он встал, но возле самой постели силы его оставили и он рухнул.
167. Мизенская вилла принадлежала когда-то Гаю Марию и потом известному богачу Лукуллу.
168. Дата смерти Тиберия – 16 марта 37 г. «Это был человек со многими добрыми и многими худыми качествами, и когда он выказывал добрые, казалось что дурных у него нет, и наоборот» (Дион. 58. 28). Тацит описывает смерть Тиберия так: «Харикл твердо заявил Макрону, что жизненные силы уже покидают Тиберия, и дольше двух дней он не проживет. Тотчас пошли совещания между присутствующими, поспешили гонцы к легатам и войскам. В 17-й день до апрельских календ дыханье его прервалось: казалось, он уже достиг смертного срока. Вот уже, окруженный толпой поздравляющих, выходит Гай Цезарь, чтобы принять власть, как вдруг приносят весть, что к Тиберию вернулись голос и зрение и он зовет, чтобы принесли ему поесть для подкрепления сил. Ужас обуял всех, люди рассыпаются кто куда, каждый изображает скорбь или неведение; Гай в безмолвии, за высшим своим мигом ожидает последнего мига. Но Макрон бестрепетно приказывает задушить старика, набросив на него груду одежды, и разойтись от порога. Так кончился Тиберий на семьдесят восьмом году жизни» (Анн. VI. 50).
74. В свой последний день рождения он видел во сне статую Аполлона Теменитского [169] , огромную и дивной работы, которую он привез из Сиракуз, чтобы поставить в библиотеке при новом храме [170] ; и статуя произнесла, что не ему уже освятить ее. За несколько дней до его кончины башня маяка на Капри рухнула от землетрясения. А в Мизене, когда в столовую внесли для обогревания золу и уголья, давно уже погасшие и остывшие, они вдруг вспыхнули и горели, не погасая, с раннего вечера до поздней ночи.
169. Аполлон Теменитский – статуя в Темене, предместье Сиракуз; еще Цицерон упоминал о ней с восхищением (Против Верреса. IV. 53. 119).
170. Новый храм божественного Августа был освящен Калигулой через 6 месяцев после прихода к власти.
75. Смерть его вызвала в народе ликование. При первом же известии одни бросились бегать, крича: «Тиберия в Тибр!», другие молили Землю-мать и богов Манов [171] не давать покойнику места, кроме как среди нечестивцев, третьи грозили мертвому крюком и Гемониями. К памяти о былых неистовствах прибавлялась последняя жестокость. (2) Дело в том, что по решению сената казнь приговоренных совершалась только на десятый день [172] ; и вот, для некоторых день кары совпал с вестью о смерти Тиберия. Они умоляли всех о помощи, но Гай еще не появлялся заступиться и вмешаться было некому, и стража, во избежание противозакония, задушила их и сбросила в Гемонии. (3) От этого ненависть вспыхнула еще сильней: казалось, что и со смертью тирана зверства еще не прекращаются. Когда тело вынесли из Мизена, многие кричали, что его надо отнести в Ателлу и поджарить в амфитеатре [173] ; но воины перенесли его в Рим, и там оно было сожжено и погребено всенародно.
171. Маны – души умерших.
172. На десятый день – десятидневный срок для исполнения приговоров был установлен сенатом в 21 г.; но Тацит добавляет, что ни один приговор не был смягчен за этот срок.
173. В Ателлу, быть может, потому, что жители этого города считались грубыми дураками (отсюда, по одной из теорий, название фарсов-ателлан); в амфитеатре, т.е. на потеху зевакам (ср.: Кал. 27. 4); поджарить – сжечь наполовину, в знак презрительного пренебрежения (ср.: Кал., 59).
76. Завещание он составил за два года до смерти в двух списках: один был сделан собственноручно, другой продиктован вольноотпущеннику, но по содержанию они не различались. Скреплено оно было лицами самого низкого положения. По этому завещанию он отказывал наследство в равной доле своим внукам Гаю, сыну Германика, и Тиберию, сыну Друза, назначив их наследниками друг другу. Оставил он и многочисленные подарки, между прочим – девственным весталкам, а также всем воинам, всем плебеям и отдельно старостам кварталов.
Книга четвертая
ГАЙ КАЛИГУЛА
1. Германик, отец Гая Цезаря, был сыном Друза и Антонии Младшей. Усыновленный Тиберием, своим дядей по отцу, он получил квестуру на пять лет раньше законного возраста, а прямо после нее – консульство [1] . Когда он был послан к войскам в Германию, и пришла весть о кончине Августа, все легионы решительно отказались признать Тиберия и предложили ему верховную власть [2] ; но он успокоил их, выказав столько же твердости, сколько и верности долгу, а потом победил с ними врага и отпраздновал триумф. (2) После этого он вторично был избран консулом, но еще до вступления в должность отправлен навести порядок на Востоке. Здесь, победив царя Армении [3] , обратив Каппадокию в римскую провинцию, он на тридцать четвертом году скончался в Антиохии – как подозревают, от яда. В самом деле, кроме синих пятен по всему телу и пены, выступившей изо рта, сердце его при погребальном сожжении было найдено среди костей невредимым: а считается, что сердце, тронутое ядом, по природе своей не может сгореть [4] .
1. Германик… получил квестуру …консульство – квестором Германик был в 7 г., консулом – в 12 г.; прямо, т.е. не занимая промежуточных должностей эдила и претора.
2. О германском мятеже см.: Тиб. 25 и ниже, гл. 9.
3. Победив царя Армении – многие издатели принимают поправку Липсия «даровав царя» (dedisset вместо devicisset), так как в Армении в это время не было царя после изгнания Вонона. Однако эта ошибка, возможно, принадлежит самому Светонию или его источнику.
4. О не сгоревшем сердце Германика упоминает и Плиний (11. 71. 187).
2. Смерть его приписывали коварству Тиберия и стараниям Гнея Пизона, который в это время был наместником Сирии. Тот не скрывал, что ему придется иметь врагом или отца или сына, словно иного выхода не было; и он преследовал Германика словами и делами жестоко и без удержу, даже, в пору его болезни. За это по возвращении в Рим народ его чуть не растерзал, а сенат приговорил к смертной казни [5] .
3. Всеми телесными и душевными достоинствами, как известно, Германик был наделен, как никто другой: редкая красота и храбрость, замечательные способности к наукам и красноречию на обоих языках, беспримерная доброта, горячее желание и удивительное умение снискать расположение народа и заслужить его любовь [6] . Красоту его немного портили тонкие ноги, но он постепенно заставил их пополнеть, постоянно занимаясь верховой ездой после еды. (2) Врага он не раз одолевал врукопашную. Выступать с речами в суде он не перестал даже после триумфа. Среди памятников его учености остались даже греческие комедии [7] . Даже и в поездках он вел себя как простой гражданин, в свободные и союзные города входил без ликторов. Встречая гробницы знаменитых людей, всюду приносил жертвы Манам. Останки павших при поражении Вара, истлевшие и разбросанные, он решил похоронить в общей могиле и первый начал своими руками собирать их и сносить в одно место [8] . (3) Даже к хулителям своим, кто бы и из-за чего бы с ним ни враждовал, относился он мягко и незлобиво; даже на Пизона, который отменял его указы и притеснял его клиентов, он стал гневаться только тогда, когда узнал, что тот покушается на него колдовством и ядом; но и тогда он удовольствовался лишь тем, что по обычаю предков отказал ему в своей дружбе [9] , а домочадцам завещал, если с ним что случится, отомстить за него [10] .
5. Осужденный на смертную казнь Пизон успел покончить самоубийством (Дион. 57. 18).
6. Тацит (Анн. II. 73) сравнивает Германика по его достоинствам даже с Александром Македонским.
7. Из сочинений Германика сохранилась только поэма о звездном небе (переложение из Арата) и несколько греческих эпиграмм.
8. Останки павших в Тевтобургском лесу были погребены во время похода 15 г.; см. описание этой сцены у Тацита (Анн. I. 62).
9. Дружба между лицами для древних римлян была таким же общественно важным делом, как союз между государствами; отсюда официальный акт расторжения дружбы.
10. Завещая друзьям отомстить, Германик сказал: «Отомстите за меня, если вы любили меня, а не мои удачи» (Тацит. Анн. II. 71).
4. Он пожал обильные плоды своих добродетелей. Родные так уважали его и ценили, что сам Август – об остальных родственниках я и не говорю – долго колебался, не назначить ли его своим наследником и, наконец, велел Тиберию его усыновить. А народ так любил его, что когда он куда-нибудь приезжал или откуда-нибудь уезжал, – об этом пишут многие, – то из-за множества встречающих или провожающих даже жизнь его иногда бывала в опасности; когда же он возвращался из Германии после усмирения мятежа, то преторианские когорты выступили ему навстречу все, хотя приказано было выступить только двум, а народ римский, без разбора сословия, возраста и пола, высыпал встречать его за двадцать миль.
5. Но еще сильней и еще убедительней выразилось отношение к нему при его смерти и после его смерти. В день, когда он умер [11] , люди осыпали камнями храмы [12] , опрокидывали алтари богов, некоторые швыряли на улицу домашних ларов, некоторые подкидывали новорожденных детей [13] . Даже варвары, говорят, которые воевали между собой или с нами, прекратили войну, словно объединенные общим и близким каждому горем; некоторые князья отпустили себе бороду и обрили головы женам в знак величайшей скорби; и сам царь царей [14] отказался от охот и пиров с вельможами, что у парфян служит знаком траура. 6. А в Риме народ, подавленный и удрученный первой вестью о его болезни, ждал и ждал новых гонцов; и когда, уже вечером, неизвестно откуда вдруг распространилась весть, что он опять здоров, то все толпой с факелами и жертвенными животными ринулись на Капитолий и едва не сорвали двери храма в жажде скорее выполнить обеты; сам Тиберий был разбужен среди ночи ликующим пением, слышным со всех сторон:
11. День смерти Германика 10 октября 19 г.
12. Осыпали камнями храмы и т.д. – негодуя на богов, позволивших умереть Германику: ср.: Авг. 16. 2.
13. Подкидывали новорожденных детей – как рожденных в несчастливый день.
14. Царь царей – Артабан III парфянский.