Жизнь - это сон
Шрифт:
Не слова мои, а деянья,
И затем, чтоб вы им дивились,
Тишины попрошу я снова.
Клорилене, моя супруга,
Родила мне страшного сына,
На рожденье коего небо
Чудеса свои исчерпало.
До того как на свет прекрасный
Предстать из живого склепа
Материнского лона (ибо
Рожденье и смерть подобны),
Он множество раз являлся
В бреду и во сне роженице,
И мнилось ей, что свирепо
Плоть
Чудище в виде ребенка
И, в крови материнской купаясь,
Смерть ей несет, родившись
Человечьим чудищем века.
Когда начались родины,
Сбылись предсказанья неба
(Того, кто прочтет их тайну,
Никогда они не обманут).
Был гороскоп ужасен:
Солнце, омытое кровью,
Схватилось с луною бледной
В яростном поединке.
И, землю сделав барьером,
Два небесных светила
Хоть не мечом рубили
Огнем палили друг друга.
Ужаснейшее затменье
Из всех, что когда-либо солнце
Испытало, с тех пор как кровью
Оплакало смерть Христову,
Наступило в тот день; пожаром
Охваченное светило,
Казалось, сейчас забьется
В последнем своем пароксизме:
Мраком покрылось небо,
Стены домов дрожали,
Тучи прорвались камнями,
Реки разлились кровью.
В этих, постигших солнце,
Судорогах и корчах
Сехизмундо на свет явился,
Как признак проклятья неба;
Он матери стоил жизни,
Чем заявил жестоко:
"Человек я, коль злом плач_у_ я
За добро, что мне оказали".
Обратившись к моим наукам,
Поразмыслив, я понял ясно,
Что будет принц Сехизмундо
Заносчивым человеком,
Несправедливым владыкой
И нечестивым монархом,
Под властью коего станет
Королевство добычей раздоров,
Школой измены черной,
Академией всех пороков.
А он, влекомый безумьем,
Сжигаемый гневом и страстью,
И на меня поднимет
Руку, и пасть заставит
Короля к стопам его сына
(О чем со стыдом говорю я!),
И станут мои седины
Ковром под его шагами.
Кто же злу не поверит,
Когда это зло увидеть
Ему помогли науки,
Что к жизни его причастны?
Поверив предупрежденью
Судьбы, что веленьем неба
В своих роковых откровеньях
Пророчила мне страданья,
Я решил заключить в темницу
На свет рожденного зверя,
Чтоб узнать, имеет ли мудрый
Власть над звездами неба.
Огласили указ, что мертвым
Принц родился наследный,
И
Средь скал пустынных и диких,
Куда б не нашел дороги
Даже рассвет, отвержен
Непроходимой стеною.
Объявлено было публично,
Что под страхом суровой кары
Запрещается приближаться
К зловещему этому месту,
И этот запрет был вызван
Тем, о чем рассказал я.
Там и живет Сехизмундо,
Жалкий, нищий и пленный,
И только е одним Клотальдо
Видится и говорит он.
Клотальдо учил его знаньям,
Католической веры законам,
И только один лишь ведал
Печальный его обычай.
Во всем этом три задачи;
Одна: я, народ мой польский
Ценя высоко, желаю
Избавить от угнетенья
И тяжкой службы тирану;
Я был бы плохим сеньором,
Если б родину и государство
Такой опасности предал.
Вторая: не будет согласно
С милосердием христианским
Лишить наследника права,
Что ему даровало небо
И людские законы;
Ни один закон не велит мне
Стать, мешая другому
Сделаться злым тираном,
Самому тираном, и даже
Если сын мой рожден злодеем
И на злодейства способен,
Мне вершить их не подобает.
Третья, последняя - вижу,
Что было большой ошибкой
Так вот легко поверить
В предначертанья неба:
Хотя бы свирепость нрава
Толкала сына к пороку,
Мог бы его избежать он,
Ибо самые злые силы,
Самые дикие страсти,
Самые жгучие звезды
Лишь влияют на душу и разум,
Но их изменить не могут.
И, предавшись этим раздумьям,
Рассудивши эти причины,
Я пришел к такому решенью,
Что вас в изумленье повергнет.
Завтра с утра Сехизмундо
(Такое дано ему имя),
Не ведая, что он сын мой
И король ваш, займет мое место
И сядет на трон, откуда
Станет он править вами
И управлять страною;
Вы же должны присягу
Принести ему в послушанье.
Дам я такою мерой
Три ответа на три задачи,
Поставленные вначале.
Первый: если предстанет
Перед вами король разумный
И, вопреки предсказаньям,
Будет править добром и честью,
Вы законного государя
Получите, чьими ране
Вельможами были скалы,
И слугами - дикие звери.
Второй: если он в гордыне,
Заносчивый, и жестокий,
И дерзкий, сквозь все препоны