Жизнь графа Дмитрия Милютина
Шрифт:
Так и мотался Милютин из Петербурга в Петергоф, из Петергофа в Петербург, и отовсюду шли приятные и неприятные новости. О восточных делах только и шли разговоры. В Константинополе происходят какие-то странные дела: только возвели Мура-да V на престол, а уже не знают, как от него избавиться, говорят, что предстоит новая перемена султана. То Мухтар-паша успешно сражается с черногорцами, у сербов тоже нет успеха, то оттуда же доносятся слухи, что черногорцы крепко побили Мухтар-пашу. Трудно во всем этом разобраться. Посол в Турции Николай Павлович Игнатьев, навестивший Милютина, часа полтора рассказывал, что нужно было делать, а не идти за австрийцем Андраши. Если бы послушались его, то дело пошло бы гораздо успешнее. Нужно было войска Кавказского округа немедленно передвинуть к Александрополю. Нужно было сделать демонстрацию своего присутствия, тогда Турция держала бы там свои войска, которые могут нахлынуть на славянские государства, а так держались бы в Азиатской Турции. Слушая его интересные подробности, Милютин не мог поверить ему до конца и во время встречи иногда думал: «Жаль только, что не знаешь, сколько в словах его правды и сколько хвастовства. Точно так же не знаешь, беседуя с графом Шуваловым, сколько он наплетет небылиц. А дипломаты должны быть честными…»
После приезда императора в Россию и переезда его в Петергоф один за другим стали приезжать высокие зарубежные гости, началась обычная придворная суета, датский король Христиан Девятый и королева Луиза-Вильгельмина-Фредерика-Шарлотта, греческий король Георг Первый и греческая королева Ольга Константиновна, парадные обеды в их честь, потом учения в Красном Селе… Много часов Милютин просидел верхом, устал, начались геморроидальные страдания, пришлось уговорить Александра Второго дать ему небольшой отпуск. Сидел дома, разбирая бумаги.
22 июля 1876 года, в четверг, навестил его приехавший из Москвы князь Владимир Александрович Черкасский, которого Милютин хорошо знал еще по крестьянской реформе и дружбе с Николаем Милютиным – общественный деятель, выражавший славянофильское настроение московских кругов.
Было обеденное время, и Милютин пригласил Владимира Александровича к столу. После обычных будничных вопросов и ответов гость поинтересовался у военного министра настроением в придворных кругах и Военном министерстве.
– В Москве ругают вас, высшие правительственные сферы, достается и вам, Дмитрий Алексеевич, как военному министру, мало помогаете славянам в борьбе с Турцией, недовольны безучастным отношением правительства к делам турецким, достается и императору, и министрам.
– У нас только и думают о славянах и борьбе с Турцией. Устал, Владимир Александрович, отпросился у государя императора хоть чуточку отдохнуть. Кроме физического расстройства, и настроение как-то не гармонирует ни с придворными обиходами, ни с пустотой красносельских упражнений. А при дворе царит какое-то мрачное настроение; императрица как-то высказала мне, что мы мало заботимся о бедственном положении в Сербии и других славянских странах; государственный канцлер князь Горчаков, обыкновенно лучезарный и шутливый, говорит как-то шепотом, нахмурившись; все, до самой молодой фрейлины, спрашивают, нет ли новых телеграмм с театра войны. Но главное дело не в том, что сербы ли вчера атаковали турок, или турки вторглись на сербскую территорию и разорили несколько деревень, а в том, что вообще европейский политический горизонт, видимо, омрачается. У нас начинает колебаться прежнее безграничное доверие к непоколебимости тройственного союза и даже к немецкой дружбе. Кажется, в самом государе уже нет полной уверенности в сохранении европейского мира, и является опасение, что нас вовлекут в войну даже против нашей собственной воли.
– Вчера в обеих английских палатах состоялись прения по восточному вопросу, неизвестно, что они там решат, – сказал Черкасский.
– По телеграммам трудно понять, какой вывод они сделают. Подождем… А суждения вашей московской публики, князь, неосновательны и легкомысленны, все мы здесь живем восточными проблемами. С императором только об этом и говорим. Но правы вы только, может быть, в одном: уж очень расстроена наша административная машина, есть непростительная апатия и бездействие правительства в общей его совокупности. Год тому назад, возвратившись из Крыма, я докладывал императору, что турки во время лова рыбы и дельфинов высаживаются в Южном Крыму на берег и распоряжаются как хозяева, а русские власти ничего не предпринимают, чтобы с треском прогнать их. Министры иностранных и внутренних дел, шеф жандармов, финансов, морского дела долго обсуждали положение, началась переписка, извели горы бумаги, а вооруженные турки по-прежнему нападают на жителей, грабят их. Об этом писала в этом году мне жена, прислала и письмо хорошего нашего знакомого Николая Яковлевича Данилевского, в котором он говорит о грабеже турками населения. Ну, вы его, должно быть, знаете?
– Ну как же! Писатель, публицист, славянофил, очень ратует за славянское дело…
– А теперь тот же министр внутренних дел Александр Егорович Тимашев, генерал-адъютант, член Государственного совета, тот же министр финансов, тот же министр иностранных дел все разом обращаются ко мне как военному министру и заявляют о необходимости военных мер по охране берега. Это дело полиции и таможни, а не военных, но мне пришлось доложить об этом императору, и я учредил по всему южному берегу кордон из пехоты и казаков, о чем отдал соответствующее распоряжение начальству Одесского округа. Нормально это? А ведь год велась переписка…
– Ходят слухи в Москве, будто император даст разрешение офицерам выходить временно в отставку, чтобы ехать на театр войны, – сказал князь.
– Не только слухи, но недавно в Красном Селе император открыто объявил о такой возможности для офицеров, при этом офицеры возвратятся в свой полк, не потеряв своего старшинства. То, что было негласно, стало официальным разрешением. Говорят, что из императорского конвоя некоторые мусульмане во главе со вторым сыном Шамиля, штаб-ротмистром императорского конвоя Шамиль-оглы Ахмедом Шафи, соберут отряд и будут действовать против турок.
– Трудно в это поверить, – мрачно произнес князь Черкасский. – Ходят слухи, Дмитрий Алексеевич, что предложение посла Игнатьева отправить наши войска под Александрополь не нашло у царя поддержки, а ведь надо бы.
– Я недавно поднимал этот вопрос на приеме у императора, раньше он действительно не поддерживал эту идею, а сейчас согласился. И недавно я отдал приказ по телеграфу князю Дмитрию Ивановичу Святополк-Мирскому исполнить передвижение войск под Александрополь, но время упущено, там уже собралась вся сволочь азиатская.
– Да, война приближается и к России, нельзя упускать ни минуты, – сказал князь Черкасский, вспоминая проигранные мгновения русских властителей.
– Недавно императрица, когда я целовал ей руку, благодарила меня за то, что я отправил в Сербию многочисленный санитарный персонал, снаряженный обществом Красного Креста, а ведь у меня самого врачей не хватает в войсках. Когда я пожаловался на нехватку врачей, она сочла благоразумным приостановить усердие в пользу воюющих славян.
– Вот-вот, то, что я и говорил: то император вовремя не отдаст распоряжение, то императрица что-то посоветует, а вы слепо подчиняетесь этим указаниям.
– Нет, Владимир Александрович, мы здесь не слепые, много неурядиц видим и о многом говорим императору, но власть-то у него…
Глава 3
ДЕБАТЫ В ПРАВИТЕЛЬСТВЕ
И когда князь Черкасский ушел, Дмитрий Милютин погрузился в раздумья. Что он может сделать на своем посту? Повсюду министры со своим характером, со своим воззрением на мир, на империю, на свои права и обязанности, возражают, когда им кажется, что надо возражать, поддерживают то или иное предложение, когда надо возражать… И так без конца не знаешь, поддержит ли Рейтерн, Грейг или Тимашев то или иное вроде бы прогрессивное предложение. На совещании под председательством великого князя Константина Николаевича был поставлен вопрос увеличить денежные средства Морскому министерству для кораблестроения, нужному для обороноспособности, но министры вынесли отрицательное заключение, Рейтерн и Грейг заявили, что для строительства броненосных судов как для Балтийского, так и для Черного моря отпускать денежные средства нерационально, пусть Морское министерство находит средства в самой смете, так они и доложат императору.