Жизнь графа Дмитрия Милютина

Петелин Виктор Васильевич

А потом погребальные дни не давали покоя министру: три видных деятеля умерли почти одновременно. Граф Армфельд и генерал-адъютант Краббе страдали долго, измучили близких и врачей, особенно генерал Краббе, едва узнавал людей, приходил в ярость, истязая врачей и прислугу. В дневнике Милютин записал: «Эти два человека – Краббе и Корф – были две противоположности в нравственном отношении: один – топорный, малообразованный, другой – с высокой культурой и государственным умом; один – грубый до цинизма, шутник, сквернослов, другой – олицетворение деликатности, приличия в формах и речах. Краббе прикрывал свою хитрость и изворотливость постоянным юмором и паясничанием; никто не говорил с ним серьезно, а между тем он умел забрать в свои руки все морское ведомство, сделаться правой рукой генерал-адмирала, Константина Николаевича, и пользовался расположением всех членов императорской фамилии. Граф Корф – всю жизнь провел за кабинетной работой; много важных дел государственных прошло чрез его и по званию государственного секретаря, и по заведыванию II отделением собственной е.в. канцелярии, и по председательству в Департаменте законов; он был человек тонкий, обладал способностью хорошо говорить и писать; но, воспитавшись в школе Сперанского и Блудова, в эпоху Николая I, бар. Корф, как и все современные ему государственные люди, отличался изворотливостью в ведении дела, прилаживанием к чужим взглядам и неустойчивостью собственных убеждений. До высших чинов и званий он оставался ловким чиновником и за то не пользвался тем уважением, которого заслуживал бы по своим способностям, образованию и уму» (Милютин Д.А. Дневник. 1876–1877. С. 8).

Противоречивые слухи из Европы не помешали России успешным действиям ее в Азии. Милютин, как обычно, ездил с проверками военных учреждений, встречался на совещаниях с генералом Кауфманом, Крыжановским, графом Гейденом и генерал-лейтенантом Богуславским по восточным делам, возник вопрос о занятии всего ханства Кокандского, а Министерство иностранных дел возражает против этих успешных действий, вот и приходилось созывать совещание по этим спорным вопросам. А между тем генерал-майор Скобелев захватил Андижан после продолжительного бомбардирования, без больших потерь. Генерал Кауфман предложил продолжить наступление в Туркестанском крае, но нужно усилить эту армию. С этими вопросами Милютин и Кауфман пришли к императору и изложили сложности этого предложения. Император согласился с этим предложением и повелел открыть наступательные действия весной текущего года. А государственному канцлеру князю Горчакову умерить свои возражения против покорения Кокандского ханства. Государь разрешил усилить русские войска на Востоке. Затем Милютин и Кауфман побывали у князя Горчакова и доложили ему о решении императора продолжать успешное овладение Кокандским ханством. Горчаков с удовольствием выслушал это решение, а сам прочитал телеграмму русскому послу Новикову в Австрию о турецких делах в Герцеговине и Черногории.

В день смотра большей части войск Петербургского гарнизона в присутствии императорской фамилии Милютин, готовый к выходу, столкнулся с крайне взволнованным киевским генерал-губернатором князем Дондуковым-Корсаковым, который, прямо в слезах, бросился Милютину на шею и, рыдая, просил его выслушать:

– Представляете, Дмитрий Алексеевич, старший сын мой, офицер Кавалергардского полка, женился на какой-то певице, которая старше его на целых десять лет, женился тайно, не спросив нашего соглашения, не спросив разрешения полкового начальства. Мы в отчаянии, особенно мать… Это поступок легкомысленного и слабохарактерного мальчишки, которого провела хитрая и ловкая женщина. А теперь ему грозит отставка за противозаконное вступление в брак.

Князь Дондуков-Корсаков был у императора, просил его оставить сына в армии. И, глядя на чуть-чуть успокоившегося князя, Милютин с горечью подумал: «И сколько таких молодых неудачников… Взять хотя бы великого князя Николая Константиновича, его ведь тоже обманула ловкая европейская красавица, заставившая князя украсть семейные драгоценности, а император надеется вернуть ему княжеские привилегии. Ох, какая жизнь-плутовка… Как бы не забыть, что все начальствующие лица после смотра приглашены во дворец к завтраку…»

Весной русский генерал барон Родич вступил в переговоры с вождями восстания, они пошли на переговоры. В это время Порта согласилась на перемирие с восставшими, перемирие продолжалось двенадцать дней. Выслушав семь пунктов требований восставших, Порта дала указание главнокомандующему своими войсками Мухтар-паше вновь начать военные действия против восставших.

26 марта 1876 года восставшие предъявили свой Меморандум требований к Порте: передать треть земель в собственность христианам; очистить эти области от турецких войск, оставив гарнизоны лишь в шести городах; выстроить все разрушенные церкви и дома, снабдить христиан продовольствием, три года не брать налоги с населения; христиане не сложат оружия, пока мусульмане вооружены; поставить под контроль европейской комиссии восстановление всего разрушенного в Герцеговине; русские и австрийские агенты должны наблюдать, как турки исполняют все эти требования. Боснийские вожди восстания предъявили такие же требования к Порте, которая тут же отказалась от переговоров и двинула войска на восставших.

Имперские правительства были против чрезмерных требований восставших, а князь Горчаков считал эти переговоры вполне удовлетворительными, главное достигнуто, восставшие готовы сложить оружие на определенных условиях, а в этих условиях можно что-то уточнить, от чего-то отказаться, что-то переписать. Граф Андраши почти то же самое писал в своих предложениях…

– Теперь слово останется за пушками, и надо выждать дней десять результата боя, – уточнял свою позицию князь Горчаков, прочитав только что телеграмму русскому послу в Австрии. – Но надо продолжать союзнические отношения между европейскими державами. Россия не преследует своекорыстных приобретений, как Австрия, я вам не раз говорил, что не стоит увлекаться восточной политикой, полностью захватывать Кокандское ханство, Великобритания чрезмерно обеспокоена этим захватом… Главное, чего хочется достичь, – это соблюдение мира в Европе и улучшение положения турецких христиан.

Милютин и Кауфман молчаливо выслушали приговор князя Горчакова, они знали, что делали, ведь император только что согласился на усиление русской армии в Средней Азии. Но восставшие турецкие христиане тоже их беспокоили, а потому они внимательно следили за европейскими событиями.

Из Константинополя шли грозные предупреждения, что султан задумал выступить против Черногории, поддержавшей восставших, задумал сразу подавить восставших повсюду, нападет с двух сторон, из Герцеговины и Албании. Потом Порта тут же отказалась от своего намерения. А у князя Горчакова сложилось впечатление, что Порта опасается, что черногорский князь сам нападет на Порту. И об этом сообщила европейским правительствам. Милютин получал сведения об этом трагическом конфликте, но ежедневные обязанности министра отвлекали его от того, чтобы внимательно следить за всеми тонкостями дипломатической игры. Он должен был написать отзыв о формировании финляндской армии, у него возникло много замечаний и предложений, он был против того, чтобы финская армия была полностью свободна от центрального правительства империи, от русской армии. Но как подписать такое решение, если знаешь, что император принимал финляндцев и полностью одобрил их предложения? Не раз уж Милютин сталкивался с таким положением и чаще всего уступал императору. Такова судьба министра… Но с удовольствием поехал к Дондуковым, чтобы сообщить им радостную весть, что их сын снова будет служить в армии, а его противозаконная женитьба не будет использована против него. Но все это как бы отходило на третий план, как только Милютин узнал, что государственный контролер вновь возбудил дело с обвинением Военного совета в том, что он неправильно решил одно подрядное дело в Виленском округе в 1867–1870 годах. Милютин уже не раз выступал в Комитете министров с опровержениями, но государственный контролер вновь и вновь возбуждает его. Естественно, Милютину пришлось выступать, намеревался выступить хладнокровно и спокойно, но неожиданно хладнокровие его покинуло, он загорячился и не достиг цели. Государственные контролеры Грейг, Абаза и министр финансов Рейтерн упорно доказывали, что они имеют право вмешиваться во все дела, которые касаются государственных интересов. Министр государственных имуществ Валуев, почувствовав, что обе стороны чрезмерно взволнованы, хотел как-то примирить их, но не получилось, пришлось вопрос отложить до следующего заседания. Но в потоке дел об этом конфликте Милютина и Грейга как-то позабыли. А может, из-за того, что Милютин частным образом поговорил с Грейгом и убедил его, что Военный совет в том случае не ошибся? Вполне возможно, что и так…

Из Средней Азии пришли хорошие новости: предводитель кипчаков Абдурахман-Автобачи сдался генералу Скобелеву, претендент на ханство бежал в горы, депутация от разных городов просит русского царя принять ханство в подданство Русской империи. Так возникла Ферганская область в России. Но что скажут англичане? – спрашивал князь Горчаков. Англичане в своей прессе просто злобствуют против России.

Милютин, узнав о том, что князь сербский Милан Первый Об-ренович и князь черногорский Николай Второй Петрович Негош заключили между собой союз и послали в Грецию предложение присоединиться к ним, заключив с ними оборонительный и наступательный договор. Император Александр Второй заверил князей, что в этом союзе Россия не примет никакого участия. Значит, снова христиане останутся наедине с турками, и борьба вспыхнет с новой силой.

На одном из докладов Милютин спросил императора:

– Ваше величество, положение в Европе осложняется. Может быть, нам пора приступить к каким-нибудь предварительным приготовлениям по военной части?

– Нет, Дмитрий Алексеевич, не пора. В этом нет никакой надобности. В Европе и без того не перестают распускать слухи, что мы вооружаемся.

Столь же хладнокровно и яростно обсуждался вопрос о долгосрочных поставках заготовления провианта. Выгодны или невыгодны эти поставки? – спрашивал военный министр, отстаивая точку зрения Военного министерства и возражая Государственному контролю. На заседании выступил главный интендант, начальник Главного интендантского управления Военного министерства, генерал-адъютант Михаил Петрович Кауфман. Он выступил дельно и спокойно. Но Грейг, «как всегда, был беззастенчив до нахальства», яростно отверг все солидные доводы. Рейтерн, Абаза, Тимашев, Потапов, принц Ольденбургский поддержали Военное министерство. Валуев тоже голосовал за доводы Военного министерства, но дело испортил председатель Комитета министров Павел Николаевич Игнатьев, заявивший, что много лет тому назад он был противником новой системы долгосрочных поставок, его тут же поддержал Грейг, снова начиналась буря полемики, а час был поздний… «И на новом заседании правительства снова будет поднят все тот же вопрос? – думал Милютин. – Сколько же этих желчных и раздражительных прений возникает у нас в Комитете, как только обсуждаются военные вопросы? Сколько же времени и сил, сколько испорченной крови тратится на подобную бесполезную борьбу в самой среде министров! Какие уж тут приготовления к войне, которая, кажется, вот-вот начнется…»

По просьбе князя Милютин зашел к больному Горчакову. Больной никуда не выезжал, но с Милютиным ему хотелось поговорить как о турецких, так и о среднеазиатских делах. Горчаков рассказал о донесениях, которые он получил от послов. Порта оказалась слабой, она полностью приняла ноту трех императоров, теперь необходимо прекратить военные действия со стороны восставших, а это самое трудное в конфликте. Об этом идет дипломатическая переписка. Милютин доложил императору суть разговора с Горчаковым. А потом Милютин заехал к Горчакову и рассказал о разговоре с императором.