Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 4.
Шрифт:
Давний мой друг и покровитель с живым интересом слушал как о новшествах в изготовлении пушек, так и о покорении восточных морей. Его советы полны были выстраданной житейской мудрости.
– Ты, Александр Иванович, отвращение свое к первенствующей ныне фамилии сдержи. Хотя б и были причины, помимо них теперь никакого дела не сделать.
– С ними тоже не сделать. Беда в том, что сибирским вице-губернатором сидит князь Владимир Владимирович, брат фельдмаршала. Понятно, с караванной торговли кое-что имеет. А Остерман, лиса хитрая, предложил Тайному Совету запросить его мнение об учреждении восточной компании, и до получения
– От кого будут ожидать больше денег, того и послушают. Твои прибытки многим на зависть.
– Да уж, с крестьян столько не слупишь! Подушного со всей империи сходит четыре миллиона...
– Три или три с половиной. Недоимки учти.
– Да, Яков Вилимович, верно. Оброки помещикам никто не считал, но, думаю, в совокупности поменьше будут...
– Как знать: в иных имениях рублей до двух с души доходит.
– Только в подмосковных торговых селах. По захолустьям - полтинник, и то много. Не в этом суть - а в том, что в умелых руках торговая компания больше дает дохода, чем целая губерния! В Остенде получали прибыток от миллиона до двух ежегодно. Горстка моряков, купцов и приказчиков. Хочется мне, чтобы хоть верхушка нашего шляхетства сию разницу на собственной мошне ощутила и пожелала оброк променять на дивиденды. Тогда придет время задуматься о неразумии российских законов.
– Ты все еще тешишься этой блажью? У нас не Англия. Дай мужикам волю - они станут жить, как волки в лесу. И так порядка нет, а без хозяйской руки совсем одичают.
– Так воля-то не для них, а для меня! Чтоб невозбранно нанимать любого, который нужен, не спрашивая владельцев! А кто не нужен - пусть живут, как угодно. Хоть шерстью обрастают - мне что за дело?!
– Не по-христиански, граф, рассуждаешь... Отеческое попечение должно быть.
– Три шкуры драть, да девок портить - вот и все попечение крестьянам от благородных. За очень редкими исключениями. Впрочем, черт с ними: я не спорить с тобой приехал. Дай совет: из отставных или отпускных артиллеристов кому поклониться, чтоб моих людей стрелять поучили? Самому некогда.
– Ты что, приватную армию хочешь набрать?
– Флот, Яков Вилимович. Давно уже имею. Полдюжины кораблей своих, да на паях с Демидовым столько ж. Еще два заложены: таких, что впору в линию ставить.
– Так одолжи у Гордона флотских канониров.
– Его канониры суть скопище пентюхов и охреянов: дельные все в турецкую войну от чумы вымерли. К тому же главный в Адмиралтейств-коллегии не он, а Сиверс; линейными же кораблями командует фон Верден. Оба мои недруги с давних пор.
– Ладно. Посоветую, кого вспомню. Завтра, на свежую голову: память уже не молодая.
Беседа вновь вернулась к китайскому торгу. Брюс поднялся, с трудом разгибая поясницу. Подошел к водруженному на отдельный столик двенадцативершковому глобусу.
– На Восточном море фактории христианских народов есть только в южной части оного. Исключая наш Охотский острог. Грех не использовать преимущество, дарованное России от Бога. Каким образом - я тебе, Александр Иванович, не советчик, ибо в коммерции не сведущ. Однако государь Петр Великий не зря на сии отдаленные края царственный взор свой обратил.
– Думал я о том, но как извлечь пользу - не нашел. Понимаешь,
– На откуп меховую торговлю тебе не дадут?
– Сам не возьму. Невыгодно! Сава Лукич говорит, что в Пекине и Урге ныне мягкая рухлядь в большом избытке, и запроса на нее нет. Наши перестарались с вывозом, а богдыхан Юнь-Чжэнь воспретил носить платье на меху. Вероятно, с иезуитской подсказки: для удержания денег в государстве. Так что сибирские караванщики соболей чуть не даром отдают, себе и отечеству в большой убыток. У европейской системы - свои недостатки. Иметь бы хоть небольшой серебряный рудничок... Можно и обойтись, конечно: в Англии и Голландии серебра сроду не капывали, а в деньгах недостатка не имеют. И я не буду иметь, коли сохранится возможность китайский чай продавать в Европе.
– Тамошним государям, полагаю, тоже не нравится, что деньги от них уходят.
– В том и дело. Положение в высшей степени шаткое. Где имеют собственный торг с Востоком, стараются не пустить чужой товар всеми средствами. Более-менее лояльны купцы Италии и Германии, кои получат выбор: купить у меня или, скажем, у голландцев. Но за их благосклонность придется бороться с теми же голландцами не на жизнь, а на смерть. Или с англичанами, которые тоже теряют.
– Не слишком сгущаешь краски? Канониров учить собрался... Можно подумать, война!
– Война и есть, Яков Вилимович. За такие деньги - убьют и пардону не спросят. Главное, что мне нужно от наших властей - недвусмысленное заявление, что враждебные действия соперников повлекут репрессалии против их купечества в России.
– Ну-у-у, дорогой мой Александр Иваныч, этого ты от Остермана с Головкиным не добьешься!
– Надеялся добиться от Долгоруковых. Но, честно говоря, сомневаюсь в успехе. Ставил на людскую алчность - однако у этих лень преобладает даже над алчностью. Присосаться к казне и почивать на лаврах, вот их метода.
– Ты слишком нетерпелив. Пойми, двор озабочен другими делами. Большая охота кончилась, пройдет и царская свадьба. Вот когда все уляжется... Надо выждать. Блаженной памяти государь император Петр Алексеевич уж на что бывал скор - и то, случалось, грамот на заморскую торговлю купцы годами ждали.
– Он занят был. Отнюдь не ловлею зайцев, как ты знаешь. Хотя в предпочтении сих зверей челобитчикам есть определенный резон: зайцы убегут, а люди никуда не денутся. Последнее время совсем дураком себя чувствую. Ладно, служба моя здесь никому не нужна - но деньги!
Вернувшись в Москву, я убедился: война идет и тут. В мое отсутствие на компанейскую контору напали разбойники, убили Матвеича, перевернули все вверх дном. Сокровища, понятно, искали: не пришло татям на ум, что крупная коммерция - это не сундуки с золотом, а векселя и ассекурации. Шайка многочисленная (десятка два или три) и наглая беспредельно. Приказчики мои разбежались; городская стража из обывателей, с дубинами и трещотками, попряталась и притаилась; даже гарнизонная воинская команда предпочла не вступать в прямой бой с ворами, а пугать оных издали выстрелами в воздух. Так и ушли безнаказанно. В ответ на претензию губернатор Плещеев развел руками: