Жизнь и приключения вдовы вампира
Шрифт:
– Их родным дядей. У которого нет и не может быть своих деток. Ни у него, ни у его брата в браке с графиней. Род пресекся бы. А так - это их кровные потомки!
– Вы об этом говорили с графом?
– Моя жизнь с его братом - каторга.
– Потерявши голову, по волосам не плачут.
– Аким Евсеич вздохнул и почувствовал, как сумбур в его душе несколько улёгся. Однако единственно чего он теперь желал - не видеть эту женщину, чтобы разобраться в обуревавших его противоречивых чувствах.
– А теперь позвольте мне удалиться.
– Мне необходим совет...
– её голубые глаза смотрели так доверчиво, почти с мольбой, что ни один мужчина в мире не оставил бы её без поддержки. Тем более Аким Евсеич со всем сонмом своих чувств.
– Это очень серьёзно... и я... довериться могу только вам, - промокнув платком с графским вензелем слёзы, она немного успокоилась.
– Вы взволнованы, мы оба устали после бала. Я думаю, будет разумнее, если через день или два я нанесу вам визит с отчетом о состоянии ваших дел и мы неспешно, не скрываясь и не торопясь, благопристойно обсудим всё, что вы сочтёте необходимым.
– Нет! Более я не решусь! Сейчас или никогда!
Аким Евсеич чуть склонил голову, кивнул, всем своим видом подтверждая согласие слушать.
– Я... я не могу выносить общение со своим мужем! Это грех! Великий грех! Но я... я... не желаю его выздоровления.
– А что ваши... отношения с графом ... м... м... прекращены?
– Да! Только при этом условии его брат согласился на наш... союз. И я... я поклялась ему...
– Но иначе и быть не может.
– Как-то не очень уверенно проговорил Аким Евсеич, невольно вспоминая некие интимные события.
– Вы же венчаны.
– Я... я помню чудную ночь в Бирючинске.
– Думаю, для вас будет лучше забыть случившееся.
– Аким Евсеич замолчал, понимая, что ищет оправдания и себе и этой женщине.
– Вы вышли замуж без привязанности, ради детей. Вас можно понять. Но... эта съёмная квартира... вы же теперь проживаете в доме мужа.
– Да... дети... Я в те годы была молода, неопытна... А граф... Помилуйте... не судите строго.
– Она с мольбой смотрела на него.
– А квартира оплачена графом за год вперед. Вот и числится пока за мной.
– В законном браке графа нет любви и нет потомства, но есть деньги. Но у вас теперь всё слава Богу. А нелюбимый муж...
– перед взором Акима Евсеича как живая встала картина обеда у Кузьмы Федотыча, заплаканная Натали и весь пережитой тогда ужас.
– Стерпится, слюбится, - неуверенно и глухо проговорил он.
– Встретив вас, я впервые почувствовала надежную опору сильного мужского плеча. И поверьте, это не лоск красивого гардероба, это нечто большее, что я увидела в вас. И только в вас!
– Она стояла вполоборота к Акиму Евсеичу, свет канделябра вспыхивал и мерк в её глазах. За окном ночь накрыла своим покрывалом спящий город. Только протяни руку, и коснёшься её плеч. Он помнил вкус этих губ, жар этих рук... и теперь...
– Зачем вы мне рассказываете столь личную историю? Чем я могу вам помочь?
– Пытался преодолеть соблазн Аким Евсеич.
– Мой муж болен. Одному Богу известно сколь долго продлятся его страдания. Он
– Она продолжала всё также стоять вполоборота к нему, и крупные слёзы медленно катились из её глаз.
– Но это... ужасно желать...
– Акиму Евсеичу вдруг показалось, что по комнате, блестя золотыми драконами на красном бархате халата, прошёлся, криво усмехаясь, Кузьма Федотыч, - ... смерти своему мужу...
– хотел было воскликнуть, но горло сдавил спазм и вырвался сдавленный шёпот. Марья Алексеевна будто не заметила состояния Акима Евсеича. Она протянула к нему руки и прижалась горячей щекой к его лицу.
– Если бы я мог вам помочь!
– Она казалась столь беспомощной, что в этот момент он готов был стереть в порошок этого жестокосердного графа!
– Я найду способ освободить вас от истязателя!
– Не надо, нет! Нет! Я не желаю впутывать вас в эту историю!
– Но вы уже впутали меня, рассказав горькую правду! Каково - то мне будет знать, что вы в руках истязателя? Поверьте, я знаю, что это такое!
Она всхлипнула, её губы коснулись его губ, он крепко обнял её за плечи, притянул к себе...
Вместо ожидаемого блаженства, странное раздражение испытывал Аким Евсеич лежа в постели рядом Марьей Алексевной. Всё-то ему казалось, что кто-то ходит под окнами, и вроде даже хохочет.
– Кто же там может ходить? Скоро рассвет. Самый сон, - улыбалась Марья Алексеевна. Но прислушалась: - Так это какой-то загулявший пьяница ...
С улицы явственно послышался дикий хохот и тут же резко оборвался. А Аким Евсеич вдруг узнал голос Кузьмы Федотыча:
– Клялась мужу верной быть? Ха-ха-ха, - заливался смех.
– Но вместе с тобой в постели! Клятвопреступница! Пре-лю-бо-деи!
– и опять жуткий смех доносился с улицы.
– Вы не слышите? Он будто что-то ещё и кричит?
– Есть мне дело в сей момент какого-то гуляку слушать?
Но Аким Евсеич не в силах сдержаться, вскочил с кровати и кинулся к окну. Крупный мужчина в роскошном чёрном пальто, сняв шляпу, кланялся кому-то невидимому и продолжал выкрикивать:
– Потешаем дьявола! Потешаем!
– И опять громко и жутко в предрассветной тишине смеялся.
– Сгинь! Изыди!
– шептал Аким Евсеич, глядя в окно. Но почувствовал прикосновение упругой груди, лёгкое касание руки по щеке:
– И кого же вы там увидели?
– Чуть приоткрыв уголок шторы, Марья Алексевна выглянула в окно.
– Улица пуста. Ежели и был какой гуляка, то теперь убрался восвояси.
Но Аким Евсеич ясно видел, как на мостовой напротив окна продолжал кривляться все тот же господин в чёрном пальто.
– Свят! Свят!
– перекрестился он.
– Зятёк в красном бархатном халате изволил появляться, а этот в чёрном пальто. Тьфу! Что это я? В уме ли?
– О чём вы? Ну, причём ум, когда вы в постели с женщиной? Однако... однако...
– и потянула его за руку в кровать.