Жизнь и приключения вдовы вампира
Шрифт:
– Батюшка?
Он сжал ладонь в кулак, будто собирая из воздуха невысказанные мысли. И в этот момент Федот доложил:
– В прихожей дожидается Акинфий, говорит спросить надобно, покель вы не уехали.
Аким Евсеич вздохнул, как показалось Натали с облегчением, и вышел из комнаты.
Вампир самозванец
Глава 28
В день приезда Марьи Алексеевны и Кирилла Романовича в городе опять случилось невероятное событие. Церковную лавку, ту, что у входа на кладбище, кто-то
В это же время Аким Евсеич встретив Марью Алексеевну и её супруга, препроводив их в усадьбу и поручив Настасьи, вернулся домой. А там его уже дожидался посыльный от околоточного надзирателя, который сообщив о происшествии, добавил:
– А когда прошли по следам, то выяснилось, что ведут они к склепу Кузьмы Федотыча. И там пропадают. Вот меня и отправили по вашу душу.
– Тьфу, на тебя! По мою душу Господь Бог разве что послать может. А моему бренному телу придётся вместе с тобой на пролётке трястись!
– В сердцах ругнулся Аким Евсеич.
На кладбище возле склепа Кузьмы Федотыча на лавочке соседней могилки восседал околоточный надзиратель. Он периодически доставал огромный носовой платок и издавая трубный звук, сморкался. Напротив него приплясывал от нетерпения церковный служка. А из склепа слышалось, будто там ещё один надзиратель, не переставая, сморкается. Аким Евсеич подошёл ближе:
– Фу, это чем же тут несёт?
– Брезгливо сморщился он.
– Так севухой, однако!
– нетерпеливо переступил с ноги на ногу служка.
– А может и, спаси Господи, покойничком. Ведь ежели он опять вылез из могилы, а мыться-то за всё время токмо раз и приходил...ну, в ночлежку, помните?
– Будет вам!
– одёрнул служку надзиратель. И не вставая с лавочки, указал на склеп.
– Загляните. Тамошний житель утверждает, что он и есть Кузьма Федотыч.
Аким Евсеич только головой покачал:
– Глупость, ей Богу, глупость!
– Однако для порядка гляньте: узнаёте зятька или нет?
Аким Евсеич сделал шаг в склеп, некоторое время присматривался к полумраку. Наконец разглядел какую-то бесформенную фигуру, устроившуюся в груде какого-то тряпья на лавке рядом с могилой. Фигура издавала непрерывный храп, и вонь стояла такая, что Аким Евсеич выскочил назад как ошпаренный.
– Я тут для полноты картины отправил человека в ночлежку за Марфой. Пусть посмотрит: не этот ли Кузьма Федотыч к ним приходил?
– И надзиратель опять протрубил носом.
– Простуда сильная, а вот, поди ж ты, никакого покоя! Вон, похоже, приехала. И кто это с ней?
Меж могильных холмиков и крестов петляли четыре человеческих фигуры. Когда фигуры приблизились, Аким Евсеич только и мог, что с удивлением спросить:
– Эти-то зачем?
– и сел рядом с приставом.
– Кто ж их знает?
– тяжело вздохнул пристав и поднялся с лавки.
Дородная женщина, в широкой юбке, то и дело цепляясь подолом за высохшие на могилках ветки и прутья, первая пробралась к склепу.
– Кузьма Федотыч? Кузьма Федотыч? Это я, Марфа! Покажитесь, Христа ради!
– Она просунулась в склеп,
– Марфа? Какая ещё Марфа?
– А помните, как помыться приходили в ночлежку? Токмо темно туточки, не разгляжу толком. Пахните точнёхонько как в прошлый раз, ежели по запаху - вроде Кузьма Федотыч. Но вышли бы на свет божий, чтоб мне уже определённо узреть вы это, али не вы? Должно быть...
– Умолкни, чёртова кукла, голова раскалывается.
В склепе послышалась возня и из него сначала подбоченясь вышла Марфа и остановилась, прикрывая лицо ладошкой так, чтобы свет не мешал рассмотреть того, кто пытался вылезти следом.
– Не рассыпался бы. А то ить сколь лет в земле-то... Ох, охохошеньки! Матушки мои!
– попятилась за надзирателя Марфа.
– Цыц, дура!
– И из темного прохода показался крупный грязный мужик.
– Он! Ей Богу он! Как на духу говорю! Своими глазами видела. И халат тот помню. Ну, теперь-то его уж нет. Халата нет, значит, - крестилась Марфа.
– Сожгла я халат-то. Истинный крест, сожгла. Хоть и материя с золотой вышивкой, но истинный крест, сожгла! А было время, стирала я его. Все рученьки...
– Умолкни, Марфа!
– рявкнул надзиратель, поняв, что никаким другим способом заткнуть этот словесный фонтан невозможно.
В нескольких шагах от склепа, возле соседней могилки в сопровождении извозчика стояли граф и графиня Сташено-Дагомышские.
– Боже милостивый, Кирилл Романович, Марья Алексеевна, вы-то как тут оказались?
– Мы первые, а там и другие пожалуют посмотреть. Говорят, околоточный надзиратель вас Аким Евсеич и Марфу пригласил, чтобы, как полагается по закону, оформить вот уж не знаю воскрешение Кузьмы Федотыча или восстание вампира из гроба?
– Спокойно, как о чём-то обыденном высказался граф Кирилл Романович.
– Так что очень разумно с вашей стороны, строить доходные дома. Прелюбопытная история.
– Кивнул в сторону оборванного и грязного персонажа и улыбнулся так, будто в цирке на клоунов смотрел.
– Мы теперь свидетели и можем сами доподлинно рассказывать о странном и пугающим происшествии. Особенно важно, что и околоточный надзиратель - Марья Алексеевна повела рукой в его сторону, - это событие в соответствии с законом подтвердит! Вот, всем неверующим доказательство!
– указала пальчиком в кремовой перчатке на мужика ошалевшего то ли от женского стрекота, то ли просто ещё не совсем протрезвевшего. И продолжила:
– А по дороге нам Марфа в подробности рассказала, как Кузьма Федотыч мыться в ночлежку приходил! И что сей факт, тоже документально зафиксирован.
И тут у Акима Евсеича лопнуло терпение:
– Да вы что, господа хорошие, все с ума посходили! Какой это Кузьма Федотыч? Пьянь подзаборная!
– Значит, вы своего зятя не узнаёте?
– осведомился надзиратель.
– Нет!
– Не помня себя, взвизгнул Аким Евсеич и бросился вон с кладбища.
– Зато я помню! Он это! Как есть он! Я-то помню. Вот в тот раз...
– Понятно, замолчите!
– заткнул фонтан надзиратель.
– Дорогая, пойдем. Мы достаточно увидели. Теперь ты с полным правом сможешь рассказывать в свете странную, просто жуткую историю.
– И граф Кирилл Романович, поддерживая жену под руку, повел её к дожидающейся у входа бричке. Следом за ними, поминутно оглядываясь и мелко крестясь, плёлся извозчик. Ещё один доподлинный свидетель восстания вампира из гроба. И можно было не сомневаться, местный трактир сегодня вечером будет переполнен гудящей толпой.