Жизнь и судьба: Воспоминания
Шрифт:
Однако ждать пришлось еще два года, пока Алибек не закончил юридический факультет и не получил диплом «кандидата прав», обеспечивающий молодому юристу должность «помощника присяжного поверенного» (соответствующая печать уже заготовлена).
Итак, молодые люди решили соединить свои жизни. Но она — православная, а он — мусульманин. Такие браки в России (как и у католиков) запрещались (об этом в свое время предупреждал дядюшка Алибека), а для протестантов не было препятствий. Тогда Нина решила покинуть православие и перейти в протестантизм [20] .
20
Надо сказать, что Нина вполне могла перейти и в магометанство, раз уж Алибек не хотел оставить веру отцов (для него уже формальную). В России 17 октября 1905 года был издан царский Манифест о свободе совести и вероисповедания. 26 мая 1909 года Государственная дума издала
Думаю, что обе стороны не испытывали особых угрызений совести. Так называемое «передовое», демократическое воспитание (а оно в семье Семеновых, правда, соблюдавших все положенные православные обряды, таково и было; впрочем, еще не известно, пережила бы этот факт Васса Захаровна, человек сложного душевного склада, помнившая печальный опыт из жизни своего отца) приводило зачастую к некоторому, даже не осознанному, религиозному индифферентизму. Главное, о чем думала Нина (она сама не раз об этом мне повествовала), — как бы скорее проделать эту процедуру, так как пастор евангелическо-лютеранской церкви во Владикавказе Э. Аксим требовал годичного испытания, после которого прозелит экзаменовался по знанию Лютеровой библии (она у меня сохранилась из дома Семеновых), истории реформации и необходимой догматики и ритуалов.
Мама была очень прилежна. Язык немецкий с детства знаком. Как же — фрейлен Мари всегда рядом. Но ждать год? Какой ужас! Пришлось обратиться к доктору Магомету Далгату, вернее, к его супруге, персидской рыжеволосой ханше (и дочь ее, наша тетя Жени, тоже рыжеволосая). Дама эта была в городе известна своим благотворительством. Она переговорила с пастором и пообещала ему существенную денежную помощь для общины. Пастор согласился на испытание в течение нескольких месяцев. Но перед этим требовалось согласие на перемену конфессии от Областного Правления Терской области, которая, как известно, подчинялась военному ведомству (Область Войска Терского). В это Правление Нине пришлось 16 июня 1916 года подать прошение. И ответ от 3 августа 1916 года (как незамедлительно действовали тогда чиновники!) пришел самый благоприятный, под названием «Объявление» (№ 40 175): «Препятствий к переходу из православия в евангельско-лютеранское исповедание со стороны Правления не имеется» (вот уж были либералы!), о чем сообщается своевременно священнику (так в документе) Владикавказской евангельско-лютеранской церкви. Под «Объявлением» все необходимые подписи, в том числе и полковника, младшего помощника начальника области наказного атамана.
Нина блестяще сдала экзамен и 21 августа 1916 года была принята в лоно евангелическо-лютеранской церкви пастором Э. Аксимом [21] .
Нина с большим трепетом и тоской ожидала приезда Алибека из Москвы и даже попросила тетю Настю погадать ей. Мудрая казачка гадала по-старинному, на бобах. И все приговаривала: «Вот дворжит, дворжит (бобы задвигались), сейчас приедет, уже идет, уже здесь». И в этот момент появился Алибек. А тоска, видимо, была не напрасной. Мама моя, Нина Петровна, через много лет рассказывала, как видела в свои счастливые дни провидческий сон. Входит она в пещеру, где некий старец читает в книге ее судьбу, такую страшную, что бедная Нина от ужаса проснулась и помнила этот сон всю жизнь. Но это было потом, а сейчас любящие встретились, и пастор Э. Аксим обвенчал счастливую пару под Новый год 28 декабря 1916 года [22] . Невесту одарили корзинами с кустами белой сирени. Но что сулил Новый 1917 год?
21
Между прочим, мой отец помог пастору Э. Аксиму уехать за границу в самом начале революционных событий. Свидетельство за № 1039 о переходе в другую конфессию сохранялось в архиве семьи Тахо-Годи в Москве.
22
Гражданский брак зарегистрирован 10 января 1917 года в городе Владикавказе.
А дальше пришла революция, сначала февральская. Это еще можно жить более или менее сносно, особенно в провинции, а потом, что более страшно, — большевистская. Вот когда заколебались весы истории в полном безумии.
Решались жребии людей. Но что люди? Судьбы народов решались. Совсем как в древние времена, когда даже сам Зевс, не зная, что предпринять, бросал на чашу золотых весов жребии героев, и тут уже изрекала свою волю сама всесильная неотвратимая Мойра, Ананка, Айса: как ни назови — все неизбежно.
В это смутное время жизнь Нины и Алибека сразу утеряла былое постоянство, да его вряд ли ожидали. Алибек видел в революции возможность отвоевать свободу и независимость Дагестана, своей родины, и от царской России, почти пятьдесят лет боровшейся с горцами, и от своих же феодальных сословий. Сделать страну гор с ее многочисленными народностями процветающей, цивилизованной, а главное, просвещенной, в дружеском общении с великой культурой России. Таков был его
Зима 1918/19 года поражала неожиданными переменами. К тому же надвигался голод. Если бы не станичная родня — неизвестно, как жить. А тут еще 9 января у Нины родился сынок, слабенький, едва живой. И депутация горцев, пришедшая с поздравлениями, просила выбрать для сына Алибека имя, одно из двух — Шамиль или Хаджи-Мурат. К счастью, бедная мать, еще не успевшая поправиться, остановилась на Хаджи-Мурате (этого хоть не проклинала советская власть). Так у меня оказался старший брат. Однако времени радоваться нет.
Наступают белые части, Добрармия генерала Деникина и казаки, особенно ненавистные дагестанцам. На всякий случай Ниной заранее собраны переметные сумы (хурджины) для Алибека, кони уже наготове. В утренних сумерках верхом Алибек покидает город, мчится через Ингушетию (это же все рядом), переплывает Терек к селению Чми, чтобы избежать казачьих разъездов, и с помощью Сафара Дударова из старинной, родовитой семьи осетин Дударовых (их крепостная башня до сих пор стоит полуразрушенная), своего давнего друга [23] , добирается по Военно-Грузинской дороге до Тифлиса.
23
Революцию в Дагестане возглавили не пролетарии, а горская интеллигенция. Посмотрите их биографии: Махач Дахадаев — выдающийся инженер-путеец (о нем ниже); Уллубий Буйнакский — из бекского сословия; присяжный поверенный (адвокат) Хизроев, Сафар Дударов (в будущем он председатель ЧК Дагестана, о нем ниже). Джалал Коркмасов учился в Сорбонне, Абдулла Нахибашев — внук мюрида Шамиля, и т. д.
Не буду пересказывать своими слабыми словами все то, что произошло не более чем через полчаса после исчезновения Алибека. Привожу рассказ моей мамы из ее «Воспоминаний», мною уже упомянутых раньше [24] :
«…Вдоль нашей улицы загремели выстрелы. Мы видели в окна, как убегали последние красноармейцы, как падали убитые. Вдруг сильный удар потряс нашу парадную дверь и раздался голос: „Открывай!“ С ожиданием всего худшего мы открыли дверь. Перед нами стоял здоровенный казачина. Первый раз я видела, каким лицо бывает в пороховом дыму или, вернее, в копоти от него. Затем раздался голос, назвавший нас по имени. Это был наш хорошо знакомый Миша Полтавский, семью которого мы знали много лет. „Идем с боем, а сам думаю, поскорее бы на Осетинскую улицу, чтобы вас не тронули“, — сказал он. После этого он тут же на наших ступеньках снял сапоги с убитого: „Пригодятся, крепкие“» (с. 53 машинописи). Добродушнейший некогда Миша, теперь суровый солдат, оказался адъютантом полка. Приказал лошадей завести во двор и никого не пускать, что и сделал вестовой. Миша тут же спросил, успел ли уехать Алибек, ведь они хорошо были знакомы по гимназии и по дому Семеновых. Спасибо белому офицеру Мише. Никто не тронул дом на Осетинской улице. Рядом за углом расстреливали раздетых и разутых (сапоги пригодятся) красноармейцев.
24
«Воспоминания» мамы были написаны по просьбе обкома партии Дагестана в 1956 году. Подлинник: Тахо-Годи Н. П., «Воспоминания», хранится в парт, архиве Дагестанского обкома КПСС: Ф. 2370. Оп. 5. Д. 45. В моем архиве есть один из экземпляров этих мемуаров — сделанная мамой идентичная копия. Жаль, что «Воспоминания» не напечатаны.
Шла гражданская война — самая беспощадная. Спасибо старой тете Насте, у которой в каждой станице были или родственники, или друзья, кунаки. В доме миллионера-нефтяника, чеченца Чермоева, что стоит и по сю пору напротив дома Семеновых, разместился штаб белых.
В доме Семеновых поселили английского полковника, эмиссара британских войск (они находились в Закавказье) при штабе белых. Это был образованный, воспитанный человек, который не причинял никаких беспокойств. Иногда просил Елену Петровну, старшую сестру Нины, приготовить ему яичницу с ветчиной. По вечерам он сиживал за фортепьяно (в доме было два рояля, но в голодное время их обменяли на муку). Когда я в 1950 году приехала навестить родных и как-то стала наигрывать пьесы моего детства, в том числе «Кукушку» Дакена, моя тетушка вдруг неожиданно вспомнила давнего полковника, тоже когда-то игравшего эту старинную, изящно-игривую пьеску XVIII века. А вот в дворовых помещениях, предназначенных для хозяйственных нужд, разместили на постой казаков и походную кухню. «Бабка, иди брать пробу», — кричал кашевар старой тетушке-казачке, и тетя Настя, у которой и здесь объявились свои, кормила из общего солдатского котла изголодавшуюся семью.