Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики
Шрифт:
Ректор с интересом рассмотрел мой паспорт, нашел место где фигурирует знаменитый «пятый пункт», и облегченно вздохнул: «Слава богу!» Заметив мой интерес, он продолжил:
— Слава богу, что вы не еврей, а ведь внешне так похожи! За каждого нового еврея мне делают кровопускание в Горкоме. Устроили здесь синагогу, говорят! Действительно, у нас перебор евреев, а ведь на все есть свои квоты. И чего они только сбегаются сюда — ума не приложу, может потому, что ректор
— еврей? И «дядя Абраша» хитро улыбнулся мне, даже подмигнув…
Мы расстались почти по-дружески. Ректор обещал немедленно сообщить телеграммой результаты конкурса.
— Милости прошу, милости прошу! — с этими словами он проводил меня до двери, энергично пожимая мне обе руки.
А в сентябре мне пришла телеграмма из Тольятти: «Вы избраны по конкурсу на вакантную должность доцента кафедры теоретической механики тчк сообщите приезд тчк проректор Подейко».
Надо было готовиться к отъезду. Ехать решил я один, а когда получу квартиру, «выпишу» семью. На работе сказал, что еду строить автозавод в Тольятти, чтобы не подбросили «подлянки» в Политехнический.
Я подал заявление об увольнении с шестого октября — как раз в день моего рождения. На месяц меня имели право задержать на работе, но получилось все иначе. Видимо, директор или Авель сообщили Трили, так как он срочно вызвал меня к себе в Президиум Академии. Я никогда не видел его таким сердитым.
— Ты что дурака валяешь, корчишь из себя обиженного! — почти кричал на меня Трили. — Прикажу, как миленькие проведут тебя по конкурсу. Чего тебе здесь не хватает? Завод захотелось строить в этой России, на колбасе и водке жить?
Я не совсем понял эту последнюю фразу — «на колбасе и водке жить». А здесь я что, на икре паюсной и на шампанском живу? Но я промолчал, и, улыбаясь, заметил, что решил участвовать в стройке коммунизма, и ему, Трили, как коммунисту, должно быть близко это и понятно. Трили аж рот раскрыл от моего лицемерия, но сказать ничего не решился. Мы попрощались, и я ушел.
В последний рабочий день 6 октября я пришел на работу ровно в 9 утра, чтобы не было повода подловить меня за опоздание. Но я не узнал отдела. В большой комнате стоял празднично накрытый стол, на котором были расставлены грузинские яства и возвышался бочонок вина. Пораженный этим событием я спросил, по какому это поводу:
— По твоему поводу! — был ответ Хвингия.
Аллочка Багдоева, много лет спустя рассказала мне, что я, посмотрев на этот стол, покачал головой и философски заметил:
— Эх, при жизни бы так!
Но я сам этой моей реплики не помню. Потом я забрал трудовую книжку и другие документы, и снова пришел в отдел. Были тосты за мой успех, за то чтобы «обо мне было слышно», а Хвингия пожелал, чтобы в России мой «писк» был бы услышан, если меня надумают-таки «давить».
По грузинскому обычаю после поедания вареной телячьей лопатки — «бечи», на этой плоской кости, как на доске, каждый написал свое пожелание. Я эту «бечи» возил с собой повсюду, где пришлось жить, и часто рассматривал пожелания. Особенно понравилось мне: «Помни Грузию — мать твою!» Кто писал, не знаю, но видимо, искренне.
Что ж, буду помнить Грузию, навек не забуду — твою мать!
Глава 5. Тольятти, Тольятти …
Итак, мой друг и наш герой успел унести таки ноги с грозного Кавказа, где его могли «задавить» так, чтобы он и пискнуть не успел. Теперь он навек не забудет Грузию (твою мать!). А в городе «коммунистического будущего» его, конечно же, ждали с распростертыми объятиями, с отеческой заботой ректора — «дяди Абраши». И романтические волжанки подбрасывали в воздух свои чепчики в ожидании кавказского донжуана!
«Размечтался, маразматик!» — пользуясь лексиконом нашего героя, констатирую я истинное положение вещей. В городе на Волге моего друга ждут обманы и разочарования, чуть не доведшие его до суицида, предательства товарища и любимой женщины, собственные малодушие и слабость. Нет, были и приятные моменты, например, научные успехи, а особенно — любовь самой красивой и «правильной» женщины в его жизни. И это немалого стоит!
Но пусть об этом расскажет сам герой, ему-то виднее…
Веселенькое начало
— Тольятти, Тольятти, в тайге и на Арбате — Тебя я не забуду никогда!
Это слова из гимна городу, сочиненные, кажется, сыном ректора Левой, моим будущим студентом-отличником и хорошим парнем. Действительно, Тольятти я не забуду никогда — почти три года, проведенные в этом городе, были ярким этапом моей жизни. Я впервые столкнулся с совершенной самостоятельностью в жизни. В Тбилиси была семья, с ее мнением приходилось считаться, было много знакомых, родственников и товарищей. В конце концов, я первые лет двадцать моей жизни непрерывно прожил там, худо-бедно, но знал законы тамошней жизни, местный менталитет. В Москве рядом были мои благодетели — Федоров и Недорезов, уберегавшие меня от очень непродуманных поступков, была моя любимая Таня, наконец, там жил мой дядя.
А здесь — все ново! Начиная с самого города, который частично, построен на территории бывшего Ставрополя на Волге, большей частью затопленного Жигулевским водохранилищем. Если переплывать водохранилище на катере, то под водой, как в сказочной Винетте, были видны затопленные дома и другие постройки. Мне казалось, что я видел даже затопленную церковь.
В Тольятти постоянно дули ветры, часто несущие с собой пыль, и сторожилы шутили: «Раньше был Ставропыль, а теперь — Пыльятти!». Совершенно неожиданно может разразиться гроза с ураганными порывами ветра, страшными молниями и градом, а через полчаса — снова светит Солнце.
Новое, странное название города, российского и не маленького, названного в честь итальянского коммуниста Пальмиро Тольятти. Может из-за того, что завод большей частью был куплен у итальянцев? Но ведь у итальянцев-капиталистов, а не голодранцев-коммунистов; вот и назвали бы, например, в честь основателя концерна «Фиат» — Аньели. А то, ни с того, ни с сего — Тольятти! В Италии его почти никто не знает, а тут огромный город имени неизвестного дяди с трудновыговариваемой фамилией. Нет, пора переименовывать!