Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики
Шрифт:
Так или иначе, комнату мы сдали, положили жалкие пожитки Наташи в чемодан и принесли его в квартиру, которая была неподалеку. Вторым рейсом мы зашли в спортмагазин и купили надувной матрас с подушками. По дороге взяли выпивку и закуску. Отметили вселение, надули матрас и заснули. Ночью, потихоньку сталкивали друг друга с узенького матраса, так как вдвоем на него не помещались. Назавтра пришлось покупать еще один.
Начало моей «течки» совпало с нашим вселением на новую квартиру. О том, чтобы лечить позорную болезнь в городском диспансере, даже и разговора не могло быть. Как говорил мне наш ректор, Тольятти — городок маленький, и назавтра все «интересненькое» будет известно повсеместно. Поэтому Наташа позвонила в родной город Казань и переговорила со своей знакомой медсестрой о нашей обоюдной проблеме.
— Миллион бициллина в мышцу сейчас и сто тысяч — через месяц. По пачке тетрациклина и норсульфазола в день в течение недели. От выпивки в период лечения воздержаться! — пробубнила мне Наташа советы медсестры.
Мы дружно посмеялись над последним советом «ученой» медсестры, но шприц и пузырьки с бициллином купили. Уколов, естественно, никто из нас делать не умел, знали только, что их делают в ягодицу. Прокипятили шприц (тогда одноразовых не было!), положили его на блюдечко остывать, а сами для храбрости «приняли». От страха нас бил колотун, уколов мы оба очень боялись, тем более от таких непрофессиональных «медиков».
Я раскрыл пузырек с бициллином, это оказался порошок. Как же его колоть, если он порошок? Решили разбавить кипяченой водой. Высыпали два миллиона единиц бициллина на блюдце (а это оказались все десять пузырьков!), разбавили рюмкой воды и размешали ложкой. Получилась каша. Налить больше воды — тогда в шприц не поместится. А так — эта каша и не засасывается!
Вынул я поршень из шприца и ложкой заложил туда кашеобразный бициллин. Затем вставил поршень, надел иглу и приказал Наташе: — Ложись! Да не так, перевернись на живот, я же укол делать буду, а не то, что ты подумала!
Она заверещала, и, дрожа всем телом, стащила с себя трусы и легла на матрас лицом вниз.
Резким движением я воткнул иглу в ягодицу и начал давить на поршень. Лекарство не шло через иглу! Наташа начала издавать стоны, совсем как при половом акте. Я пристыдил ее: она замолкла, положив себе в рот пальцы и прикусив их. Взяв шприц левой рукой, я со всех сил надавил на поршень правой. Наташа взвизгнула, кончик шприца выскочил из иглы и лечебная «каша» брызнула во все стороны. Мы все оказались, как в известке.
Тогда я вынул иглу из ягодицы моей пациентки. Чтобы успокоиться, мы выпили еще, и на сегодня опыты решили прекратить. Даже мыться от «известки» не стали — отложили на утро. Легли сперва на один матрас, сделали «дело», потом я перелег на свой. Снились кошмары.
А назавтра у меня был интересный день — доклад на расширенном Ученом Совете о моей диссертационной работе. Расскажу поподробнее. Желая как-то реабилитировать себя, я как-то зашел к ректору и попросил его устроить «слушание» моей докторской диссертации на Ученом Совете института. Конечно, диссертационного (специализированного) Совета у нас не было, но, во-первых, я получил бы выписку об апробации работы, а во-вторых, общественность института узнала бы, что я не только пьяница и развратник, но и «большой русский ученый».
А ректор предложил мне доложить работу на так называемом расширенном заседании Совета — в актовом зале с приглашением всех желающих. Фолиант мой отдали на рецензию «внутреннему» оппоненту, заведующему кафедрой «Теория машин и механизмов» — Жоресу Самойловичу Равве, наиболее «продвинутому» ученому института в технических науках. Плакаты для доклада у меня были — частично из Грузии, а частично изготовленные здесь между выпивками.
И вот мой доклад должен был состояться именно завтра в 1600, когда утренние занятия будут уже закончены. Крупное объявление было заранее вывешено в вестибюле. Наташа помогла мне собрать плакаты и донести их в двух рулонах до института — листов-то было около сорока.
Но это была не основная трудность, я бы даже сказал, проблема. А проблема состояла в моей болезни, именно в том, что «все текло, но ничего не менялось». Недостаточно опытная в этих делах Наташа, даже посоветовала мне воспользоваться презервативом, но я с гневом отверг эту глупую идею. Представляете себе, если эта штука, наполнившись, слетит со своего места и выпадет наружу через брюки прямо на пол! Это перед залом! Вот и будет причина устроить следующий суицид! Решил надеть несколько пар трусов, а сверху — тугие плавки и спортивные шаровары. Авось пронесет!
Мы с Колей Мокиным развесили плакаты по стенам, а тем временем народа собрался полный зал. Такого аншлага я не ожидал! В зале были представители даже кафедр, далеких от технических наук. Видел и моих коллег по залу штанги, даже видел ту даму с кафедры философии, которую Поносян связывал с отдыхом ректора в Кисловодске. А Лена Абросимова привела свою подругу с кафедры — Тамару, яркую красавицу с иссиня-черными волосами и голубыми глазами.
Дело в том, что Тольятти тех лет был городком в глухой провинции, куда даже железная дорога не подходила. И любое событие, приезд даже самого «замшелого» артиста из Москвы, вызывали громадный интерес и аншлаги.
Помню, мы с Наташей еле достали билеты в наш Дом Культуры, где должен был выступать какой-то никому не известный певец из Москвы. Народ толпился даже в проходах, не говоря уже об откидных местах и балконе. Но мы сидели в первых рядах — билеты ведь взяли по блату. А певец-то вышел весь пьяненький, пускал петухов, а в довершении всего свалился в оркестровую яму. Мы его всем залом тащили оттуда, даже я участвовал в этом — помогал «выкатывать» его из ямы снова на сцену. Дело-то для штангиста привычное!
А тут, вроде, пока не пьян и петухов не пускаю, свой же сотрудник, и — «большая наука». Дурная слава о моей личной жизни только подогрела интерес публики.
Первым выступил ректор. Он говорил о том, что наш институт становится все более привлекательным для ученых со всей страны. И скоро у нас будут свои доктора наук, а один из будущих докторов наук, — и он указал на меня, — сделает сегодня нам сообщение о своей работе.
Я был в ударе. Во-первых, нужно было реабилитировать себя в глазах общественности, да и перед ректором. Во-вторых, Наташа сидела в первых рядах, и мне хотелось показать себя и перед ней. А в-третьих, я неожиданно заметил, что все время смотрю на подругу Лены Абросимовой — красавицу Тамару, просто не могу отвести от нее глаз, да и она смотрит на меня весело и заинтересованно.