Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики
Шрифт:
— Достаточно? — спросил я, и Томкович, кивнув головой, вышел. Через несколько минут он снова вошел и сообщил, что меня ждет ректор. Намного позже, на одном из банкетов, где я случайно сел рядом с Томковичем, он рассказал мне, что ректор намеренно послал меня сперва к нему, чтобы узнать мнение опытного кадровика и разведчика. Томкович и сообщил ему, что, по его мнению, Гулиа — человек прямой, честный и умный.
— Хорошо, — переспросил ректор, — понять, что он человек прямой и честный вы могли, благодаря своим профессиональным навыкам. А откуда вы заключили, что он умный?
— При хорошем костюме у него была нечищеная обувь, — ответил Томкович,
— поверьте, не будет умный человек затруднять себя такими мелочами, как чистка обуви!
Ректор, высокий, худощавый, славянской внешности человек, лет сорока пяти — Евгений Викентьевич Коваленок, принял меня очень дружелюбно, рассказал об институте, о том, что почти готов огромный новый корпус, куда и переведут кафедру теоретической механики; квартиру институт предоставит не раньше, чем через год. А пока — новое благоустроенное общежитие гостиничного типа со своим туалетом и душевой. Во взгляде и словах ректора чувствовалась большая доброжелательность, я понял, что понравился ему. Забегая вперед, скажу, что я не ошибся в этом — он всегда поддерживал и выручал меня, хотя я своими «выходками» принес ему много хлопот.
Я написал заявление с просьбой допустить меня к конкурсу на замещение вакантной должности заведующего кафедрой теоретической механики, и ректор завизировал его.
— Знаете, — подконец признался он мне, — когда вы письмом прислали список своих научных трудов и изобретений, я не поверил, что столь молодой человек может иметь их свыше сотни. И я поручил одному нашему завкафедрой проверить, существуют ли они вообще в природе, не выдуманы ли. Но все оказалось точно!
Я что-то пролепетал про характеристику, но ректор — человек понятливый
— быстро произнес: «Дошлете потом, подождет!».
— Только не подведите, — глядя прямо в глаза, сказал он, пожимая мне руку на прощание, — если изберем — приезжайте обязательно!
— Железно! — твердо ответил я ему, и он долго смеялся мне вслед, все повторяя: — Надо же, слово-то какое — «железно»!
Заседание Ученого совета, на котором должны были рассматривать мою кандидатуру, должно было состояться в двадцатых числах июня — перед отпусками преподавателей. Я затаился и стал ждать известий из Курска.
Последнее партсобрание
Тем не менее, жизнь у нас в Тольятти шла своим чередом. Прибавилось лишь то, что Роман и Галя периодически ночевали у нас, и им стелили постель у меня в кабинете на полу. Галя жила в комнате женского общежития и часто появляться там на ночь Роману было нельзя. Это было не очень удобно для нас с Тамарой, так как ей приходилось снова переходить в холл на свою раскладушку. И утром в эти дни она старалась уйти из дома пораньше. О нашей с ней связи никто не знал, ну а подозревать каждый мог что угодно, «в силу своей испорченности».
И вот в одно такое утро, когда я еще лежал в постели, а Роман с Галей — на полу у меня в кабинете, я по старой привычке, взглянул в окно и увидел медленно идущую к нашему крыльцу… Тоню. Страх мой перед этой грузной коммунисткой с хриплым голосом, выгнавшей меня на мороз в Новый Год, был неописуемым. Я с истерическим криком вскочил с постели и, прикрывая подушкой низ живота, вбежал в кабинет. Мне почудилось, что Тоня может беспрепятственно войти в квартиру и лечь в мою постель, оттеснив меня к стене непреодолимой горой своего тела.
Трусливый Роман заметался, Галя тоже вскочила с постели, прикрываясь, как и я, но уже в двух местах. Роман был не только труслив, но и хитер — жизнь научила!
— Галя, срочно к Нурбею в постель! Легенда: ты любовница Нурбея, а я стерегу вас от Лили! — скомандовал он, и мы в панике подчинились. Я быстро лег на свое место у стенки, Галя — с краю. Белье и одежду Гали, Роман забросил в спальню и приоделся кое-как.
В ожидании звонка в дверь, Роман стоял возле спальни и внимательно смотрел на нас.
— Чего зенки-то таращишь? — по-дружески спросил я Романа, — а то встану сейчас! Я — женатый человек, ты на свою мерку всех не меряй! — выговорил я своего друга.
И тут раздались звонки в дверь — частые, продолжительные. Я заметался в койке, Галю затрясло, как в лихорадке. Каждый из нас вспомнил, видимо, аналогичные случаи из своей «прошлой жизни», и мы адекватно отреагировали. Роман грозно спросил: «Кто там?» и открыл дверь.
В дверь вошли грузной поступью гоголевского Вия. Послышались росомашье ворчание Тони и укоризненный мат Романа.
— Она здесь, она здесь! — раздавался голос Тони, — я хочу на нее взглянуть!
Тут наша дверь распахнулась, и в спальню решительно ввалилась Тоня. За ней трусливо семенил Роман, и я заметил на его глазах слезы, которые он размазывал кулаком по лицу. «Это что-то новое!» — успел подумать я, и привстал с постели, обнажив волосатую грудь.
— Ё-мое, так же и склещиться недолго! Это что, комиссия из парткома? — возмутился я.
— Как вам не стыдно! — истерически завизжала, в свою очередь Галя, — какое вы имеете право врываться в нашу личную жизнь! — вопила она, делая это очень естественно.
«Вот сучки эти бабы, — подумал я, — все до одной артистки погорелого театра!». И грозно прорычал: — Роман, убери свою партийную тетку и уберись сам, иначе мы продолжим при вас, — а это уже будет разврат, о чем я и доложу нашему другу Володе. Подглядывать, — а это называется «вуайеризм», — у нас в стране считается страшным развратом и карается по статье! — нагло соврал я, и толстую Тоню как ветром сдуло. За ней засеменил «плачущий большевик» — Роман, плотно закрыв за собой дверь.
— Что, может воспользуемся своим правом? — в шутку спросил я вздрюченную Галю, но она только выпростала из-под одеяла руку с когтистыми пальцами, уже согнутыми в боевое положение.