Жизнь и время Гертруды Стайн
Шрифт:
Прождав месяц, загрузив все, что можно было, в грузовик, продрожав всю холодную и дождливую ночь в поездке, вся троица (не забудем Баскета) вернулась в Париж. По дороге их остановили бойцы Сопротивления, желая выяснить, кто они такие и куда направляются. Открыли портрет Пикассо. Элис предупредила: «Осторожней, это картина Пикассо, не повредите ее». Упоминания имени знаменитого художника, к тому времени ставшего членом коммунистической партии Франции, оказалось достаточным для пропуска: «Поздравляем вас, мадам, вы можете проезжать»
Их квартира была на замке, все было приведено в порядок. Утренний осмотр на кухне выявил отсутствие
Узнав о приезде, собрались прежние знакомые: консьержка и секретарь владельца дома, переплетчик — все прибежали с вопросами и рассказами о том, как приходили гестаповцы.
Немедленно появился Пикассо. Они обнялись. Все пришли в радостное волнение. Привезенный с собой большой красивый стол времен Генриха IV отдали Пабло, в квартире места для него не нашлось.
Неожиданно на пороге возник Хемингуэй: «Привет, Гертруда, я стар и богат. Давай прекратим цапаться». На что она ответила: «Я не стара. Я не богата. Давай продолжим схватку».
Франсис Роуз приехал в Париж в связи с предстоящей выставкой и, уж конечно, навестил своих обожательниц. Немедленно откликнулся и Брейвиг Имс. Бывший шалопай с нескрываемой гордостью сообщил, что во время войны работал в Информационном бюро, вещавшем на Францию, а ныне открывает в Шербуре радиостанцию [73] .
73
Любимец французских радиослушателей работал всего 2 года. 29 мая 1946 года на скользкой горной дороге джип не вписался в поворот, ударился в дерево и перевернулся. Брейвиг погиб мгновенно.
Стали приходить письма от друзей, жаждавших узнать о самочувствии женщин и расспросить о подробностях жизни в оккупации.
А затем на улицу Кристин посыпались визитеры — как старые знакомые, так и американские журналисты. Похоже, что четырехлетняя жизнь в покоренной Франции, из которой два года в полном отрыве от внешнего мира, добавили популярности Гертруде. Среди посетителей были и два Дональда, оба литературоведы — Сазерленд и Геллап, оба будущие биографы Стайн.
Но особенно популярной Гертруда стала у солдат. Летом 1945 года, каждый раз отправляясь в парк на прогулку (с собакой, естественно) она останавливала солдат на улице, расспрашивала, откуда родом, как служилось, что намереваются делать.
Преисполненные глубокой благодарности к освободителям женщины открыли им свои сердца и дом. Материнский инстинкт никогда не покидал обеих. Не было дня, чтобы кто-нибудь из военнослужащих, в одиночку или группами — иногда по приглашению, иногда случайно — не появлялся у них. Некоторые из посетителей читали свои стихи. Чай, пирожные, иногда ленчи, сопровождаемые историями о пережитых военных годах и рассказами о коллекции. Многие из солдат впоследствии поддерживали связь с Гертрудой, посылая благодарственные письма, делясь событиями их мирной жизни.
Один из ее любимчиков, капитан Джозеф Бэрри, изучал прежде журналистику в Мичиганском университете, а теперь готовил диссертацию в Сорбонне. Прекрасно изъяснявшийся на обоих языках, компанейский парень стал «приемным племянником» женщин. Стоило одной журналистке написать очевидную ложь, критикуя Стайн за неприветливость к солдатам, как Бэрри тотчас же послал письмо редактору в защиту Гертруды. Он также взял на себя обязанности по координации выступлений Гертруды в местах дислокации американских военных частей. По просьбе журнала Лайфв июне 1945 года женщины посетили за 4 дня множество мест в Германии и Австрии, перелетая из города в город на специальном самолете, представленном командованием Американских войск в Германии. Они побывали в Кельне, Кобленце, Франкфурте, Гейдельберге, Зальцбурге.
Интервью следовали одно за другим, от автографов уставала рука. В Берхтесгадене женщины посетили резиденцию Гитлера; военные забавлялись, лазая по дому и по крыше, тогда как Гертруда с Элис уселись в креслах на балконе. Там же временно расположилась коллекция картин, собранная Герингом. Осмотрев ее, Гертруда пришла в восторг и отметила, что коллекция отбиралась под весьма профессиональным руководством. Выступая перед солдатами, писательница, как обычно, не стеснялась говорить, что думает, и в Гейдельберге заявила следующее:
Сержант Сантьяни, пригласивший меня сюда, пожаловался, что я запутала им [солдатам] мозги. <…> Я очень рассердилась на них, они признались, что немцы нравятся им больше, чем другие европейцы. Конечно, сказала я, они льстят вам и слушаются вас, в то время как другие страны вас не любят и говорят так. <…> Могу поспорить, что 4-го июля они [немцы] поднимут наш флаг, и вы, как малые дети, будете польщены целиком и полностью, вусмерть, я говорю об этом с горечью, потому что вам потом придется сражаться с ними опять. Да ладно, сказал один мне, по крайней мере, мы на вершине. Да, ответила я, но на земле есть места поопаснее, чем вершина.
И в другой раз:
Генерал Осборн спросил меня после победы, что, по моему мнению, надо сделать, чтобы просветить немцев. Я сказала, что надо предпринять только одно: научить их непослушанию; пока они послушны, рано или поздно какой-нибудь негодяй прикажет, и тогда случится несчастье. Научите их непослушанию, сказала я, заставьте каждого немецкого ребенка усвоить, что ему надлежит, по крайней мере, один раз в день сотворить доброе дело, и не верить тому, что говорит их отец или учитель; внесите смятение в их умы и, возможно, тогда они будут непослушны и воцарится мир. Послушные воюют, непослушные любят мир…
Несмотря на усталость, Гертруда, казалось, приобрела второе дыхание.
В марте 1945 года вышла из печати книга Войны, которые я видела.Разошлась тиражом около 10 тысяч в течение месяца. В Британии публикация принесла дополнительный гонорар. Стайн купила новый автомобиль, на сей раз полностью оснащенный всеми необходимыми приборами. Проезжая однажды по улице Гранз-Огюстен, они встретили Пикассо. Художник удивился, ведь он советовал ей купить подержанный автомобиль. Она и раньше не слишком воспринимала советы, а уж теперь… «Это именно то, что я хотела. Прощай, Пабло», — и укатила. Так состоялась последняя встреча двух выдающихся личностей в истории литературы и искусства первой половины XX века. Их дружба прошла через взлеты и падения, но оба ею дорожили до самого конца. Гертруда ощущала себя старшей сестрой Пикассо. Они великолепно понимали друг друга, хотя в раздражении иногда говорили ужасные вещи.