Жизнь и время Гертруды Стайн
Шрифт:
Из бесед и собственных размышлений она определила два противоположных термина — индивидуальность, определяемая историей, памятью и личными интересами в определенный промежуток времени, и некую внутреннюю сущность, независимую от каких-либо условий.
Соответственно она различает человеческую натуру, привязанную к пространству и времени (индивидуальность), и человеческий ум, относящийся к сути существования и созидания.
К моменту их встречи Торнтон около восьми лет не писал ничего заслуживающего внимания, превратившись фактически в ‘летающего’ по всей стране лектора. Встреча с Гертрудой расшевелила его. Она рекомендовала уйти от определенной ограниченности, свойственной лектору, специализировавшемуся на одной и той же тематике. Она уговорила Торнтона дать волю воображению, вернуться
Гертруда также заметила в беседе, что жизнь каждого — ее и его включая — полна историй. Они, хотя привлекательны, но сами по себе не так уж интересны. На самом деле интересно, как каждый рассказывает свои истории. Уайлдер посчитал эту встречу, откровенные разговоры в течение многих часов и влияние ее идей и принципов «великой удачей». Позднее он признался: «Насколько я помню, она прочитала всего лишь одну мою книгу… Тем не менее, она взяла на себя труд превратить меня в писателя. В произведениях, написанных мной впоследствии, ее влияние, возможно, и не видно на поверхности, но куда важнее: оно заложено внутри».
В результате частых общений (Торнтон подолгу бывал в Европе и гостил неделями у Стайн) Торнтон решил написать трехактную пьесу Наш городокиз жизни городка в штате Нью-Гемпшир. В письме к Гертруде он сообщает: «… третий акт основан на ваших идеях как основополагающих. И сознаете ли Вы или нет <…> Вы уже глубоко завязли в сотрудничестве».
Неудивительно, что обеим сторонам (Токлас особенно боготворила Уайлдера) не терпелось узнать результаты премьеры: «Мой дорогой Торнтон, где, о, где та телеграмма, как прошло представление, как все прошло, мы встречаем каждое утро словами, почему от Торнтона нет ни слова…»
Волноваться никому не следовало, пьеса прошла с успехом и выдержала 338 представлений.
В 1942 году состоялась премьера другой пьесы Уайлдера На волосок от гибели.Критики немедленно заметили схожесть пьесы с романом Джойса Поминки по Финнегану.Но еще до премьеры, зная, что критика, несмотря на военное время, дойдет до Франции, драматург счел необходимым немедленно исповедаться: «Там много пассажей, написанных под знаком Гертруды <…> Сейчас я вижу, где Фрейд и Джойс ошибались. И отбрасывая свою неверность, припадаю к Вашим дорогим ногам и никогда не буду больше блуждать при лунном свете». Письмо, датированное 25-м марта 1942 года, дошло до Билиньина.
Дневник, который вел Торнтон Уайлдер в течение 1939–1961 годов, содержит неоднократные ссылки на Гертруду Стайн.
Ну, а интерес Стайн к Уайлдеру? Прагматический, несомненно, во всяком случае, первоначально. Такая удача! Человек с престижем в литературных кругах, знакомый с множеством издателей в разных концах страны. Да тут и литературный агент не нужен. И действительно, вскоре Торнтон Уайлдер полностью погрузился в издательские дела Гертруды, рассылая ее рукописи, уговаривая издателей и вербуя читателей самого высокого ранга. И года не прошло после их первой встречи, как он с гордостью сообщал: «Я превратил многих в энтузиастов [творчества Стайн]».
В результате дружбы Уайлдера и Стайн родился замечательный проект, инициатором которого стал Торнтон. Благодаря его идее, усилиям и положению удалось уговорить Йельский университет стать хранилищем рукописей, писем и других документов, составляющих ныне драгоценный литературный архив писательницы. В 1937 году, предвидя войну в Европе, он рекомендовал Гертруде заняться сбором и пересылкой имеющихся документов в Нью-Хейвен. У Гертруды возражений не было — такой проект приносил ей бессмертие! [65]
65
Ныне этот архив хранится в библиотеке редких книг и рукописей Бейнеке при Йельском университете как часть коллекции американской литературы.
Хотя Стайн предварительно намечала Торнтона быть душеприказчиком ее литературного наследства, но годы войны их разлучили, и им стал Ван Вехтен.
Тем же летом 1935 года Билиньин посетили английские знакомые, весьма влиятельные баронет и баронесса Эбди и пригласили Гертруду дать лекции в Оксфордском и Кембриджском университетах. Уже приобретшая солидный опыт таких выступлений, писательница с энтузиазмом согласилась. Колебаний, подобных тем, какие сопровождали поездку десятилетие назад, не было и в помине. В январе 1936 года она отправилась в Англию с лекцией Что такое шедевры и почему их так мало.Гертруда отметила присутствие в аудитории многих американцев в обоих университетах. В Кембридже почти все слушатели были американцами.
Поездка родила новый проект. Композитор лорд Джеральд Бернерс, у которого гостьи останавливались, предложил написать музыку к пьесе Стайн Они должны быть женаты. На их жене.Согласие последовало незамедлительно и вскоре Фредерик Эштон, используя музыку Бернерса и текст Стайн, поставил балет Свадебный букет.Балет повествует о французской провинциальной свадьбе начала 20-го века. Главная героиня, несколько ‘тронутая’ девушка Юлия, когда-то отдалась распутнику-жениху, у которого ныне другая невеста. Брошенная Юлия, теперь донимает его на свадьбе своими притязаниями. Свадебное веселье заканчивается, безутешная девушка остается одна, собачка — ее единственное утешение. Странноватый балет сопровождался хором и рассказчиком. Премьера состоялась весной 1937 года. Гертруда и Элис присутствовали на премьере (по иным сведениям, на генеральной репетиции). Особого впечатления на них постановка балета не произвела, но все равно Гертруда осталась довольна: аудитория несколько раз вызывала на сцену создателей спектакля. Ее сопровождала столь любимая Gloire: «Затем мы отправились куда-то, перезнакомились со всеми, а ведь мне всегда нравится быть львицей. Мне это постоянно нравилось, и это такое умиротворение, когда добиваешься успеха».
Летом 1936 года Беннет Серф навестил Билиньин. Речь зашла об издании антологии напечатанных произведений [66] .
Осенью Гертруда давала лекцию в местном университете, а в конце года закончила рукопись Стансы в размышлениях.
И, наконец, в 1937 году подошла к концу работа над очередной автобиографией под названием — Автобиография каждого.
«Элис Б. Токлас выполнила свою работу, а теперь каждый сделает свою», — таким предложением начинается вторая автобиография, как бы продолжение первой. Литературный пейзаж меняется, Стайн уже главенствует, продолжает встречаться со знаменитыми и интересными людьми. В повествование вплетено достаточное количество сведений из ее прошлой жизни, но главный упор делается на собственный успех, достигнутый во время американского тура. «Кто такой гений? — спрашивает она, — Пикассо и я часто обсуждали это». У читателя не должно остаться сомнений в ответе на этот вопрос.
66
Антология вышла в 1946 году.
Стайн продолжает сагу своей жизни, на сей раз за более короткий период, намереваясь развить коммерческий успех, вызванный первой автобиографией. Книга эта подходом и стилем напоминает первую, но дополнена рассуждениями, наблюдениями, выводами. Названием автор как бы отождествляет себя с остальным человечеством, пытаясь соединить личное и общее. Многие критики расценили книгу как «дополнение» к Автобиографии,кто-то назвал ее необычным путеводителем. Упреки касались и нарочитого упоминания, к месту и нет, имени многих знаменитостей, что, по мысли автора, должно было придать соответствующий статус и ей самой. Особенно характерен эпизод с чтением стихов Пикассо. Влюбившись в Мари-Терез, Пикассо перестал рисовать и стал сочинять стихи на французском и испанском языках. И попросил Гертруду выказать свое мнение. Во время чтения Гертруда следила за текстом по тетрадке и повторяла que c’est beau (это, это замечательно).