Жизнь как на ладони. Книга 1
Шрифт:
Бросилось в глаза, что борода индуса – точно как у соседского козла, только чёрная.
Отец подхватил Тимку под мышки и посадил себе на плечи – чтоб было лучше видно. Мужчина на помосте кивнул помощнице головой и показал рукой на корзину около своих ног. Толпа испуганно затихла. Индус неспешно поднёс к губам дудочку, и из неё полилась заунывная монотонная мелодия.
«Наш пастух Колька-рыжий и то лучше играет», – разочарованно подумал Тимошка и вдруг испуганно вздрогнул: над корзинкой начала подниматься змеиная голова.
– Гляди-ко, и прям змеюки, – раздались голоса в толпе.
– Тише, не мешайте, – зашикали на них со всех сторон, и в шатре установилось полное безмолвие, нарушаемое нездешней мелодией.
Под тихие трели дудочки змеи плавно раскачивались из стороны в сторону, как заворожённые. Когда индус переставал играть, змеи начинали злобно шипеть, и тогда он снова поднимал свою волшебную дудочку.
…Нахлынувшие воспоминания заставили Тимошу вновь пережить радость того дня.
«Вот бы и мне стать циркачом, – размечтался он. Представил себя раздетым по пояс с дудочкой в руках и широко улыбнулся: – Точно! Решено! Сбегу от тётки в цирк и выучусь на заклинателя! Ох, и жизнь у меня настанет! Поеду в Индию, наловлю там змей…»
Мальчика вывело из задумчивости сердитое шипение. Он глянул вниз и обомлел от страха: около его ног извивался тугой скользкий клубок чёрных тонких змей. Тимофей испуганно вскрикнул, отпрыгнул на ближайшую кочку, оттуда – на другую, а потом бросился бежать, не разбирая дороги. Охваченный безотчётным страхом, он не замечал веток, хлещущих его по лицу, и, как слепой, тыкался руками в шершавые стволы сосен.
– Мамочка, миленькая моя, где ты? На кого ты меня покинула? – плакал он в голос и бежал, бежал, бежал, покуда ноги не вынесли его на широкую дорожную колею.
3
На дороге Тимофей наконец опомнился и перевёл дух. От пережитого испуга у него пересохло во рту, тряслись ноги.
«И что это я так напугался? – урезонивал он сам себя. – Ведь большой уже парень, одиннадцать лет по зиме сравнялось, а рванул от змей как маленький».
Мальчик взглянул на свои пустые руки и понял, что корзину он потерял.
«Ну, всё. За корзину тётка Маня меня живьём съест», – убито подумал Тимка, и это окончательно укрепило его в мысли больше не возвращаться в родное село.
Он с сомнением потрогал оторванную подошву на сапоге, поддёрнул сбившиеся от сумасшедшего бега штаны и решительно двинулся по незнакомой дороге. Идти пришлось долго. Дорога то сужалась, то расширялась, то становилась ровной, как полотно, то снова превращалась в тропку, еле заметную среди весенней грязи. Один раз Тимошка заметил надетый на берёзовый сук чей-то старый лапоть и обрадовался ему, как родному. Стало чуть спокойнее: видать, и здесь людишки бродят. Но тут же вспомнил о медведице-людоедке. Может, это она наозоровала? Человека растерзала, а лапоть на дерево закинула…
Чем
«Интересно, куда я приду? – гадал Тимофей. – Вдруг попаду в логово к разбойникам? Вон мужики по осени обсуждали, что в этих местах какие-то варнаки орудуют, обозы с купцами грабят».
Как назло, навстречу не попадалось ни одного человека и спросить, куда ведёт неизвестная дорога, было не у кого.
«Хорошо бы оказаться в самом Санкт-Петербурге, – мечтал мальчик, – да попасться на глаза самой царице или даже царю. Уж они бы меня в обиду не дали. Наверняка определили бы в школу, я ведь страсть как учиться люблю».
Тимка припомнил, что царя зовут так же, как звали его покойного батюшку – Николай. Только отец был просто Николай Петров, а царя называют «Его Императорское Величество Николай Второй».
Голова кружилась от голода, а конца пути всё не было видно.
«Небось, и ночевать в лесу придётся», – прикинул мальчик, и в ту же секунду вдалеке раздался паровозный гудок. Это придало Тимке новые силы.
Казалось, что за лесом пыхтело и ворочалось крупное чудовище с тремя головами: «чух-чух-чух».
«Там чугунка, – понял Тимофей, – она меня в столицу выведет».
Хотя паровоза Тимка никогда не видел, но зато не раз слышал от отца, что в их волостной город Гатчину проложена из Санкт-Петербурга железная дорога, по которой ездит по чугунным рельсам паровая машина – паровоз.
– Знатная вещь, – нахваливал новшество батя, – вырастешь, Тимка, в ум войдёшь, покатаю тебя по чугунке. Не пожалею денег на билет. Вон, лавочник с сыном три раза в Гатчину ездили, а мельник свою дочку даже в Санкт-Петербург возил. И я не хуже, не сомневайся.
Вскоре дорога подошла к реденькому подлеску, и на открывшейся насыпи Тимофей увидел уложенные поперек пути брёвна, по которым была проложена тонкая колея. Он вскарабкался вверх по насыпи, опустился на коленки и опасливо потрогал пальцем блестящий рельс.
«Не понимаю, как это по нему можно ехать и не упасть. Телега бы нипочём не проехала, враз бы на бок завалилась, – подивился паренёк. – И выдумал же кто-то этакое чудо!»
Он почувствовал под рукой колебания и по поднявшейся с деревьев стае птиц понял, что скоро здесь пройдёт поезд.
«Спрячусь от греха подальше», – решил Тимка и кубарем скатился вниз в кусты ивняка.
Ох, и жуткой же машиной оказался этот паровоз! Из кустов было хорошо видно, как, дымя огромной трубой, по рельсам двигалось настоящее страшилище с огромными колёсами и круглой будкой наверху. Паровоз тащил за собой несколько хорошеньких голубых вагончиков, из окошек которых выглядывали нарядные дамы и господа. Из окна самого последнего вагончика высунулся мальчик в матросском костюмчике и приветливо помахал Тимке рукой.