Жизнь как жизнь
Шрифт:
Алена приволокла на стол ведерный самовар.
– Давайте, чайку попьем. Правда чаю то настоящего нет уж давно. Губу березовую заварила.
– Ой, да губа это хорошо – для здоровья полезна – сказала Матрена – А я этим летом в березняк не сходила по губу-то. Теперь чай завариваю со смородиновыми да малиновыми веточками.
– Веточки то, они тоже силу придают – вмешалась в разговор Степанида.
Бабы напились чаю, начали выбираться из-за стола.
– Марья! Завтра чай у тебя капусту рубить будем? –спросила Алена соседку.
– Ой,
– Чево это, сама? Ну, что бабы, завтра к Марье, да так и пойдем по кругу – подытожила Степанида.
Бабы ушли. Алена быстренько убрала со стола, поглядела спят ли ребятишки на печи. Те спали, как убитые. Придвинула с Василком корыто поближе к столу, освобождая место для матрасов.
– Давайте ложиться, а то завтра проспим…
За ночь снежок землю припорошил. И потекли дни один за другим, похожие как близнецы братья. Григорий, как только по радио передавали сводки с фронта, прилипал ухом к черной тарелке. Так было и в конце февраля сорок четвертого года. Григорий слушал радио, да как заорет:
– Ура! Мою Пустошку освободили! Домой можно ехать!
– Да погоди ты, ехать то. Сейчас все дороги заметены, до Ковернина не доберешься. – урезонил его Андрей.
– Григорий! На прошлой неделе обоз из Семенова в Макарьев проехал. Поди дня через два они возвращаться будут, чай возьмут тебя. А там и до Горького доберешься.
На том и порешили. Однако, ни на другой, ни на третий день обоза все не было.
– Пойду я, наверное. Обоз может другой дорогой обратно проехал. Не могу я больше сидеть на шее. Да и в семье у вас скоро прибавление будет. – Григорий лукаво посмотрел на уже заметный живот Алены. – Не терпится мне – домой надо скорее. О своих ничего не знаю: живы ли они? Где они?
– Мамка, тятька! – заорал торчащий у окошка Алешка – обоз вон едет!
Алена в чем была, выскочила на улицу.
– Подождите! Погодите! – закричала она обозникам. Бабы остановили лошадей.
– Миленькие, вы в Ковернино или Семенов едете?
– Да, в Семенов. А что?
– Возьмите калеку – фронтовичка с собой, а то он уж пешком на костылях собрался идти.
– А что не взять то – возьмем. Где он фронтовичек?
– Так в избе, сейчас соберется. А вы в избу заходите, согреетесь пока.
Женщины – возницы прикрутили вожжи к оглоблям и пошли вслед за Аленой в дом.
Григорий прыгал по комнате, собирал свои пожитки и сбрасывал их в рюкзак.
– Да не суетись, ты, успеешь – урезонила Григория пожилая женщина, видимо бригадирша возниц. Мы тут у печки хоть отогреемся немножко.
Алена в газету завернула еды на дорогу.
– На вот. Хоть перекусишь дорогой – то.
– Не надо Алена. У меня ещё деньжонки остались куплю в городе что-нибудь. А тебе вон ораву кормить надо.
Алена молча положила сверток Григорию в мешок.
– Ну все пора. – сказала старшая – надо засветло хоть до Наумова добраться.
Григорий с Андреем сидели рядом, молчали. Потом Андрей встал, оперся на
–Ну, до свиданья, Гриша! Доберешься до дому – не забудь прописать.
– Обязательно напишу. Спасибо вам за все. Если бы не вы не знаю где бы я ошивался все это время.
Мужики крепко обнялись, Григорий обнял Алену, поблагодарил её, потрепал по вихрам Алешку и вышел вслед за возницами…
В начале апреля солнышко начало пригревать, после полудня с застрех покапывало, но к вечеру опять подмораживало. Все ждали весны с новыми её хлопотами. Ребятня после школы носилась по улице, и только Васятко наседал на учебники. Всерьез готовился к экзаменам в школе и техникуме.
– Вот, закончу техникум, буду лесником али объездчиком работать. А потом, глядишь, и лесничим назначат. – частенько поговаривал он.
Но жизнь вдруг сломала все: в воскресенье в конце апреля в клуб привезли кино про Чапаева. Клуб был на средней улице, всего через два двора от избы Сазоновых. Васятко попросил у родителей пятак и помчался в клуб. Через два часа Васятка не примчался, как всегда галопом, а его под руки приволокли одноклассники. Мальчишка был бледный как полотно, из уголков губ текла кровь. Говорить он не мог, только хрипел.
– Господи! Что стряслось то? – Ребятишки кладите его на постель.
Из упечи выпрыгал Андрей:
– Что? Что? Кто это сделал?
– Не знаем, – ответили мальчишки, – кто-то ступеньку из лестницы вытащил, Вася первым выбегал, оступился и упал грудью на каменную плиту у крылечка.
– Николка, беги скорее за Клавкой-фельдшерицей, – сказала Алена одному из одноклассников Васи, да пусть поторопится.
Женщина сидела подле сына, вытирала уголками платка струйки крови. Андрей сидел рядом. Оба молчали, только иногда всхлипывали и качали головами.
Вскоре прибежала фельдшерица, посмотрела на подростка и тихо почти шепотом сказала:
– В больницу бы в город его надо. Но боюсь, что не довезем мы его.
– Что, Клава, все так плохо? – спросил Андрей.
– Хуже некуда. Все внутренности отбиты.
Смерть Васятки Сазонова взбудоражила всю деревню. Первыми прибежали сестры Алены Наталья с Нюрой, сестры Андрея Матрена и Степанида, соседки сбежались.
– Да как же это так, Господи! За что такое наказание. Ай, Васятка, Васятка, кто же нам теперь письма на фронт писать будет? – проговорила Анна Серегина.
– Узнать бы какой зверь ступеньку то из лестницы выдернул.
– Да как узнаешь. Сам этот змей не признается.
– Ни че! Бог его накажет.
– А я слышала, будто ребятишки, кои динамо– машину крутили видели перед концом кина Яшку Портянкина на крылечке клуба. Сидел, курил.
– Да он милиционеру то так и сказал: «Присел, покурил, да и дальше пошел.»
Хоронили Васятку на третий день. Народу пришло море.
Учителя старшие классы с уроков отпустили. Серые от горя Алена с Андреем ковыляли за гробом. Рядом сбившись в кучку шагали дети Сазоновых, а за ними вся деревенская толпа.