Жизнь Ленро Авельца
Шрифт:
Вместе с законом об армии Генассамблея принимала пакет реформ, прояснявших структуру управления и возможностей Организации. Строго говоря, именно тогда Организация превратилась в мировую полицию и именно тогда полномочия генсека оказались стиснуты между Наблюдательным советом, Совбезом и ГА. Мирхоффа это не устроило, и он решил создать ещё одно ведомство, так называемый Особый комитет Организации (ОКО) – что-то вроде собственной антитеррористической спецслужбы, которая бы аккумулировала данные от национальных разведок, как ЦРУ и МИ-6, и действовала по прямой санкции генсека.
Комитет
Эту должность Мирхофф предложил Уэллсу.
Вы скажете: и это утешительный приз? Возглавить самую влиятельную и засекреченную структуру в мировой истории – вместо того чтобы в почётном звании главнокомандующего просиживать штаны на совещаниях и интриговать в Совбезе? Армия Земли оперирует на всех континентах одновременно, так что основная забота главкома – найти опытных генералов и покрывать их потом перед ГА.
Но правда в том, что должность главнокомандующего дала бы Уэллсу шанс всё изменить. Политический вес, который бы он приобрёл, несравним с закулисным влиянием шефа ОКО. Стань Уэллс главнокомандующим, любое решение в области безопасности генсек был бы вынужден согласовывать с ним. Минусы публичности и рядом не стояли с такой перспективой.
Но Уэллс предпочёл командую игру и ушёл в ОКО, а главкомом стал удобный для Мирхоффа и политически выгодный Редди.
Логика в его решении присутствовала, и я его принял. Тем более что в тот же день, когда Уэллс сообщил, что уходит в ОКО, он предложил мне стать своим помощником. Меня это более чем устроило – хотя мой прежний руководитель Керро Торре и получил в награду за мою работу должность заместителя генсека и вроде собирался взять меня с собой, воодушевления от работы с ним я не испытывал.
С Уэллсом же мы быстро нашли общий язык. На него я хотел работать. Дело не только в карьере – я действительно проникся к нему.
Пожалуй, он единственный человек, кого я хотел видеть своим наставником и у которого хотел учиться. Не каким-то премудростям политики, а жизни – как он жил и ради чего. Мы с ним часто и откровенно спорили, но я его уважал.
Сегодня я понимаю – таким, как Уэллс, я бы хотел видеть своего отца. Те вещи, которые я обсуждал с ним, я хотел обсудить с отцом (но не успел, ибо мой деспот эвакуировался в мир иной).
Но похожим на него я быть не хотел.
В Древнем Риме я был бы Цицероном, а в Древних Афинах – Алкивиадом, но не Цезарем и не Периклом. Ему нужен был такой, как я, – шулер, знаток тайников, который проникнет в замок ночью и откроет ворота. А ещё – верный человек, друг, ученик и сын.
Мои слова могут насмешить, но вы бы не смеялись, если бы знали, какой печалью они окрашены. Сколько мёртвых тел у подножия постамента, который я воздвигаю последнему Дон Кихоту, генералу Уэллсу.
Он был мне дорог, я любил его, и уважал, и восхищался им, и погубил его.
Сожалею я об этом? Ничуть.
Но вспоминая, как ранним февральским утром мы встретились в аэропорту Либерти и полетели в европейский штаб ОКО в Цюрихе, как обсуждали за обедом будущее, как он рассказывал мне военные байки про Мали, а я ему – про проклятие Девятой симфонии; как строили Комитет и отправлялись на край света, и страшные дни в Афганистане, Мьянме и Конго… Я чувствую горечь оттого, что отправил на тот свет последнего великана, последнего, кто искренне хотел изменить мир к лучшему.
Жаль, что бескомпромиссная этика привела его к пропасти и столкнула вниз. С другой стороны, такие люди не могут окончить жизнь в музее, превратиться в экспонаты на обозрение туристов.
Его порода вымерла. Гиганты ушли и больше не затопчут нас случайно; мы вздыхаем: «Какое счастье!..» – и радуемся, любуясь на их прощальные следы. Мир обнищал. Гиганты не вернутся.
8. Кофе с генералом Уэллсом
Здание, где мы расположились, находилось в десяти минутах езды от Цюриха. Через прозрачные стены открывался прекрасный вид на горы и озеро, которые по вечерам окутывал нисходящий туман. Старинные улицы города манили витринами кафе, колокольным звоном, запахами кофе и свежего хлеба, неторопливыми трамваями.
Казалось, время здесь остановилось, и нет на свете огромных монстров-городов, нет радиоактивных кратеров в Африке, нет выжженных ультрафиолетом пустошей Китая, осиротевших городов; всё, что взаправду существует, – альпийская пастушья деревушка и близкая Ривьера.
В этом тихом закутке, скрытом от штормов цивилизации горной грядой и иронией местных банкиров, наша работа приобретала умозрительный характер – наверное, именно поэтому Уэллс не любил европейский штаб и постоянно норовил смыться в какую-нибудь горячую точку; по той же причине я полюбил Цюрих и при первой возможности пытался вернуться сюда и решать проблемы злосчастной планеты, находясь от них как можно дальше.
Это тоже было непросто – особенно в первый год, когда мне приходилось совмещать должности начальника канцелярии Уэллса и его личного помощника.
Приказ о создании ОКО был подписан за день до того, как мы приземлились в Цюрихе, полномочия ещё не прояснили, команду и штат только предстояло сформировать, бюджета не было, а коллеги из Лэнгли и с набережной Альберта инициативы в общении не проявляли. Мне пришлось лично заниматься оснащением и декорированием кабинета Уэллса (вот где неожиданно пригодился спецкурс по дизайну интерьера в Аббертоне).
Сам я занял смежный кабинет в штабе и снял небольшую трёхэтажную виллу в Цолликоне. По новым правилам я был вынужден расстаться со своими телохранителями, нанятыми ещё отцом, и заменить их на охрану из ОКО. Ребята, отправившиеся сторожить владения на Ривьере, несильно огорчились: если в Брюсселе и в Нью-Йорке они всего-то провожали меня от дома до работы и обратно, то в ОКО им пришлось бы попотеть.
Как личный помощник Уэллса, я должен был следовать за ним днём и ночью, а генерал не имел привычки нормировать рабочий день или следовать графику. С тех пор как Организация выделила нам борт, самолёт постоянно был заправлен и готов к вылету. Уэллсу ничего не стоило вскочить посреди совещания и отправиться в Камбоджу или в Эквадор, и тамошним службам безопасности оставалось лишь купить машину времени, чтобы успеть подготовиться к визиту.