Жизнь наверху
Шрифт:
Браун поманил меня пальцем.
— Пойди сюда, Джо, — сказал он. — Пойди сюда и вправь Джулиану мозги.
— Попытаюсь, — сказал я.
Дитя, думал я, дитя! А когда человеку уже стукнуло шестьдесят, ночь надвигается быстро. Как же я мог забыть об этом?
8
Вероятно, Сибилла принимала ванну не реже, чем всякая другая женщина нашего круга, во всяком случае упоминала она о том, что ежедневно принимает ванну, довольно часто. И тем не менее от нее всегда пахло потом, и на этот раз тоже запах пота ударил мне в нос, когда я потрепал ее по плечу.
— Не плачьте, дорогая, — сказал я. — Все еще может уладиться. Что, собственно, произошло?
— Я не могу вам сказать. — пробормотала она. — Я этого не перенесу. Не перенесу.
— Так, так, — произнес я.
Подойдя к бару, я приготовил себе виски с содовой. Вот уже второй раз на этой неделе, возвратясь домой, я находил у нас в гостиной Сибиллу всю в слезах. Мой вопрос был простой учтивостью. Я прекрасно знал причину ее слез: Сибилле стало известно о Марке и Люси Харбет. «Но почему эта глупая, жирная, дурно пахнущая корова должна загромождать мою гостиную?» — подумалось мне.
— Какая же я была дура, — сказала Сибилла. — Слепая дура. Как, верно, они смеялись надо мной — над несчастной слепой идиоткой! — Она произнесла это как-то странно, словно смакуя.
— Выпейте лучше, — сказал я.
— Вы, мужчины, думаете, что это разрешает все проблемы. Выпейте, закурите, поглядите, как красивы цветы, купите себе новую шляпку… — Она рассмеялась. — Я не дитя, Джо, я женщина. Я женщина, которую оскорбляют, и я не в состоянии больше все это выносить. Если бы не дети, я бы давно положила этому конец.
Чулки у нее на ногах висели баранками. Я с раздражением отвел глаза. Право, я не мог осуждать Марка. Люси Харбет была дешевая маленькая потаскушка, которой еще не сравнялось и двадцати лет, но у нее по крайней мере чулки туго обтягивали ноги. Мне не было бы противно, если бы Люси очутилась в моей гостиной. Она была глупа, она была эгоистична, она приносила уйму неприятностей и беспокойства, но от нее пахло свежескошенным сеном и наслаждением.
— Вы не должны так говорить, — сказал я без особой уверенности в голосе.
— Я должна думать о детях, — продолжала она — Бедные крошки, у них нет никого, кроме меня.
Да еще Сьюзен, подумал я угрюмо. Кто же это, по-вашему, как не она, присматривает сейчас за ними? Из столовой донесся громкий крик. Я узнал голос Барбары.
— Отдай сейчас же, противный мальчишка! — За этим последовал отчаянный визг. — Я тебе задам! — кричала Барбара.
Раздался звук двух шлепков, после чего на мгновение воцарилась мертвая тишина, а затем несколько голосов закричали одновременно. Мне было интересно, кому там задали трепку. Похоже, с удовлетворением подумал я, что трепку задала Барбара. В понедельник она рассказывала мне, заливаясь слезами, что Хэлин отняла у нее паяца, а Вивьен — медвежонка, а Линда все время каталась на ее велосипеде и что все они противные и скверные и я должен их отшлепать.
— Отшлепай их сама, — сказал я.
— Они больше меня, — сказала она.
— Неважно, — сказал я. — Ты, главное, стукни их первая.
Я ухмыльнулся, вспомнив этот разговор. Да, это моя дочь, подумал я. Она никому не даст над собой командовать.
— Бедные крошки, — повторила Сибилла. Она, казалось, не слышала гвалта, доносившегося из столовой. — Боюсь, они подозревают что-то неладное.
— Они еще слишком малы, — сказал я.
— Линде уже семь. А близнецам по пяти. Дети очень рано развиваются в наши дни, а мои ужасно смышленые, хотя мне и не следовало бы этого говорить. — Она улыбнулась мне сквозь слезы. — Близнецы очень живые, такие непоседы, и они сейчас в том возрасте, когда сплошные «почему» да «отчего». Знаете, как это бывает.
Я подлил себе еще виски, едва удержавшись, чтобы не зевнуть ей в лицо.
— Да, знаю, — сказал я. — Это очень надоедает.
— Ну еще бы! Но и вознаграждает за многое, Джо, за многое вознаграждает. А Линда — это маленький философ, такая вдумчивая. Говорит мало, но замечает абсолютно все, что происходит вокруг.
— Она более чувствительна, чем другие, — заметил я. — Вы должны быть очень осторожны с Линдой.
Сибилла мгновенно подхватила мою реплику.
— Да, да, она ужасно чувствительна. Она такая крупная для своего возраста, и многие считают ее просто сорванцом. Но это не так. О нет! — она медленно покачала головой. — Линда все время думает; продумывает все шаг за шагом. А когда продумает все до конца, когда разрешит для себя проблему, тогда выносит решение. А близнецы — те более непосредственны, импульсивны…
Монологу не было конца. Я слушал вяло, издавая время от времени какие-то неопределенные звуки. Хорошо хоть, что она перестала плакать и не взывала больше к моему сочувствию. Казалось, она говорит о каких-то совсем других детях, не имевших никакого отношения к тем, которые устроили такой гвалт в столовой. А они, по-видимому, кричали все разом. Гарри всегда называл их Толсторожими Крикушами. Сейчас это определение показалось мне довольно метким. Я поглядел на часы; через полчаса мне надлежало быть на заседании Комиссии по охране здоровья. Если все это будет продолжаться, то, как видно, мне так и не придется ничего поесть.
Вошла Сьюзен; щеки у нее пылали. Она вела Барбару за руку. Свободной рукой Барбара прижимала к себе мишку и куклу-урода и улыбалась во весь рот. Лицо у нее было измазано томатным соусом.
— Будь добр, поговори со своей дочерью, — сказала Сьюзен. — Это настоящий маленький змееныш.
— Охотно верю, — сказал я. — Шум битвы достиг моих ушей. Что она натворила?
— Она ударила Хэлин и Вивьен. А потом спихнула Линду со стула.
— Поди сюда, — сказал я Барбаре. — Теперь слушай меня. Ты очень скверная девочка. Хэлин, Вивьен и Линда наши гости. Нельзя быть грубой с гостями.
— А ты же мне велел, — сказала она. — Ты мне велел.
— Нет, детка. Я сказал тебе только, что ты не должна быть размазней.
Я лгал — я сказал ей не так. Это была незначительная ложь, но тем не менее все же ложь.
— Я очень тебя люблю, малышка, — сказал я. Вот это по крайней мере было правдой. — А ты постарайся быть хорошей девочкой ради своего папы. Поди извинись перед своими кузинами. Обещаешь? Ради своего папы.
— Да, папа. — Улыбка сбежала с ее лица.
— Ну, беги играй, малышка.