Шрифт:
Карл ЛЕВИТИН
ЖИЗНЬ НЕВОЗМОЖНО ПОВЕРНУТЬ НАЗАД
ПУТЬ ВНЕШНИЙ
ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
Экспедицию Разрешенных Экспериментов именовали этим громыхающим словосочетанием только в официальных документах. В просторечии на любой дальней космической трассе её называли не иначе как "брачной конторой", случаи, когда пилоты ЭРЭ не женились бы друг на друге, можно было пересчитать на кнопках скафандра. Знаменитый параграф 26, составленный безвестным бюрократом в незапамятные времена, соблюдался неукоснительно, а он требовал "гетерогенного в половом отношении состава экипажа при сохранении фертильного возраста всех его членов вплоть до конца планируемого эксперимента с целью обеспечения возможности воспроизводства популяции при экстремальных условиях". Эта дикая тарабарщина означала всего-навсего, что в случае аварии, когда вернуться домой не удастся, инструкция требует, чтобы звездолетчики обзаводились потомством, которое впоследствии разрастется и каким-то образом сумеет связаться с Землей. Ответственность
Борис Рольсен, первый пилот "Чивера-2923", меньше всех думал об этом дурацком параграфе, когда его корабль входил в сектор, где, согласно все той же инструкции, следовало взломать нелепо огромные сургучные печати на контейнере со спецкассетой и вставить её в коммуникатор, "обеспечив невозможность приема данной информации кем-либо из членов экипажа или утечку её вне корабля". Рольсен усмехнулся, прочитав этот очередной шедевр уставной мудрости, высветившийся на экране, как только он запросил корабельную машину. На парсеки вперед, назад, а также во все иные стороны локаторы интеллекта показывали полный ноль. Большего захолустья невозможно было отыскать во всем многострадальном космосе. Что же касается экипажа корабля, то второй пилот Энн Моран пребывала в данный момент, в полном соответствии с программой полета, в анабиотической ванне, куда он отправил её неделю назад, что по земным понятиям составляло... Не хотелось даже думать, сколько земных месяцев промелькнуло за эти семь дней. Других членов экипажа на "Чивере", естественно, не было.
Все так же криво усмехаясь, Рольсен привычно положил правую руку на считывающее устройство сейфа и набрал нужную комбинацию букв. её вычурное, какое-то детское и вместе с тем грозное звучание в который уже раз вызвало в нем глухое раздражение, но корабельный мозг, сличив рисунок на пальцах с эталоном, хранящимся в памяти и прочитав короткие слова-пароли, уже распахнул дверцу сейфа. Рольсен достал контейнер, облепленный печатями, послушно отключил все каналы внутренней и внешней связи и нажал клавишу "Прием". Прошла знакомая еще по курсантским годам игривая мелодия первой секретности, далее, после паузы, - совсем уж легкомысленная песенка, означающая "секретность два". Рольсен невольно насторожился. И тут прозвучал мотив, - он слышал его всего два раза в жизни, - откопанный неусыпными конспираторами из отдела спецритуалов где-то в глубине веков. Значит, наступало нечто чрезвычайное. В центре каюты материализовался Главный во всем великолепии своего парадного мундира. Лицезреть его даже в штатском почиталось за большую честь, а тут он стоял, положив руку на кобуру бластера. Рольсен инстинктивно встал во фрунт, вытянув перед собой обе руки в уставном приветствии. Главный повернулся к нему, мелодично звякнули на груди бесчисленные стартовые жетоны, заскрипела портупея из чистой кожи. Не хватало разве лишь бриллиантовой булавки, вручаемой командорам при присвоении звания, но даже отпетые пижоны из военно-астрономического управления не решались носить её из-за несусветного блеска. Голограмма была так хороша, что на миг Рольсену показалось, будто и в самом деле из черного космоса в каюту корабля шагнул его начальник - мудрый, сильный и бесстрашный человек, которого все они побаивались - скорее по традиции, чем по какой-либо разумной причине.
– Садись, сынок, - сказал Главный.
– Садись, мне надо многое тебе сказать.
Рольсен обалдело опустился в кресло. "Сынок"? Стабильные квазары! Он, конечно, ослышался.
– Да, второй лейтенант Рольсен, - продолжал Главный с той же непривычной для него интонацией.
– Да, и устав имеет свои границы. Сейчас, когда ты слышишь и видишь меня, я уже покоюсь где-нибудь на нашем армейском кладбище, а на стене в моем кабинете стало одним портретом больше. Но не это заставляет меня говорить с тобой без чинов и званий. Наступил момент, когда я не могу больше тебе приказывать. Мне не хватает ума, быть может, силы воли. Но главное - я боюсь.
У Рольсена сдавило горло. Как в далеком детстве захотелось уткнуться во что-нибудь теплое и мягкое, и он глубже вжался в пушистую обивку кресла. Главный стоял теперь перед ним, опустив руки и склонив голову. Ощущение нереальности происходящего, смешанное с предчувствием беды, охватило Рольсена.
– Ты знаешь наше первое правило, - сказал Главный, - "ЭРЭ никогда не оставляет поиск Невернувшихся". Никогда... Это значит, что и тебя, как бы ни повернулись дела, Земля будет искать сотни и тысячи лет, вопреки смыслу и логике, до тех пор, пока не станет абсолютно ясно, что именно произошло с тобой. Ты же должен дознаться, что стряслось с "Чивером".
Только теперь Рольсен понял, что на этот раз его ждет далеко не рутинный эксперимент вроде спирализации газовых скоплений, а предприятие скорее фантастическое, чем научное. "Чивер", легендарный суперкрейсер, не вернулся на Землю без малого пятьсот земных лет назад. Экипаж не послал сигнала бедствия, автоматика тоже не сработала. Ни одна гипотеза исчезновения корабля не была признана достоверной. Тайна, окутывающая обстоятельства его гибели, побудила в свое время ЭРЭ присваивать его имя самым шустрым, самым крохотным, но и самым современным суденышкам космического флота. "Чиверы" выпускались сериями, внешне неотличимые от обычных транспортных кораблей каботажного внутригалактического плавания. В какое изумление пришел бы, однако, механик на станции техобслуживания, если бы заглянул в двигательный или приборный отсеки, но такого, правда, не случалось, да и случиться, конечно, не могло. Как и все другие корабли ЭРЭ, "Чивер-2923" не нуждался в услугах техцентров, а его номерной знак позволял беспрепятственно проходить мимо автоматических пунктов контроля исправности бортовой аппаратуры. Этот малый внегалактический охотник лишь внешне выглядел как заурядный глайдер, - он действительно мог многое. Но отыскивать своего прославленного тезку, пропавшего полтысячи лет назад... Да, ради этого стоило отлеживаться в анабиованне.
– Мой мальчик, - произнес командор, еще более, чем раньше, торжественно, я не знаю, что ждет тебя. Ты входишь в квадрат, где после "Чивера" не было ни одной живой души. Ситуация может сложиться самая непредсказуемая. Поэтому все правила и инструкции теряют для тебя силу закона. Ты волен следовать им или же поступать вопреки уставным требованиям и регламентациям. Я, твой командир, снимаю с тебя все ранее данные тобой обязательства. Совет поручил мне сообщить тебе, что он верит: в своем сознании и сердце ты найдешь ответы на вопросы, не предусмотренные никакими наставлениями. Ты свободен в своих действиях и поступках. С настоящего момента ты не связан даже присягой. И тем не менее Совет присваивает тебе внеочередное звание командора, которое, надеюсь, ты будешь с честью носить, вернувшись на Землю.
Наступила длинная пауза.
– Теперь мы равны в званиях, командор Рольсен, - сказал, наконец, Главный.
– Но по праву старшего по возрасту, по обязанности начальника и по привилегии человека, ушедшего с Земли, я советую, приказываю и завещаю тебе быть и оставаться прежде всего мыслящим существом, потом - человеком, землянином и уж только в последнюю очередь - офицером-исследователем. Что бы ни случилось...
– А теперь, - тут Рольсен в первый и последний раз увидел улыбку на лице своего командира, - у тебя есть время поиграть в свои игрушки. Затем буди Энн. Она славная девушка, и ты за неё в ответе - опять-таки что бы ни случилось. И последнее. Все сведения о "Чивере" и его экипаже, что удалось найти на Земле, - на этой пленке. Они не секретны. У Энн есть дубль.
Главный подтянулся, блеснув своей знаменитой выправкой, и вскинул руки, словно пытаясь обнять Рольсена.
– Прощай, командор. Счастливого космоса.
Голограмма окончилась. Прошли сигналы снятия грифов. Коммуникатор сообщил, что готов передавать сведения об объекте "Чивер", но Рольсен остановил кассету и перемотал её к началу, чтобы еще раз увидеть лицо Главного, услышать его глуховатый голос. Ему впервые пришлось работать с информацией такого рода, и он просто забыл, что она уничтожается сразу же по предъявлении. Пленка впустую дошипела до конце и автоматически остановилась. Рольсен опустошенно посмотрел вокруг. Ему необходимо было успокоиться, взять себя в руки. Раскрывая дверца сейфа задержала его взгляд. Машинально, механически он запустил руку внутрь, достал наугад одну из коробочек и поставил её в коммуникатор вместо спецкассеты. Он едва смог дождаться, пока проскочит раккорд. Медленно, один за другим, в пустом пространстве каюты стали появляться, сменяя друг друга, его "игрушки". Старинные, напоминающие обычные жестянки, выкрашенные флюоресцирующими красками. Суперсовременные, почти сплошь состоящие из микросхем и пленочных источников автономного питания. Сделанные в стиле "ретро", модном столетие назад, но, конечно, начиненные техникой на всю свою стандартную двухмиллиметровую толщину. Разложенное по сериям и годам выпуска, ранжированное по степени сохранности, каталогизированное и пронумерованное, проплывало перед Рольсеном его богатство, его сокровище, предмет его постоянного внимания и беспокойства. Рассматривание коллекции, хотя это и были всего лишь голографические копии, которые нельзя даже подержать в руках, принесло ему успокоение. "Главный и тут рассчитал верно, - подумал он. Старик знает меня лучше, чем я сам". Эта мысль принесла надежду, что и дальше все пойдет по продуманному плану, как это всегда и бывало.
И только тут Рольсен вспомнил об Энн. События последних минут настолько выбили из колеи, что он, включив с пульта программу срочного пробуждения, ворвался в её каюту безо всякого предупреждения.
Энн мирно просыпалась, вся теплая и домашняя. Странной грушевидной формы медальон, который она не снимала даже в анабиованне, мерно поднимался и опускался на её груди в такт дыханию, короткие золотистые волосы разлохматились, сбились набок; полные, немного капризные, как у ребенка, губы приоткрылись и, видно, что-то хотели во сне сказать смешное и доброе. Волна нежности захлестнула Рольсена. Каким бы идиотским псевдонаучным языком ни составляли свои бумаги теоретики ЭРЭ, но дело они знали. Подбор экипажа шел не только на психологическую, но и на всякую иную совместимость; врачи, психологи, психиатры и десятки других специалистов долго и дотошно исследовали каждого из сотрудников ЭРЭ, прежде чем выдать допуск к участию во внегалактических экспедициях. Но уж зато ошибок в их рекомендациях, как правило, не водилось.