Жизнь номер два
Шрифт:
Пасху тут праздновали с размахом. Меня, например, поверг в шок пасхальный праздничный обед. Почему? Ну, во-первых, это был обед, плавно переходящий в ужин. Во-вторых, я в прошлой жизни столько за раз не ел. А, в-третьих, и это самое главное, я до сих пор так и не понял, каким это образом я после такого обжорства не только жив остался, но и смог самостоятельно выйти из-за стола. Да уж, шок — это по-нашему…
А во вторник вечером отец вызвал меня к себе в кабинет. По пути я прикидывал, что он мне сейчас скажет: то ли отчитает за излишнюю самостоятельность, то ли похвалит за то же самое… Я решил, что похвалит. Скорее всего.
— Проходи и садись, — велел отец,
— Говори, Борис Григорьевич, — повернулся отец к Шаболдину.
— Последним, кого поймали на сокрытии своей одаренности, был Егор Колядин из смоленских дворян, — деловито доложил Шаболдин. — в году от Рождества Христова одна тысяча семьсот девяносто втором уличен в подлоге бумаг и краже денег у купца Дементьева, с коим состоял на паях в промышленном товариществе. Был заключен в тюрьму Николо-Заозерного монастыря в Пермской земле, где и преставился апоплексическим ударом в одна тысяча восьмисотом году. До того таких случаев установлено еще три. Один-то из них не про нас, он по ведению Палаты тайных дел проходил, а вот в двух других отмечены сродственники поименованного Колядина — дед, Данила Колядин, отравивший брата жены своей и покушавшийся на отравление самой жены ради скорейшего получения наследства, да брат того Данилы Ефим Колядин, вовлекавший в свальный грех и содомию отроков и отроковиц крестьянских. Данилу Колядина повесили в Рославле в году одна тысяча семьсот тридцать первом, Ефима Колядина четвертовали в Москве в году одна тысяча семьсот двадцать седьмом.
— Ничего себе семейка! — сказать хотелось несколько другое, но в последний момент сдержался. Боярин Левской меня бы не понял, а отец Маркел — тем более.
— Была, — скупо усмехнулся Шаболдин. — Детей Егор Колядин не оставил. Остальных родичей Колядиных сейчас проверяют.
— А как Данила Колядин шурина своего и жену травил? — спросил я.
— Наговоренным питьем, — вот почему я не удивился ответу пристава?
— Вот так, Борис Григорьевич, — довольно прокомментировал отец. — А ты говоришь, мал еще… Молодец, Алексей, правильно подсказал!
Ого! Что-то не припоминаю, чтобы отец раньше Алексеем меня звал, да еще и прилюдно… Расту, однако! Что ж, надо закреплять успех…
— Так если прямых-то потомков нет, как тогда быть? — я спросил это не для того, чтобы ставить Шаболдина в тупик, а с надеждой на то, что он прояснит ситуацию. Не ошибся.
— А вот как, — пристав вернулся к деловому тону. — Когда Данилу Колядина вешали, сыну его Никите, что отцом Егору Колядину приходится, два года было. Стало быть, он, по малолетству своему, у отца не обучался. У дяди тоже — Ефима Колядина к тому времени уж четыре года как четвертовали. Как, Алексей Филиппович, сможете сказать, что из того следует?
Та-а-ак… Проэкзаменовать меня решил губной пристав… Ну что, будем этот экзамен сдавать.
— Следует, что в роду Колядиных были записи, по которым Егор Колядин и учился скрывать одаренность, — уверенно ответил я.
Все трое переглянулись и вперились в меня взглядами. Отец — с торжеством, Шаболдин — с уважением, священник — с непонятной улыбкой. «Ну что уставились? — так и подмывало меня спросить. Умного человека не видели? Ну так смотрите, смотрите и привыкайте!».
— Верно говоришь, — в беседу вступил отец Маркел. — Нашли такие записи, нашли да изъяли. Да только, видать, не все. Что-то у других родичей могло остаться,
— Скорее, у челяди, — Шаболдин почесал бритый подбородок. — Никакого родства с Колядиными у слуг в доме не обнаружено. Да и не пошли бы дворяне в услужение…
— Тут еще одно важно, — я воспользовался очередным поводом блеснуть силой своего интеллекта, — Ефим Колядин, как я понял, не одного и не двух малолетних растлил. Данила Колядин совершил одно убийство и покушался еще на одно. Никита Колядин вроде как ни одного преступления не совершил, а Егор Колядин попался на краже и подлоге. То есть воровские деяния Колядиных со сменой поколений мельчали. Я так понимаю, что и разряд одаренности тоже понижался. А тот, кому те записи достались, оказался более сильным одаренным. И, похоже, что это и правда не из рода Колядиных человек.
— А и верно рассуждаете, Алексей Филиппович, — с уважением ответил Шаболдин. Не сразу, замечу, ответил, прежде подумал. — У Ефима Колядина был пятый разряд, у Данилы третий, а Егор Колядин даже по второму разряду проходил. Не Колядины это, нет. Точно кто-то из челяди.
— Будешь теперь проверять моих слуг на родство с колядинскими? — Интересно, отец разве Шаболдина об этом еще не спрашивал? Или это для меня представление? Да нет, не похоже…
— А куда деваться, придется, — Шаболдин пожал плечами. — Все лучше, чем просто ждать.
— Да и то правда, лучше, — согласился отец. — На том и закончим на сегодня. Ты, Алексей, молодец, отличился. Отличился и удивил.
Меня уже начало потихоньку распирать от гордости, как подал голос губной пристав:
— Филипп Васильевич, прошу простить, разрешите несколько слов Алексею Филипповичу? — спросил он, и, получив разрешающий кивок, повернулся ко мне.
— Вы, Алексей Филиппович, показали преизрядную рассудительность. Поскольку вор, что дважды на вас покушался, еще не пойман, надеюсь, что подобную рассудительность вы будете проявлять и впредь. Как вы понимаете, то, о чем говорят в этом кабинете, — слово «этом» пристав выделил нажимом голоса, — для чужих ушей не предназначено. Для слуг — тем более. И даже для ваших родных за исключением Филиппа Васильевича, — он поклонился отцу.
— Я прекрасно все понимаю, Борис Григорьевич, — обращаться к Шаболдину на «ты», как это делал отец, мне показалось неправильным, но и на «вы» я не стал, поэтому построил фразу, обратившись только по имени-отчеству, раз так именовал его отец.
— Что же, — Шаболдин встал и вновь поклонился отцу, — я тогда, Филипп Васильевич, не стану больше досаждать вам своим присутствием.
Встал и отец Маркел, за ним я и, наконец, боярин Левской. Ну да, совещание закончено, всем спасибо, все свободны.
— Возблагодарим Господа нашего Иисуса Христа за ниспослание нам мудрости, — возгласил священник, так что разошлись мы лишь после краткой молитвы.
К себе я возвращался торжествующей походкой, почти летел по коридору и лестнице, с трудом подавляя желание крикнуть «Йесс!!!». И только у себя в комнате, слегка отдышавшись и несколько раз прокрутив в голове состоявшийся разговор, вернулся с небес на землю. Итак, что у меня в активе? Насколько я понял, теперь и меня будут приглашать на вечерние обсуждения в отцов кабинет. Само по себе это уже немало — я буду в курсе следствия. Я заработал себе нехилый плюс к репутации, причем самое главное — в глазах отца. Тут, конечно, плюсы надо будет периодически добавлять, но начало положено. И какое начало! Опять же, отец Маркел в следующий раз слушать меня будет куда более внимательно и благосклонно, а на него у меня и еще кое-какие планы имелись…