Жизнь номер два
Шрифт:
Вопрос-то, строго говоря, был только один: как его вообще угораздило в гимназию попасть? Для такой бедной семьи это, скажем так, очень непросто. Оказалось, семья воспользовалась положением, позволявшим принимать в гимназии детей любого состояния, если они сумеют на отлично сдать приемные испытания, то есть без ошибок написать диктант из ста пятидесяти слов, внятно и безошибочно прочитать вслух текст со скоростью не менее тридцати слов в минуту, верно решить по одному примеру на сложение, вычитание, умножение и деление, а также правильно назвать правящего царя, дату его восшествия на престол и кому он наследовал. Опять же, количество таких детей
— А почему именно в гимназию? — спросил я. — Чем народная школа вам не пошла? Там и форму не надо, и учебники бесплатно…
— Так после гимназии я смогу сразу в дьяки пойти, — пояснил Ванька. — А там семь рублей месячного жалованья, да на форму пособие казенное! Я ж старший мужик в семье, стыдно мне, что на мамкины да на Лидкины деньги живем…
Хапником Ванька, кстати, тоже стал, желая помочь семье — Мишка платил ему за хап двадцать копеек в месяц. Это что ж, получается, что вступившись за Лапина, я лишаю его заработка?! Ладно, может, и не лишаю еще, мне ж завтра опять с Мишкой биться, и кто его знает, чем это закончится? Тут и правда, второй раз может не пройти…
[1] «Хер» — название буквы Х в кириллической азбуке. Использование этого названия в качестве ругательства обозначает всего лишь упоминание первой буквы запрещенного к произнесению слова. Вроде того, как сейчас ругаются маленькие дети: «А пошел ты на хэ!». Кстати, отсюда и слово «похерить», т. е. поставить «хер», перечеркнуть и забыть.
Глава 9. Непредвиденное предвидение
— Всем стоять! Ни с места! — громкий голос гимнастического наставника Леграна перекрыл встревоженный галдеж гимназистов. Вот же не вовремя…
На следующий наш с Мишкой поединок набралась целая толпа зрителей, с полсотни человек точно. Уж не знаю, что именно они хотели увидеть — как будет побит Селиванов или как восстановится привычный порядок вещей и Селиванов побьет меня, но появление гимнаста обломало и тех, и других. Ну, это мы все так подумали, что обломало…
— Марш всем в гимнастическую залу! — неожиданно скомандовал Легран. — Будет правильный поединок, а не тайная драка!
— Ура! Ура Евгению Леопольдовичу! — грянул нестройный хор из полусотни глоток, еще минуты две ушло на принятие толпой некоего подобия строя, и колона по двое, впереди которой шел наставник, а сразу за ним — мы с Мишкой, чинно и дружно замаршировала куда приказано.
Нам с Селивановым пришлось снять шапки и кафтаны (фуражки и кителя в привычных мне терминах) да намотать поверх брючных ремней суконные кушаки. Мне по жребию достался синий, Мишке — красный. Легран велел нам надеть
— Готовы? — спросил он, и, дождавшись от обоих подтверждения, скомандовал: — Начинайте!
Мишка после вчерашнего поражения не спешил, я тем более. Вчера мне удалось победить исключительно из-за внезапно пришедшего предвидения. Посетит ли оно меня сейчас?
Посетило. Мишка как-то вдруг весь собрался, сощурился и я увидел, как его кулачище летит мне в лицо. Увидел за секунду до того, как он и правда полетел, поэтому успел просто уклониться от удара. Тут же пришлось уклоняться от следующего, затем от еще одного и еще.
— Левской! Хорош плясать, давай бейся!
— Селиванов! Ты что как пьяный?! Врежь ему!
— Давай, жми!
— Бей! Бей! Бей!
Публика неистовствовала. Одно дело услышать о результате вчерашнего поединка, и совсем другое — самим увидеть, как непобедимый Селиванов никак не может вырубить никогда не блиставшего в кулачных боях Левского.
Не понимая, в чем дело, Мишка приостановил атаки, отошел, а затем начал снова сближаться со мной — осторожно и неторопливо, помня, должно быть, о моем вчерашнем рывке. И снова я увидел целую серию ударов раньше, чем она на меня обрушилась.
Ну как обрушилась… Почти от всех я опять уклонился, но два раза Селиванов меня все же достал. И если удар в челюсть прошел почти по касательной, но все равно чувствительно, то в левое плечо я получил прямо и точно. Никогда в жизни меня кувалдой не били, но, думаю, ощущения были бы теми же.
И все-таки я Мишку поймал. Окрыленный удачей, он бросился на добивание и открылся. Достать его я смог только резким ударом по бицепсу правой руки, но бицепс был напряжен, так что удар мой получился для Селиванова крайне болезненным. Настолько болезненным, что он схватился за больное место второй рукой, и я врезал ему под дых. Хорошо так врезал, от всей души, усилив удар резким поворотом корпуса. Кто другой на Мишкином месте сложился бы, пожалуй, пополам и рухнул на пол, но этого медведя так не завалишь. Он не упал, а медленно приземлился, опершись на руку и на ногу, но рука подвела, подогнувшись в локте, и Мишка коснулся-таки пола задницей.
— Всё! Бой окончен! — крик Леграна перекрыл дикий рев, поднявшийся в зале. Наставник кинулся помогать Селиванову подняться, но несколько гимназистов его опередили, подняли Мишку и попытались его придержать, чтобы не упал. Наивные… Селиванов отшвырнул их, как кукол.
— А ну брысь! — рявкнул он. — Сам стоять могу, без вас!
— Селиванов, успокоился! — командному голосу наставника позавидовал бы любой строевой офицер. — Ты и ты! — Легран ткнул пальцем в двух подвернувшихся ему гимназистов. — Быстро помогли обоим снять шлемы и рукавицы!
Вот интересно, почему Леграну начальство прощает нарушение гимназического устава? Нас вообще-то учителям положено на «вы» называть… Но прощает же!
— Дыши глубже! — приказал Легран Мишке и тот глубоко и тяжело засопел, но уже через три-четыре вдоха-выдоха смог дышать нормально.
— У тебя голова как? — это уже мне.
— Ничего, Евгений Леопольдович, — успокоил я его. — Были бы мозги, было б сотрясение.
— Ну, Левской, — согласился Легран, дождавшись, когда народ перестанет ржать, — раз можешь шутить, значит, и правда ничего.