Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 1. 1867-1917

Ипатьев Владимир Николаевич

Из положения об Академии я узнал (Свод военных законов), что на лабораторию отпускается 3000 руб. в год плюс еще 1000 руб. на научные работы профессоров и преподавателей. Запасшись этими сведениями, я отправился к Крохалеву, который был очень удивлен моим появлением. Очень сухо он начал объяснять мне, почему химическая лаборатория получает лишь половину того, что ей полагается по бюджету. Обладая мягким и вкрадчивым голосом, Крохалев умел красноречиво доказывать, что начальство в этом и других подобных случаях поступает совершенно правильно, руководствуясь общими интересами Академии. Он был во всяком случае совершенно прав, когда поставил мне вопрос, зачем Академия будет отдавать деньги лаборатории, которая в течении десятка лет не выпустила ни одной научной работы, а представленная

диссертация одного химика (он намекал

на кап. Панпушко) не заключала в себе никакого экспериментального исследования. Он пояснил мне, что финансовая политика, установленная начальником Академии, состоит в том, что на нужды (всех отделов отпускается лишь часть их бюджета, а полученная экономия распределяется в конце года сообразно заявленным требованиям и в зависимости от их значения для жизни Академии. Он не прибавил, но я уже знал, что большая часть этой экономии уходила на покупку дорогих ковров, картин и т. п. украшений, которые не были нужны Академии, как научному учреждению, но за то позволяли ее начальнику пускать пыль в глаза высшему начальству, выставляя себя заботливым хозяином.

Эти доводы меня не убедили, и я ответил кап. Крохалеву, что для химической лаборатории подобная политика во всяком случае совершенно не подходит, т. к. ждать конца года для получения средств на изучение химических реакций, знать которые необходимо в настоящую минуту, это значит загубить все дело исследования. Так как я был только что оставленным репетитором, еще очень мелким служащим в Академии, то мой разговор, конечно, не мог изменить положение и мне пришлось только сказать, что я буду принужден тратить свои деньги на покупку необходимых химических препаратов и приборов, а также на проводку воды к моему рабочему столу, на покупку килограмма иода для приготовления йодистого метила и приобретение специального микроскопа.

Для своих химических работ я имел место в так называемом научном отделении лаборатории. Это отделение состояло из трех комнат: кабинета заведующего; одной проходной комнаты, в которой тогда не производилось никаких работ, — и одной большой комнаты, где лаборанты производили анализы по поручениям Главного Артиллерийского Управления. Именно в этой последней комнате стоял и мой рабочий стол (длиной в 9 фут.). Пока я делил свою работу между лабораторией Академии и лабораторией Университета, это помещение меня кое-как удовлетворяло, — но когда мне пришлось отказаться от работы у А. Е. Фаворского и всю громоздкую работу по получению цинкометила перенести в лабораторию Академии, работать мне стало очень трудно. Поэтому я решил, — с согласия Г. А. Забудского, перебраться в большую комнату, которая находилась рядом с химической аудиторией и служила для приготовления опытов к лекциям; она называлась приготовительной комнатой и имела сообщение по черной холодной лестнице с первым этажем лаборатории; между обоими этажами лаборатории находились небольшие антресоли из двух маленьких низких комнат, где жил старый служитель лаборатории, Лука Грунов со своей женой. Лука Грунов убирал химическую аудиторию и приготовительную комнату и помогал лаборанту в приготовлении опытов для лекций. Ему было уже 70 лет от роду и он прослужил в лаборатории более 30 лет, чуть ли не с ее основания, и был очень ценим ген. Федоровым.

Эта приготовительная комната была очень больших размеров (30 на 45 ф.), но была загромождена совсем не нужными аппаратами. Около одной стены во всю ее длину помещался аппарат для винокурения, который, вероятно, предназначался для демонстрации получения спирта и его перегонки; Лука Грунов сказал мне, что его никогда не пробовали пускать в ход. У другой стены стоял большой вытяжной шкаф, который не мог служить для работы с вредными газами, так как не имел никакой тяги и потому служил лишь для хранения приборов и посуды. По середине комнаты стоял большой стол, и я получил разрешение занять половину этого стола, т. к. другая половина была в распоряжении лаборанта, приготовляющего опыты для лекций. Я смекнул, что в этой комнате я скоро сделаюсь хозяином и приспособлю ее к научной работе, тем более, что лаборантом для приготовления опытов поступил новый обер-фейерверкер К. А. Видин, только что окончивший среднее пиротехническое училище и имевший очень слабые познания по химии. Он постоянно обращался ко мне за указаниями и советами, как производить опыты, и потому мы были в очень хороших отношениях.

Заведующий лабораторией Забудский приказал мне составить список работ, которые нужно сделать в приготовительной комнате, чтобы я мог производить мои научные исследования; в этом списке я должен был указать, какой специальный стол требуется для моих работ, куда дополнительно надо провести воду и газ, а также какую посуду и препараты надо приобрести. Я подал ему рапорт о моих нуждах, и он обещал испросить деньги из сумм Академии, оставшихся в конце года от неизрасходования бюджетных ассигнований. Мой разговор с начальником канцелярии не прошел даром, и в конце декабря лаборатория получила дополнительные средства для удовлетворения моих нужд. Г. А. Забудский в дальнейшем набрался храбрости и дал мне возможность приобретать некоторые вещества и недорогие химические приборы, заранее зная, что их покупка вызовет к концу года перерасход суммы, отпускаемой для лаборатории.

Все это дало мне возможность с начала 1893 года приступить к систематической научной работе и в течении зимы и весны я сумел изготовить мой исходный материал: третичный спирт, — диметил-пропил карбинол, — в количестве 2-х фунтов. А. Е. Фаворский, приходя еженедельно на лекции, всегда бывал в приготовительной комнате и, видя, как я работаю с таким опасным веществом, как цинкметил, остался очень доволен моей работой. Он постоянно подбадривал меня, говоря, что я получу интересный результат.

Весной 1893 года мне пришлось присутствовать на экзамене по взрывчатым веществам на дополнительном курсе Академии. Мне, как только что оставленному при Академии, следовало бы оставаться на экзамене пассивным ассистентом и безмолвным зрителем. Но мне хотелось показать всю несостоятельность постановки преподавания химии в Академии и Училище и потому я задавал некоторым экзаменующимся самые простые вопросы из общей химии и не мог получить мало-мальски подходящего ответа. Инспектор классов ген. Гук, который присутствовал на экзамене, был поражен полным незнанием химии и что-то отмечал в своей записной книжка

Моя цель была достигнута, и начальство Академии обратило внимание на необходимость принять меры к улучшению преподавания химии, но мне пришлось испытать неприятные минуты, когда некоторые мои товарищи, поступившие в Академию на год позднее меня, после экзамена напали на меня за мое безтактное, с их точки зрения, поведение на экзамене. Я успокоил их, сказав, что мои вопросы нисколько не повредили им, так как я настаивал на том, что неполучение ответов на мои вопросы не должно быть принято во внимание при окончательной оценке их знаний по взрывчатым веществам по той причине, что они не виноваты в том, что их не учили в Академии. Я пояснил им, почему я задавал подобные вопросы: мне хотелось показать академическому начальству, что необходимо немедленно ввести на младшем классе чтение лекций по общей химии и в конце года устроить проверку знаний. Как уже было мною указано ранее, начав преподавать химию в Академии, я тотчас же стал читать лекции по химии параллельно с объяснением метода качественного анализа. Теперь на экзамене по аналитической химии инспектор классов сразу увидал разницу в познаниях по химии офицеров младшего класса по сравнению с окончившими Академию.

Что касается Артиллерийского Училища, то в 1892-1893 году преподавание неорганической химии было поручено Г. А. Забудскому, а органической — А. Е. Фаворскому. А. Е. сумел хорошо поставить преподавание этого предмета в Училище; но нельзя было того же сказать про преподавание неорганической химии. На экзамене по неорганической химии у Забудского, А. Е. и я были ассистентами, и мы могли убедиться, что его слушатели не имели основных понятий ни о химических реакциях, ни о законах химии. Инспектор классов, присутствуя на экзамене, сам задавал некоторые простые вопросы и не мог получить удовлетворительного ответа. Поэтому после весенних экзаменов по химии в Академии и Училище, начальство объявило мне, что в следующем году 1893-1894 я должен буду приступить к чтению лекций по неорганической химии в среднем классе Училища, а в Академии на младшем классе вводится обязательный час чтения по общей химии и устанавливается экзамен по этому курсу «Законы химии» в конце учебного года. Для меня, молодого начинающего химика, получение лекций в Училище и Академии представляло громадное удовлетворение, и я решил летом подготовиться к чтению этих курсов и выработать надлежащую программу.