Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 1. 1867-1917
Шрифт:
Я быстро освоился со всеми проблемами, которые изучались в центральной лаборатории порохов и взрывчатых веществ. После ознакомления с калориметрической бомбой Вертело и с бомбой Сарро и Виелля для изучения горения
порохов и взрвчатых веществ, единственный экземпляр которой был только в Военно-Технической лаборатории морского ведомства, я обратился к Виеллю с просьбой дать мне какуюнибудь небольшую проблему по исследованию порохов. Он предложил мне изучить горение нитроглицеринового пороха, — баллистита, — при разных плотностях заряжения в бомбе Сарро и Виелля и проверить на этом примере правильность предложенной им вместе с Сарро теории горения порохов параллельными слоями. Я с большим энтузиазмом приступил к этой работе и параллельно ознакомился со всеми работами этих ученых по этому предмету. Только во время моей работы, в этой лаборатории я увидал, как существенна разница в организации научных исследований в немецких и французских лабораториях. В Германии я никогда не потерял
Генерал Федоров посоветовал мне попросить у французского правительства разрешения посетить также казенный
завод изготовления бездымного пороха, который находился около Бреста в Мулен Блан (Бретань). Кроме того, он мне передал список вопросов, который был прислан ему нашим Артиллерийским Управлением по поводу изготовления пикриновой кислоты (тринитрофенола). Для того, чтобы ответить на эти вопросы, мне надо было съездить на казенный завод взрывчатых веществ, находящийся в Нормандии около местечка называемого Эскерд. Н. П. Федоров сказал мне, что в случае моего согласия, он достанет необходимое разрешение на посещение заводов. Понятно, что я не мог не согласиться исполнить эти поручения, и в скором времени я отправился сначала в Мулен Блан, а потом в Эскерд.
Нельзя сказать, чтобы мое путешествие в Брест было бы очень удобным. Пришлось ехать целую ночь в обыкновенном вагоне 2-го класса (на французских дорогах очень грязноватых), без сна, так как в купэ, кроме меня, ехало еще 9 моряков, возвращавшихся в Брест на свои корабли; военный флот имел стоянку в этом порту. Администрация завода, узнав о моем прибытии, прислала за мной к станции прекрасный экипаж. Она показала мне во всех подробностях заводы пироксилина и бездымного пороха и в заключение угостила чудным обедом, на котором присутствовали все инженеры завода во главе с директором г. Биллиярдоном. Последний был рад со мною познакомиться, потому что он прожил около года в Петербурге, когда на Охте строился первый русский пироксилиновый завод и устанавливалась фабрикация бездымного пороха.
Вторая моя поездка в Эскерд заняла несколько более времени, потому что накануне моего приезда на заводе черного пороха вблизи Эскерд произошел сильный взрыв, сопровождавшийся человеческими жертвами. Все инженеры были заняты на расследовании, и мне пришлось провести в маленьком французском городке не менее трех дней, прежде чем я смог приступить к осмотру производств пикриновой кислоты.
Завод взрывчатых веществ в Эскерд представлял из себя в то время очень непрезентабельный вид, — на особенно грустные размышления навело меня состояние химической лаборатории. Производство пикриновой кислоты мне показывал инженер Патар, тогда совсем еще молодой человек лет 27-28, мой ровесник, получивший впоследствии, после Великой войны, громкое имя за его открытие способа получения метилового спирта из водяного газа под большим давлением и в присутствии катализаторов. Изобретение этого важного промышленного способа получения метилового спирта (древесного) он мог сделать, как он сам пишет в своей статье, в журнале «Химия и Промышленность» (франц.) только благодаря фундаментальным работам проф. Сабатье и Ипатьева, открывшим новое поле катализа в органической химии. При ознакомлении с деталями изготовления пикриновой кислоты, я увидал, что буду в состоянии ответить на все заданные мне вопросы, и после осмотра завода записал все мною виденное и отметил, на что надо обратить особое внимание при фабрикации этого взрывчатого вещества.
Перед своим отъездом из Франции я сердечно поблагодарил Н. П. Федорова за его отеческое ко мне отношение. Он не только, помог мне устроиться для работы в Лаборатории Порохов и посетить заводы, но и постоянно приглашал меня в праздничные дни к себе, чтобы провести вместе с ним праздничный отдых. Я, тогда совсем молодой человек, как губка впитывал в себя его интересные рассказы о прежней российской жизни, о характерах государственных деятелей и его сослуживцев в артиллерийском ведомстве. Он был вольнодумцем и объяснил, почему по выходе в отставку он решил переселиться в Париж: «Я живу здесь, как в пустыне и люблю быть один со своими мыслями или же анализировать идеи великих мыслителей всех стран». Когда жена была в Париже, Н. П. зная, что я целые дни в лаборатории, очень часто навещал ее и показывал ей все достопримечательности Парижа: картинные галлереи, катакомбы и пр. В то время в Париже был ген. Перлик, командир одного из корпусов русской армии, стоявшего на нашей западной границе. Н. П. познакомил нас с ген. Перлик, который со своей стороны, также не раз ее навещал.
Когда же в мае жена уехала в Москву, то я все праздники проводил с Н. П., и мы после завтрака пешком направлялись с Больших Бульваров в Булонский лес, где проводили весь остаток дня, а иногда, за неимением места в омнибусе, также пешком возвращались в город. За поздним временем, мы не могли получать обеда в ресторанах и удовлетворяли наш аппетит в каком нибудь кафэ кофеем с бутербродами.
Во время этих долгих прогулок я хорошо ознакомился с характером и убеждениями Н. П., — этого весьма незаурядного человека. Он был большим поклонником Салтыкова-Щедрина, и советывал побольше вникать в глубокие мысли этого великого сатирика, удивительно верно изображающего жизнь различных слоев русского общества. Н. П. был замечательно скромным человеком, во время жизни отказывал себе во многих удобствах, но сберегал трудом нажитые деньги для того, чтобы оставить их после своей смерти для стипендии молодым людям, поступающим в высшие учебные заведения. По завещанию он оставил 300 тыс. рублей для 4-х высших учебных заведений по равной части; кроме того, при жизни он пожертвовал 20 тыс. рублей Артиллерийскому Училищу и Академии для выдачи ежегодных премий за лучшие успехи по химии3). Для всех приезжающих артиллеристов в командировку во Францию Н. П. Федоров являлся незаменимым человеком в смысле оказания им помощи в деле выполнения возложенных на них поручений. Жалко, что вследствие большевистской революции имя этого выдающегося артиллериста и педагога было предано забвению. Но придет время (а теперь уже начинают вспоминать выдающихся прежних деятелей), когда имя ген. Н. П. Федорова займет почетное место среди педагогов Артиллерийской Академии и Училища.
Из Парижа в конце июня я отправился в Германию и остановился во Франкфурте для того, чтобы посетить завод др. Рашига, на котором велась перегонка карболовой кислоты по его патентованному способу, причем кислота получалась в очень чистом состоянии и была пригодна для нитрации и превращения ее в пикриновую кислоту. Завод Рашига занимал очень небольшую площадь и, насколько помню, дестилляция карболовой кислоты производилась в деревянном небольшом здании. К сожалению, мне не удалось увидеть хозяина, но от заведующего перегонкой я смог получить необходимые указания. Завод Рашига помещался в Людвигсхавене, рядом с Баденскими заводами, изготовлявшими соду и краски. Конечно, в то время эти заводы еще не имели тех внушительных размеров, какие они приобрели позднее, когда стали поражать своею производительностью весь промышленный мир.
Ужасная жара, которая была в Людвигсхавене, когда я осматривал заводы, и неосторожное утоление жажды холодным пивом и другими прохладительными напитками вызвали у меня заболевание горла. Я едва добрался до отеля во Франкфурте и принужден был послать за доктором, так как имел сильный жар и нестерпимую боль горла и головы. Я оставался пять дней под наблюдением врача совершенно один, но, слава Богу, все кончилось благополучно; доктор опасался вначале, что я заболел дифтеритом, но он скоро распознал, что у меня обыкновенная ангина, только в очень сильной степени.
Все мои поручения были выполнены и я через Берлин отправился в Москву, где в то время находилась моя семья на даче у моей тещи в селе Хорошове.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ РАБОТА НАД ПРОФЕССОРСКОЙ ДИССЕРТАЦИЕЙ
Отдохнув 2-3 недели, я поспешил в Петербург, чтобы найти себе подходящую квартиру, недалеко от Академии. В то время, как в Москве, так и Петербурге, был квартирный кризис, и найти квартиру средних размеров в 5-6 комнат представляло большое затруднение. Но по приезде в Петербург я узнал, что в виду сильного расширения Михайловского Училища и увеличения его штатов, были выстроены новые здания для квартир служащих, и так как штаты еще не были заполнены, то квартиры были свободными и одну из них временно (на год) предложили мне. Я охотно согласился и получил очень хорошую квартиру в 6-7 комнат, которая предназначалась впоследствии одному из командиров батареи.
Если с этой стороны мне очень повезло, то, с другой стороны, меня ожидали неприятности и разочарования в людях. Во время моего пребывания заграницей я имел переписку с Г. А. Забудским и с А. В. Сапожниковым, который был временным помощником Забудского по заведыванию лабораторией. С Г. А. Забудским я вел, главным образом, деловую переписку и сообщал ему об успехах моей химической работы. Интересно отметить, насколько Г. А. был слабоват в химии: когда я ему написал, что сделал синтез изопрена, то он поздравил меня в письме с успехом «в области изопреновых соединений»...