Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 1. 1867-1917
Шрифт:
Международные конгрессы по химии были тогда внове и еще не обставлялись с такой помпой, как это имело место впоследствии. Тем не менее на Конгресс с’ехалось более 1000 химиков из разных стран, и Австрия устроила им очень любезный прием. Значение химии в хозяйственной жизни страны уже в то время расценивалось очень высоко, и бургомистр Вены в своей очень короткой речи сказал: «Как высоко мы должны ценить успехи химии, можно заключить из того, что нет ни одного вопроса в хозяйстве нашей столицы, при решении которого нам не пришлось бы спрашивать совета опытного химика».
На этом Конгрессе я выслушал два интересных доклада: проф. Бухнера «О внеклеточном брожении», и проф. Муассана «О получении кристаллического кальция». Первый доклад Бухнера, сделанный для всего Конгресса, был сопровожден демонстрациями и им на опыте было показано, что сок, выдавленный из дрожжей и содержащий определенный энзим, может вызвать брожение виноградного сахара также хорошо, как и сам фермент, состоящий из живых
В Вене во время Конгресса член военно-Технического Комитета австро-венгерского Артиллерийского Департамента, фамилию которого я не могу вспомнить, любезно предложил осмотреть их научно-техническую лабораторию для испытания взрывчатых веществ. Меня более всего заинтересовал очень простой способ испытания силы взрывчатого вещества при помощи взрывов в свинцовых цилиндрах: по величине полученного обема воронки в цилиндре можно судить о характере испытуемого взрывчатого вещества.
Из Вены мы с Черновым и Ксирихи направились в Тироль, посетили Инсбрук, а потом двинулись в Швейцарию и остановились в Беатенберге, где любовались красавицей Юнгфрау, озаряемой по вечерам чудным фиолетовым светом. Мы прокатились по Женевскому озеру и после некоторого пребывания в Женеве отправились в Париж.
В Париже я должен был немедленно выхлопотать разрешение на посещение завода взрывчатых веществ в Сэн-Шама, около Марселя. По приезде я прежде всего явился к ген. Федорову и просил его помощи. Не получая долго ответа, я направился сам в наше консульство и сначала очень вежливо просил их принять особые меры для ускорения этого дела. Придя через три дня в Консульство за ответом, я узнал, что дело не подвинулось вперед из-за канцелярской волокиты; тогда я, не взирая на мое не слишком высокое положение на бюрократической лестнице, все же достаточно возвысил голос для того, чтобы подбодрить энергию чиновников. Мое возмущение подействовало, и через 2-3 дня я получил надлежащее разрешение от французского военного министерства.
Местность, где расположен завод, была богата замечательной южной растительностью, которая могла развиваться в этом крае только благодаря исскуственному орошению: в этой местности не бывает дождей в летнее время в продолжении 3-х месяцев. В местечке насчитывалось очень небольшое число жителей, и мужское население имело заработки, главным образом, на заводе. Заводское начальство было предупреждено о моем приезде и меня встретил инженер кап. Дрейфус, двоюродный брат известного Дрейфуса, невинно пострадавшего в результате клеветы на него некоторых чинов французского генеральнаго штаба, ложно обвинявших его в выдаче немцам секретных документов. Инженер Дрейфус был очень любезен и показал мне во всех подробностях производство тринитрокрезола и тринитронафталина. В свободное время он не давал мне скучать и рассказывал интересные вещи о жизни во Франции; на прощанье я очень благодарил его за оказанный мне прием и за сообщенный мне очень ценный материал.
Данные мне поручения были исполнены, и я должен был возвращаться. Но в конце августа в Киеве должен был состояться большой съезд естествеиспытателей и врачей, где на собрании химиков я должен был сделать доклад о моих работах по синтезу алленовых углеводородов. Поэтому из Варшавы я направился прямо в Киев.
Подобные съезды естествоиспытателей и врачей происходили периодически каждые 3-4 года в различных больших городах. Предыдущий съезд был в Москве в 1895 году, и отличался особый торжественностью; я был тогда делегирован от Академии и потому имел возможность быть на эстраде, откуда можно было лучше наблюдать и слышать всех ораторов. На открытии съезда присутствовали вел. кн. Сергей Александрович с супругой Елизаветой Федоровной, представители дворянства и промышленности и города Москвы. Колонный зал Московского Дворянского Собрания и хоры были наполнены до отказа и многие желающие не могли достать билетов. Проф. К. Тимирязев, председатель съезда, в своей вступительной речи не даром назвал этот съезд «Праздником Русской Науки», так как на этом съезде должны были быть доложены выдающиеся работы русских ученых, имеющие мировое научное значение. Действительно, последовавшие за ним доклады проф. Сеченова о рефлексах, проф. Виноградского об удобрении почвы азотистыми веществами при помощи бактерий, работы В. В. Марковникова о составе русских нефтей и др. показали, что и наша земля может рождать «сильных разумом Невтонов». В химической секции я выслушал тогда доклад моего учителя А. Е. Фаворского о присоединении хлорноватистой кислоты к двузамещенным ацетиленам.
Конечно, мы не могли ожидать такой же торжественности и многолюдия в Киеве, но тем не менее и этот съезд представил много интересного. Я в первый раз посетил этот красивый, чудный город, который по праву считается матерью русских городов. Он расположен на высоком берегу Днепра и с него открывается чудный вид на окружающую местность и на величавое течение Днепра. съезд происходил в здании университета, и химическая секция собрала большое количество химиков, в числе которых насчитывалось немало выдающихся работников. На съезд приехали В. В. Марковников, Егор Егорович Вагнер, Меншуткин, Тищенко, Фаворский. Председателем секции был проф. Сергей Николаевич Реформатский.
Доклад о своих работах я должен был сделать в первый же день заседания секции. Доклад прошел с успехом, и в его обсуждении принял большое участие Е. Е. Вагнер, с которым я тогда впервые познакомился. Моя работа с алленовыми углеводородами не представляла чего-нибудь особенного, но была тщательно сделана и вполне подходила для моей будущей диссертации. Выступления молодых химиков на таких собраниях, куда с’езжаются химики со всех российских лабораторий крайне полезны потому, что на них, с одной стороны, можно услыхать много дельных замечаний по поводу сделанного доклада; с другой стороны, такое выступление может способствовать укреплению сознания в правильности темы, выбранной для исследования, и тех толкований, которые были положены в основу объяснения изучаемых реакций. Выслушать критику такого выдающегося органика, каким был Е. Е. Вагнер, для меня было очень полезно, и каждое его слово несомненно оказало соответственное влияние на ход моих дальнейших химических концепций.
К сожалению, долго оставаться на съезде я не мог, так как получил два очень тревожных письма от жены и от нашего кварт|рм$|ствра кап. Герберта, из которых я узнал, что мои вещи вытащены из квартиры и куда то сложены без всякого предварительного о том предупреждения ни меня, ни моей жены. Поэтому я был вынужден на другой же день после моего доклада покинуть Киев и поспешить в Петербург. Но накануне моего спешного отъезда из Киева я провел очень интересный вечер в компании химиков, возглавляемой самим Е. Е. Вагнером. После докладов в химической секции мы отправились в компании из 12 человек обедать в отель Континенталь. Обед, сопровождаемый обильной выпивкой отечественной водки и хорошей закуской, затянулся на долгое время; оживленная беседа была продолжением дебатов, которые шли на съезде. После обеда, около 4-х часов дня, наши химические лидеры, находясь в очень веселом настроении, пожелали отправиться на остров Трухан на Днепре, где помещался ресторан и кабаре. Вся компания совершила это путешествие на маленьком речном пароходе и, прибывши на остров, уселась в саду ресторана пить чай на открытом воздухе. К чаю был подан коньяк, причем любители этого напитка не скупились на прибавку его в свои стаканы. После чая мы посмотрели номера кабаре, довольно громко выражая свои удовольствие или неодобрение, а потом отправились в отдельный кабинет ресторана для дальнейшего веселья. Видя, что мои химические наставники находятся в таком градусе, что уже не в состоянии давать разумные приказания, я взял бразды правления в свои руки и сказал лакеям, что они должны слушать только меня. Душой общества был незабвенный Е. Е. Вагнер, и я должен сказать, что мне редко приходилось испытывать такое веселое настроение, какое сумел создать этот простой, симпатичный и располагающий к себе большой человек. Мы приехали обратно в Киев уже в 4 часа ночи, и пешком с пристани добрались до нашей гостинницы. Е. Е. Вагнер постоянно вспоминал этот вечер в Киеве и в своих письмах к А. Е. Фаворскому просил передать мне поклон и благодарность за мою распорядительность, называя меня «полковником с Трухановского Острова».
Я заехал в Москву за женой и мы спешно направились в Петербург, чтобы разрешить квартирный вопрос. Как я упомянул ранее, казенная квартира, предназначаемая будущему командиру 2-й батареи Училища, была дана мне временно на один год, после чего я должен был ее освободить. Во время моей командировки были объявлены новые штаты Училища и командиром 2-й батареи был назначен кап. Деревицкий, находившийся долгое время на службе в Артиллерийском Училище. Он и его супруга были нашими знакомыми и мы иногда бывали друг у друга. Как только состоялось его назначение на должность командира (это было в августе) он стал настаивать, чтобы моя квартира, как предназначаемая для него, была немедленно освобождена. Он не хотел подождать моего возвращения из командировки (не более двух недель) и настоял на том, чтобы ген. Гук, который в это время исполнял должность начальника (ген. Демьяненков был в отпуску), отдал приказ о выносе моих вещей из квартиры, и перенесении их в соседнюю маленькую квартиру, состоящую из трех комнат и кухни. Этот глупый и незаконный приказ был дан и под наблюдением квартирмейстера наши вещи были вынесены и в буквальном смысле свалены без всякого порядка в новом помещении.