Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2
Шрифт:
Так как серная кислота является наиболее важным химическим продуктом, на котором базируются другие производства, то я решил сделать об’ектом своей речи именно пятилетний план развития производительности серной кислоты. Уже поверхностный обзор цифр увеличения производства серной кислоты указывал на полную невозможность исполнения подобной программы. Кроме того, в плане не приводились систематические увеличения добычи необходимых колчеданов и совершенно не затрагивался вопрос о возможности доставки колчеданов на заводы серной кислты. Все эти вопросы мне были хорошо известны во время войны, и потому мне было сравнительно легко критиковать представленный план и отметить с своей стороны все его слабые места, касающиеся самого важного продукта химической промышленности. Я начал свою речь с того, что раз советское правительство требует для мирных и военных целей значительного развития химической промышленности на ближайшие годы, то, конечно, мы должны употребить все срдества для того, чтобы достичь поставленной цели. Но достигая успеха в одной отрасли промышленности, мы не должны портить дело в других областях народного хозяйства. Я предложил здесь разобрать только план развития производства серной кислоты и по годам критиковал возможность увеличения ее производительности в связи с другими факторами народного хозяйства.
Не знаю, удовлетворились ли товарищи, сидевшие
В то время он вел борьбу в Главхиме против некоторых членов коммунистической ячейки, которые, повидимому, были недовольны его деятельностью и хотели его спихнуть. В особенности вел борьбу против Юлина недавно назначенный в Главхим для секретных дел Карасик. Этот товарищ кончил в Харькове Технологический Институт и когда был назначен в Главхим, то явился ко мне и стал меня благодарить за тот добрый совет, который я ему дал в 1921 году, когда он предлагал мне свои услуги сделаться правителем дел в Главхиме, куда я был назначен начальником. Карасику было в то время 21-22 года, и я отказал ему в его просьбе, а посоветовал продолжать учиться и уже после солидной учебы перейти на административную работу. Борьба Юлина с Карасиком и его приверженцами закончилась победой Юлина, и несколько партийных товарищей были принуждены покинуть Главхим.
Юлин приказал оформить мою командировку, и в конце марта ГПУ дала мне визу на 1 апреля выехать в Берлин. За два дня до моего от’езда (это было, как я хорошо помню, в воскресенье утром) я был вызван из Кремля Куйбышевым, который сообщил мне, чтобы я отложил мой от’езд заграницу, пока я не сделаю доклада правительству о всех моих работах здесь и в Германии. Мне пришлось на другой день пойти в отдел ВСНХ по заграничным командировкам и заявить о распоряжении Куйбышева. Со стороны ГПУ не было никаких препятствий к моему выезду заграницу, иначе они не поставили бы визы на моем годовом паспорте. Моя задержка по всем вероятиям произошла исключительно по инициативе Куйбышева, которому за две недели до моего от’езда я сказал, что мне необходимо скоро ехать в Германию. После получения такого распоряжения я отправился к Секретарю Президиума, чтобы спросить, когда можно будет поставить мой доклад, так как ранее доклада в Президиуме ВСНХ мне нельзя выступать в Совнаркоме. В секретариате ВСНХ я получил очень неутешительный ответ, так как Куйбышев скоро должен был уехать в командировку, кажется, на Урал, которая должна была занять у него три недели, а потому назначить время пленума Президиума в настоящее время было совершенно невозможно.
В течении двух месяцев мне пришлось хлопотать о назначении докладов о моих работах, и все было напрасно. Под различными маловажными причинами, я не мог добиться свидания с Куйбышевым после того, как он вернулся из командировки, а без его решения ни один из заместителей не мог взять на себя ответственности назначить мой доклад в Президиуме. В моей голове эта волокита возбуждала очень мрачные мысли, в особенности я подозревал, что моя задержка в от’езде заграницу обусловливалась делом Шпитальского, к которому я был очень близок в разнообразных деловых отношениях. Заместитель Куйбышева Рухимович предложил мне прямо обратиться к Куйбышеву лично и выяснить, в чем дело. Личный секретарь Куйбышева стал меня водить за нос. Когда я заметил, что он просто издевается надо мной, то я решил пойти напролом, тем более, что Куйбышев, как я узнал, на другой день уезжает в отпуск. Я явился в Президиум рано утром, до приезда Куйбышева, и когда он вошел в кабинет, то я попросил секретаря доложить, что хочу его видеть. Я не могу сказать, доложил ли он обо мне или нет, но когда он вернулся и сказал мне, что Куйбышев занят, то я, не говоря ему ни слова, отворил дверь и несмотря на протесты секретаря, вошел в кабинет и в довольно взволнованном тоне спросил Куйбышева, когда же я, наконец, получу ответ о времени моего доклада и разрешение для моего выезда в Германию, согласно заключенного мною договора. Я просил дать мне сейчас-же определенный ответ, так как я слышал, что он завтра уезжает в отпуск. Вероятно мой рассерженный тон оказал на него влияние, так как он быстро дал мне успокоительный ответ и сказал мне, что он передаст это дело Рухимовичу. Тогда я попросил его позвонить сейчас-же его заместителю, так как за обилием дел он может легко об этом забыть. Куйбышев взял трубку, при мне позвонил Рухимовичу и сказал ему, что я немедленно зайду к нему и мы должны сговориться о времени моих докладов в Президиуме и в Совнаркоме. Рухимович был всегда расположен ко мне и ценил мою работу, а потому он пошел мне навстречу и чуть ли не на другой день приказал назначить заседание Президиума и обещал на ближайшее заседание Совнаркома (оно состоялось на следующий день после заседания Президиума ВСНХ) поставить на повестку мой доклад. Все это происходило уже в первых числах июня, и мой сын в письмах очень беспокоился, почему я не еду в Берлин. В то время в Берлине происходил Бунзеновский С’езд химиков, программа которого была крайне интересна для меня, так как все заседания были посвящены вопросам катализа, и мне очень хотелось быть на нем. Я получил специальное приглашение от председателя С’езда, Боденштейна, но принужден был ответить, что, к большому моему сожалению, не могу приехать, так как очень занят. Я уверен, что только моя энергия, настойчивость и бесстрашие помогли мне получить в этот раз разрешение на выезд заграницу.
На повестку заседания Президиума были поставлены два доклада: Гуревича и мой. Гуревич был председателем Амторга в Соед. Штатах в течении нескольких лет и передал свою должность П. А. Богданову, бывшему ранее председателем ВСНХ. В заседании Президиума Гуревич сделал очень интересный доклад о состоянии промышленности в Америке, об отношении промышленников к нашим русским делам и о желании их войти с нами в деловые отношения. Присутствовавший на заседании Чекин (член коллегии Главхима), которому пришлось по химическим делам быть два раза в Америке, сделал тоже некоторые интересные добавления о химической промышленности в Соед. Штатах и между прочим рассказал, что ему пришлось выслушать не раз очень лестное мнение об академике Ипатьеве. Один крупный промышленник сказал ему: «Дайте нам Ипатьева на два-три года, и мы с удовольствием отдадим вам безвозмездно все те достижения, которые мы сделаем совместно с ним». Это замечание, хотя и очень льстило мне, но было до некоторой степени опасным с точки зрения моих дальнейших поездок заграницу, — в особенности, принимая во внимание мое давнишнее желание посетить Соединенные Штаты. .
На мой доклад в заседании Президиума были приглашены видные работники и ученые, между которыми был акад. А. Е. Чичибабин, присутствовавший тогда впервые на заседании Президиума. Я доложил о всех последних работах по окислению фосфора, сделанных, как в Берлине, так и в Институте Высоких Давлений, и указал, что в настоящее время уже можно приступить к проверке этой реакции в большем масштабе и, как мне известно из письма ко мне моего ассистента, др. Фрейтага, в Германии это предполагают сделать в самом ближайшем будущем. Кроме этой работы мною были доложены в сжатом виде и другие работы Института и показаны образцы полученных соединений. Наибольшее внимание было оказано реакциям окисления и восстановления окислов мышьяка, сурьмы и висмута. После доклада был оживленный обмен мнений и было высказано пожелание, чтобы Институт и в будущем продолжал исследования и в особенности было указано на необходимость продолжения работ по деструктивной гидрогенизации и по полимеризации газов, содержащих непредельные углеводороды. Председательствующий Рухимович обратился к акад. А. Е. Чи-чибабину и попросил его высказать свое беспристрастное мнение по поводу моих работ. А. Е. дал очень благоприятную характеристику моим исследованиям и с своей стороны отметил важное значение разработки реакции окисления фосфора водой под давлением. Вынесенная резолюция Президиума ВСНХ была в мою пользу и гласила, что Институт Высоких Давлений в короткое время сделал очень важные исследования, которые необходимо продолжать в том-же направлении.
На другой день был назначен мой доклад в Совнаркоме. Председательствовал Рудзутак, так как Рыков был в отпуску. В заседании Совнаркома присутствовали Уншлихт, Ворошилов, Пятаков, Кржижановский, Микоян, Гринько и другие народные комиссары. От ВСНХ были Рухимович и А. И. Юлин. Заседание Совнаркома началось с моего доклада, которому было дано неограниченное время, но я заявил, что постараюсь уместить весь материал в течении получаса. В своем изложении; я оттенил сделанные в Институте исследования, которые имеют большое значение в промышленности и принес с собой, как образцы продуктов, так и фотографии аппаратов, установленных в Институте для работ под высокими давлениями. Я был выслушан с большим вниманием и ясно сознавал, что мой доклад был понят и произвел хорошее впечатление, судя по тем вопросам, которые мне были заданы после моей речи. Под конец моего доклада я пояснил, что моя работа в Берлине не только не мешает развитию- дальнейших исследований в Институте, а, наоборот, помогает и, что моему контракту остается один год, и мне придется кроме этого раза еще два раза с’ез-дить в Германию; летом будущего года кончится мой контракт. Я просил Совнарком, чтобы мне было разрешено в будущем без всяких препятствий совершать эти поездки.
При обсуждении моего доклада Юлин дал блестящую характеристику моей технической деятельности и отметил меня, как незаменимого консультанта в Главхиме. К Ворошилов, знавший меня хорошо по Реввоенсовету и всегда относившийся ко мне с большим уважением и симпатией, очень лестно отозвался о моей деятельности и добавил, что он очень удивлен, каким образом я мог в такой короткий срок создать большой Институт Высоких Давлений и подготовить кадр таких способных сотрудников. Я ответил ему на этот вопрос сравнением: почему американцы в короткий срок, в несколько месяцев, строят небоскребы, — в то время, как у нас постройки сравнительно небольших домов продолжаются более года? У американцев, — пояснил я, — уже заранее все готово для созидания дома, размеры строительных материалов изготовляются по установленным стандартам: им приходится только делать сборку отдельных частей здания. Я привык в течении своей жизни начинать с малого и достигать больших результатов; я уже давно стал готовить школу молодых химиков, способных в будущем приступить к выполнению работ под большими давлениями. Уже с 1923 года я в своей квартире в Академии Наук приступил к этой задаче, и в той маленькой лаборатории уже кристаллизовались новые химические идеи, делались предварительные опыты и молодые химики, приходившие ко мне учиться, готовились сделаться в будущем исследователями в новой области химии высоких давлений. И когда мои работы показали правительству СССР важность будущих исследований в области катализа и применения метода высоких давлений в химической промышленности, я получил возможность создать в короткий срок новый Институт Высоких Давлений. И мне, подобно американцу, надо было только перенести идеи и своих учеников в новое широкое помещение и с первого же дня водворения на новом месте приступить к научным исследованиям. В Совнаркоме я не побоялся высказать свое мнение, что всякое дело надо начинать с маленького, ибо неизбежные ошибки во время первоначальной работы в таких условиях не в состоянии угасить духа исследователя уже по одному тому, что для опытов не потребуется больших затрат, а кроме того, является возможность легко изучить условия данного процесса. На это мое правило я не получил возражений, но я полагаю, что эти мои слова не были в состоянии изменить убеждения большевиков, поступавших как раз наоборот в своих социальных и экономических опытах в нашей стране. Обсуждения закончились речью Рудзутака, который в постановлении Совнаркома отметил достигнутые мною ценные результаты для советской химической промышленности; кроме того в постановлении Совнаркома значилось, чтобы все учреждения оказывали Институту Высоких Давлений помощь и без всякого промедления исполняли требования Института по снабжению его материалами и приборами, не испрашивая особых разрешений по начальству. И, наконец, Совнарком предложил учреждениям, ведающим заграничными командировками, без-препятственно оформлять поездки акад. Ипатьева заграницу на ближайшее время.
Лучшего результата от моих докладов в ВСНХ и Совнаркоме я не мог ожидать; на другой день во всех газетах СССР были помещены статьи, касающиеся моей научной деятельности и моего доклада в указанных учреждениях. Точно также были посланы краткие отчеты о заседании Совнаркома по поводу моего доклада и в заграничную прессу.
Через два дня я уехал в Берлин, где от сына узнал, что дело с моими патентами обстоит хорошо и что К. Ф. Фрейтаг расскажет мне все подробности; что касается до работ сына, то они протекали вполне успешно. Он изучил основательно термо-динамику, а в лаборатории ему удалось соорудить прибор высокого давления, который позволяет ему делать электролиз под давлением и получить раздельно чистейшие водород и кислород под давлением до 200 атмосфер. Кажется, только одному ученому удалось разрешить эту задачу; мой сын сделал этот аппарат совершенно независимо; я ему посоветовал взять патент на этот прибор, что он сделал, возвратившись в Россию-.
В очень скором времени я увидался с Н. Каро и он мне заявил, что мои условия по продаже патентов И. Г. приняты.
Через очень короткое время я получил первый взнос в 90.000 марок и часть этих денег употребил на покупку аппаратов для Института Высоких Давлений (15.000 марок), на годовую командировку заграницу моего ассистента, Г. А. Разуваева в следующем году (около 5000 марок) и на оплату всех расходов моего сына по изготовлению аппаратов для высокого давления. Деньги были внесены в Берлинское Торгпредство и частью- положены в Банк для выдачи моему ассистенту Разу-ваеву, когда он приедет заграницу. Кроме того, из этих денег была оплачена годовая командировка заграницу сына с семьей.