Жизнь пророка Мухаммеда
Шрифт:
Находясь в крепости Кхаибар, Магомет едва не пал жертвой мести евреев. Когда он попросил приготовить ему мясо на обед, ему подали баранью лопатку. Откусив от нее кусок, он почувствовал странный вкус и выплюнул кусок, но тотчас же ощутил мучительную боль в желудке. Один из его последователей, по имени Базхар, который ел, ничего не замечая, упал и умер в судорогах.
Все смутились и ужаснулись; после тщательного дознания выявилось, что баранину эту жарила пленница Зайнаб, племянница Мархаба, гиганта, убитого Али. Когда ее привели к Магомету, обвиняя в том, что она подложила яда к мясу, она смело призналась в этом и объяснила желанием справедливо отомстить Магомету за то зло, которое он причинил ее племени и семье. «Я думала, — сказала она, — что если ты — истинный
Арабские писатели высказываются различно относительно участи, постигшей эту героиню. По словам одних, ее предали мести родственников Базхара, умершего от яда; по словам же других, ее красота пленила Магомета, и он возвратил ее семье.
Те же писатели редко передают о каком бы то ни было выдающемся эпизоде из жизни Магомета без того, чтоб не присоединить к этому рассказу чего-нибудь чудесного. Так и в данном случае они уверяют, что отравленная лопатка барана получила дар слова и предостерегала Магомета от грозившей опасности, но очевидно, что дар слова этот появился несколько поздно, так как Магомет успел проглотить столько яда, что отравился на всю жизнь и часто страдал от припадков сильной боли; даже в последние минуты жизни он жаловался на то, что его сердце усиленно бьется, отравленное кхаибарским ядом.
Более нежно отнеслась к нему другая пленница, Сафия, у которой были еще более веские основания для мести, чем у Зайнаб; она только что вышла замуж за Кенана, преданного смерти за свои богатства, и была дочерью Хойа ибн Акхтаба, князя кораидитов, казненного с семьюстами подданными на площади Медины, о чем мы выше рассказали.
Сафия отличалась замечательной красотой, поэтому неудивительно, что она тотчас же заслужила благоволение Магомета, который, по обыкновению, пожелал присоединить ее к числу обитательниц своего гарема, но зато крайне странно, что она отнеслась благосклонно к такой участи. Мусульманские писатели объясняют это тем, что она будто бы подготовлена была к тому сверхестественным явлением.
Когда Магомет стоял лагерем перед городом, осаждая его, ей ночью привиделось, будто солнце спустилось с неба и скрылось в ее чреве. Когда она утром рассказала об этом видении мужу своему, Кенану, тот, ударив ее по лицу, воскликнул: «Женщина! Почему ты иносказательно говоришь об этом арабском вожде, явившемся воевать с нами?»
Видение Сафии оправдалось, так как Магомет с возможной поспешностью обратил ее в ислам и, прежде чем покинуть Кхаибар, взял ее себе в жены. Их брачный пир совершился во время обратного пути в ал-Сахбе, где армия останавливалась на три дня. Абу Айюб, один из самых горячих последователей пророка, заведовавший его домашним хозяйством, всю ночь охранял с саблей в руке брачную палатку. Сафия была одной из наиболее любимых жен Магомета и после его смерти прожила вдовой сорок лет.
Кроме упомянутых нами браков по любви, Магомет около этого времени женился еще из политического расчета. Вскоре по возвращении в Медину он был обрадован тем, что из Абиссинии вернулись остальные беглецы, когда-то искавшие там убежище. В числе их была красивая вдова, муж которой, Абдаллах, умер в изгнании. Она вообще известна была под именем Омм-Хабибы, мать Хабибы, по дочери, которую она произвела на свет. Отец этой вдовы, Абу Софиан, был злейшим врагом Магомета, и пророк думал, что брак с дочерью смягчит вражду отца. Политическое соображение это, как говорят, было или внушено, или подтверждено откровением, составляющим одну из глав Корана.
Когда Абу Софиан услыхал об этой женитьбе Магомета, он воскликнул: «Клянусь небом, этот верблюд так ловок, что никакой уздой не уловишь его!»
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Отправка посольств к разным правителям: к Ираклию, к Хосрофу II, к египетскому наместнику. Результаты посольств
Всю остальную часть года Магомет оставался в Медине и рассылал своих верных учеников, уже в то время опытных военачальников, в различные военные экспедиции, благодаря которым непокорные племена довольно быстро принуждены были признать его власть. Его взгляды как государственного человека расширялись по мере того, как увеличивались размеры завоеванной им области. Хотя он и проповедовал, что в крайних случаях религию нужно распространять мечом, тем не менее он не пренебрегал мирными путями дипломатии и посылал представителей к различным князьям и царям, властвовавшим над областями, находившимися в пределах его политического горизонта, склоняя их принять ислам, что, в сущности, значило признать его, Магомета, своим главой в силу его божественного посланничества.
Самыми выдающимися из этих посольств были два: к Хосрофу II, шаху персидскому, и Ираклию, римскому императору, в Константинополь. Войны между римлянами и персами из-за обладания Востоком, нередко разгоравшиеся в течение многих последних столетий, велись и этими двумя правителями с переменным счастьем и несколько лет тревожили восточный мир. Различные страны терпели от нашествия то римлян, то персов; государства и царства переходили то под власть первых, то под власть вторых, смотря по тому, какая из воюющих сторон наносила поражение и являлась победительницей. В это время Хосроф с тремя армиями, из которых одна хвастливо называлась «пятьюдесятью тысячами золотых пик», отвоевав у римского императора Палестину, Каппадокию, Армению и несколько других обширных и богатых провинций, стал властителем Иерусалима и перенес святой крест в Персию. Не ограничиваясь этим, он направился в Африку, завоевал Ливию, Египет и распространил свои победы до Карфагена.
В разгар этих побед к нему явилось мусульманское посольство с письмом от Магомета. Хосроф послал за своим секретарем или переводчиком и велел ему читать письмо. Оно начиналось так:
«Во имя всеблагого Господа! От Магомета, сына Абдаллаха и апостола Бога, к Хосрофу, шаху персидскому».
«Что? — воскликнул Хосроф в порыве высокомерного негодования. — Неужели мой раб смеет ставить свое имя впереди моего?!» При этих словах он схватил письмо и изорвал его в клочки, не стараясь даже узнать его содержание.
Затем он написал свое письмо вице-королю в Йемен: «До сведения моего дошло, что в Медине есть сумасшедший из племени курайшитов, утверждающий, что он — пророк. Образумь его, а если это тебе невозможно, пришли его голову». Магомет, услыхав, что Хосроф изорвал его письмо, сказал: «Точно так же и Аллах заставит его царство распасться на клочки».
Письмо пророка к Ираклию встретило более сдержанный прием со стороны императора, вероятно, потому, что оно дошло до него в то время, когда судьба не благоприятствовала ему. Письмо это предлагало императору отказаться от христианства и принять ислам; на нем была подпись из серебряных букв: Магомет Аззарель, Магомет, Божий посланник. Ираклий, говорят, почтительно положил письмо на подушку, отнесся к посланным с особенным вниманием и отпустил их с великолепными подарками. Но, всецело поглощенный войнами с персами, он не обратил дальнейшего внимания на это послание от человека, которого он, вероятно, счел за простого фанатика-араба, не придавая особого значения его военным действиям, казавшимся ему хищническими набегами диких племен пустыни.
Кроме того, Магомет отправил послов и к Муковкису, правителю Египта, которого Ираклий послал сперва в эту страну для сбора дани; но он, воспользовавшись неурядицей, царившей из-за войн римлян с персами, присвоил себе верховную власть над этой страной, отвергнув почти всякую зависимость от ее императора. Он принял посольство с особенными почестями, но отклонился от прямого ответа на приглашение принять новую веру, заметив, что это вопрос очень важный, требующий серьезного обсуждения, и ограничился тем, что послал Магомету в подарок драгоценные камни, одежды из египетских льняных тканей, прелестного меда и масла, белую ослицу, называемую Иафур белого мула, прозванного Далдал, и скакуна, по имени Лазлос, или «Взвивающийся на дыбы». Самым приятным даром были, однако, две коптские девушки — сестры Мария и Ширена.