Жизнь-река
Шрифт:
Ещё был забавный случай с парнем из Якутии. Имя у него было — без бутылки не выговоришь! А тем более, не запомнишь. Что–то типа Ы–ы–кыныльтынги.
— Давай, — говорим ему, — назовём тебя другим именем. Ванькой, например, или Васькой.
— Не-е, — отвечает. — Моя не люби Ванькой. И Васькой тоже моя не хоти. Моя надо шибко красиво называй.
— Писуар, — подсказал хохмач Шкаранда. — Звучит?
— Пи–су–а-ар, — нараспев повторил посланец алмазной республики. — Моя шибко нравится.
Так он стал Писуаром. Скоро узнал, что означает сие, да поздно: прилипло прозвище банным листом.
То был год хрущёвского дурогонства — претворения в жизнь программы построения коммунизма. Во всех столовых сделали хлеб бесплатным. Официантки, повара, буфетчицы еле успевали наполнять нарезанным хлебом вазы, тарелки и выставлять их на обеденные столы. Мы всей компанией покупали по два–три стакана чая и усаживались завтракать. Ели вдосталь хлеб и запивали сладкой водой, подкрашенной пережжённой морковью. Такими были и обед, и ужин. Каждый день.
Однообразное «меню» вылезло заболеванием кожи — золотухой. Я перестал ходить на занятия. Облепленный болячками, бродил по вокзалам, магазинам. Катался в электричках без цели, без надобности. Без билетов. Просто так, убивая время, спасаясь в тёплых вагонах от стужи. Или находил убежище в читальном зале библиотеки, где проглотил немалое количество любовных и приключенческих романов, ещё больше подогревших страсть к морю и путешествиям, распаливших моё неуёмное воображение.
В одно из таких праздных шатаний я катил в центр на задней площадке трамвая. Толпа притиснула меня к двум девушкам–блондинкам, оживлённо беседующим на непонятном мне языке. Одна, в шляпке, не смотря на январь, чуть выше меня ростом, смеялась, обнажая дёсны и кривые до безобразия передние зубы. Другая, в шапочке, ниже меня, с прямыми, цвета соломы, волосами, курносая, застенчиво улыбалась, показывая ровные белые зубки. Она была очаровательна! Из тех прекрасных цветов, на которые природа не пожалела привлекательных красок. Забыв про болячки в виде оспинок на щеках и на лбу, я уставился на соломенно–волосую, испытывая волнение от близости её лица, пушистого воротника и приятного парфюмерного запаха. Кривозубая, бойче курносой, кокетничая, обратилась ко мне:
— Что смотришь? Познакомиться хочешь? Я — Лида, а она — Оля.
— Гена, — теряясь, назвал я себя.
— Скажи, Гена–полено, отчего у тебя вся физия зелёнкой раскрашена? Прямо кузнечик, в траве не разглядеть.
— В секретной лаборатории опыты проводил, ожоги получил. Неосторожное обращение с ракетным топливом. Взрыв, брызги… В общем, нарушение техники безопасности. Начальству досталось… Меня тоже чуть не уволили, выговор влепили, — быстро сочинил я небылицу. Девушки перестали иронично улыбаться. Серьёзно, с уважением посмотрели на мои крапинки.
— Опасная у вас работа, Гена. Так недолго и глаз лишиться. Сильно болит? — с сочувствием спросила Лида.
— Ничего, уже заживает. Нельзя только сладкое есть. Врачи не разрешают. Да, ерунда, у нас на «чкаловском» и не такое бывает… Заочно учусь в техникуме, — не моргнув глазом, соврал я.
Кто бы мог подумать, что эта встреча не будет последней?!
— Кстати, Гена, мы в театр «Красный факел» едем. У нас билет лишний есть. Поедем с нами! — предложила Лида.
— Это так неожиданно, девчата. Я с работы еду, не для театра одет, понимаете…
— Совсем не плохо. Пошли!
Двери трамвая распахнулись, и Лида вытолкнула меня на мостовую, подхватила под руку. И мы двинулись в «Красный факел».
— Что там сегодня в репертуаре? — тоном знатока и завсегдатая спектаклей осведомился я.
— «Лиса и виноград» Эзопа. Смотрел? — тараторила Лида. Ольга всю дорогу молчала, прикрывая лицо от ветра краем воротника.
— Нет. На «Лебединое озеро» ходил. В театр оперы и балета.
— Здорово! Повезло тебе, — воскликнула Лида. — В оперном был!
— Да я случайно в него попал, — признался я. И рассказал незнакомкам свою историю посещения знаменитого балета.
А было так…
В Тогучинском райкоме комсомола мне выдали путёвку на областной слёт выпускников, якобы пожелавших остаться после окончания школы в сельском хозяйстве. Учителя, тянувшие меня за шею из болота двоек на аттестат, видимо, рассудили так: «Куда ему с его знаниями соваться в институт или хотя бы в техникум! Одна дорога — быкам хвосты в колхозе крутить!». И порекомендовали на слёт делегатов–добровольцев работать на селе. Я от путёвки на слёт не отказался. Почему не «полетать»? На всём бесплатном. А там будем посмотреть, куда двинуть стопы.
Делегаты слёта будущих работников сельского хозяйства и я в их числе прошли колонной по Красному проспекту и собрались в театре оперы и балета. Здесь перед нами выступил с речью Никита Хрущёв. В те дни главный «кукурузник» страны принимал участие в работе пленума Новосибирского обкома КПСС. Потрепавшись с высокой трибуны перед умудрёнными жизнью мужами, Никита Сергеевич не упустил случая «проехать по ушам» молодых. Поднавешал юношам и девушкам «лапши» всё на те же оттопыренные уши, заморочил им головы бредовыми идеями утопической программы «светлого будущего» через двадцать лет. Что балаболил Никита в тот день — пересказать нельзя при большом желании, как нельзя наполнить пустой сосуд, наливая в него из порожнего. Да и кого из нас интересовала трепатня лысого, низкорослого мужичишки, похожего на упитанного, сытого поросёнка? Мы с нетерпением ждали начала спектакля. Но вот, наконец, зал взорвался бурными аплодисментами. То ли от радости окончания хрущёвской болтовни. То ли выражая восторг зазвучавшей музыкой Петра Ильича Чайковского.
Сказочно–необыкновенное зрелище захватило и покорило меня. «Лебединое озеро» я смотрел, затаив дыхание, зачарованный яркими красками разноцветной подсветки сцены, волшебными звуками оркестра, изящными, грациозными, белоснежными лебедями–балеринами. Первый раз в жизни видел такое чудо. И, наверно, последний. Нынешней зимой вознамерился вновь посетить театр оперы и балета. Однако, узнал цену билетов и успокоился: не по карману мне билет!
На другой день делегатам слёта дали концерт моряки ансамбля песни и пляски Тихоокеанского флота.
Тогда не употребляли в разговоре модных ныне терминов и слов. Нынешние молодые представители «гомо сапиенс» выражают восторг и эмоции словами: «полный отпад, потрясно, прикольно, вообще в тему, реально, клёво, обалденно, круто», Мы выражали восхищение так: «шедеврально, бесподобно, классно, великолепно, неподражаемо, кайфно, чудесно»..
Я с жадностью разглядывал моряков, любовался формой. Толкал в бок сидящего рядом земляка–тогучинца:
— Во дают! Классно, да?
— Шедеврально, — соглашался тот.