Жизнь такая, как надо: Повесть об Аркадии Гайдаре
Шрифт:
— Будя, Аркаш, будя, — услышал он голос солдата, с трудом поспевавшего за Аркадием.
Аркадий остановился.
— Будя, Аркаш, не серчай. Я тоже до Марии Валерьяновны.
Около фабрики Аркадий встретил Марию Валерьяновну. Он объяснил, как и почему появился здесь, и рассказал, что собирается делать, и попросил ждать его на углу Песочной улицы.
— Подожди, так будет верней, — остановила Мария Валерьяновна. Она достала из сумочки старый конверт с маркой и адресом, написанным химическим карандашом, что-то черкнула на клочке бумаги. — Передашь это Петрову.
Собаки
Аркадий думал, что его не заметят, и хотел проскользнуть через узкий коридорчик проходной, но Мочалов заметил:
— Стой! Куда, реалист, путь держишь?
— К дяде. К Петрову… Ивану Фомичу, — письмо вот пришло от папки с фронта. Просил дяде передать привет и все такое…
Мочалов оглядел Аркадия с ног до головы.
— Ивану Фомичу, говоришь? Значит, к Петрову? Так, так… — размышлял хозяин. — Ну ладно, беги, реалист. Только чтобы сей минут! Нечего тут зря шляться и глазеть. На оборону все таки работаем. Понятно?
— Я все понимаю, дяденька, — стараясь показаться робким школяром, ответил Аркадий.
— То-то, реалист. А ну, тикай! Одна нога здесь, другая там. И чтоб у меня сей минут!
В цехе сильно пахло горелой шерстью, и от непривычки першило в горле. Аркадий откашлялся, а потом спросил, где ему найти рабочего по фамилии Петров. Бородатый старик указал на худого, с озабоченным лицом человека.
Петров вытер узловатые руки о кошму и, оглянувшись по сторонам, развернул записку.
— Вот что, малыш, передай, чтобы через час приходили к воротам. А ты, Митрич, — окликнул Петров бородатого старика, — ты зови Ферапонта, дело есть.
Аркадий пулей вылетел во двор: лицо его сияло. Уж теперь-то рыжему солдату говорить не о чем, зря он смеялся.
— Ну что, обрадовал дядю, реалист? — услышал Аркадий голос Мочалова.
— Ей-богу, обрадовал! Честное слово, обрадовал! — отозвался Аркадий. — Спасибо, дяденька!
Как и договорились, на перекрестке Аркадия ждали Мария Валерьяновна и рыжий солдат. Аркадий рассказал, что велел передать Петров, и толкнул рыжего солдата в бок.
— Ну, будя, Аркаш, будя, не сердись…
Но Аркадий вовсе и не сердился. Только пусть солдат знает, что не один он за хорошую жизнь.
Через час Мария Валерьяновна и ее товарищи снова пришли на Песочную улицу. У ворот фабрики их уже ждала большая толпа рабочих.
Двери сарая были приперты колом, и там уныло выли хозяйские псы.
Беседа, которой так не хотел Мочалов, состоялась. Да это уже была не беседа, а большой митинг, на котором рабочие приняли резолюцию: никакой поддержки Временному правительству, долой кровопролитную войну!
Задание партийного комитета было выполнено.
Как гордился этим сам Аркадий! Право же, есть о чем рассказать маме!
Это было суровое, грозное время. С первых же дней возникновения Советов в Арзамасе руководство в них захватили меньшевики и эсеры, власть все еще находилась в руках помещиков и местных фабрикантов.
Большевиков в Арзамасе в ту пору было немного — всего двадцать четыре человека, но они всеми силами несли в народ
Борьба большевиков становилась с каждым днем все ожесточенней.
Глава III
ОКТЯБРЬ В АРЗАМАСЕ
Домик, в котором жила Мария Валерьяновна Гоппиус, находился на самом краю города, по пути в перелесок, где уже начиналась кладбищенская роща.
Этот дом хорошо известен многим арзамасцам. Рассказывали, что Горький, когда жил в ссылке, часто заходил сюда с Екатериной Павловной Пешковой на чашку чаю. И еще говорили, что Алексей Максимович направлял в дом Марии Валерьяновны товарищей, приезжающих к нему. Здесь же в то время собирался революционный кружок скорняков и сапожников.
Вход в дом Гоппиус для Аркадия всегда был открыт. Мария Валерьяновна уже успела полюбить его за преданность и исключительную честность.
И Аркадий наконец решился сказать Гоппиус то, о чем он думал. Он просил Марию Валерьяновну принять его в партию, он клялся, что умрет, но никогда не предаст великое дело рабочих, что всю свою жизнь посвятит революции. Но Мария Валерьяновна сказала, что Аркадий еще очень мал, чтобы состоять в партии, но по своим делам и мыслям он все равно большевик.
Аркадий, кажется, на время успокаивался, а потом снова и снова возвращался к своей просьбе. Но ему велели еще ждать и ждать.
Сегодня Аркадий опять отправился в дом Гоппиус. На этот раз он застал Марию Валерьяновну за несколько странным занятием. Она разрезала портновскими ножницами большие листы бумаги на четыре равные части. На каждом листе чернели четыре квадрата, испещренные печатными буквами.
Это были листовки.
Приближались выборы в Учредительное собрание, и каждая партия расклеивала по городу и раздавала жителям листки со своими лозунгами, призывающими голосовать за ее кандидатов.
Уложив листовки в аккуратную стопку, Мария Валерьяновна приветливо улыбнулась и протянула руку.
— Здравствуй, Аркадий! Мама поправляется?
Наталья Аркадьевна простудилась и вот уже третий день лежала в постели.
— Спасибо, поправляется, — ответил Аркадий, — завтра уже на работу пойдет.
Мария Валерьяновна перевязала стопку листовок шнурком и отнесла в угол, где уже лежало несколько таких же пачек. Аркадий, видя, что все заняты своим делом и никто на него не обращает внимания, хотел уже уйти.