Жизнь такая, как надо: Повесть об Аркадии Гайдаре
Шрифт:
— Погоди, Аркадий, — вдруг сказала Мария Валерьяновна. — Ты вовремя пришел. Видишь листовки? Ну вот, поможешь расклеить. Только, пожалуйста, поаккуратней. — Мария Валерьяновна вздохнула. — Мало у нас листовок, ох как мало…
Человек в солдатской шинели, разбиравший на полу листовки, угрюмо пробасил:
— Зато кадеты нагрохали уйму…
— И все на гладкой бумаге, — с завистью добавила девушка в сером гимназическом платье.
— Кадеты, они народ богатый, — опять вздохнула Мария Валерьяновна. — А в деньгах нам соперничать трудно.
—
Аркадий выдернул из пачки одну листовку. На серой шершавой бумаге было напечатано:
«Товарищи рабочие, крестьяне и солдаты! На выборах в Учредительное собрание голосуйте за партию рабочих, за партию городской и деревенской бедноты — за список №7. Войне не кончиться, пока власть будет в руках у буржуев. Восьмой месяц буржуи у власти, а не сделали еще ни одного решительного шага к скорейшему заключению мира. Буржуазии выгоден не мир, а война».
«Так вот что значит таинственный список №7!» — подумал Аркадий. Вчера на базаре он слышал, как бородатый мужик распевал песенку с загадочными словами:
Седьмой номер — большевик, Мир да землю хочет. Он за землю, за народ Завсегда хлопочет.Выпросив у Марии Валерьяновны еще пачку листовок, Аркадий забежал домой.
Мама все еще лежала в постели. Осторожно, чтобы никто не услышал, Аркадий достал с полки солдатский котелок, с которым ходил на рыбалку, вскипятил воды, сварил клейстер из ржаной муки и отправился на Сальниковую.
Одну листовку наклеил на доме Подсосова, потом на соседнем доме Волкова, потом — накрепко — на воротах духовной семинарии.
Новое занятие увлекло его и, весело напевая, он ходил от дома к дому.
Седьмой номер — большевик, Мир да землю хочет… Седьмой номер…Но работы хватило ненадолго. Листовки кончились.
Аркадий спрятал в ближайшей подворотне котелок с клеем и хотел снова идти к Марии Валерьяновне, но вдруг вспомнил, что именно сегодня в три часа дня он непременно должен быть в училище.
Реалисты ставили «Игроков» по Гоголю, и в спектакле Аркадий исполнял роль гусара. «Делать нечего — придется идти в реальное, — решил Аркадий, — а к Марии Валерьяновне зайду после».
Около реального на него чуть не налетел Митька. В руках у него была большая пачка листовок. Митька тоже участвовал в «Игроках».
— Куда же ты, Митька, ведь репетиция?.. — остановил приятеля Аркадий.
Митька только рукой махнул:
— Какая уж тут репетиция? Вот эти бумажки велено раздавать. Беги в реальное, там их знаешь сколько!
Аркадий взял у Митьки листовку и, прочитав, ахнул. В ней все наоборот: и голосовать
Аркадий вбежал в вестибюль реального. Каменный пол был весь усеян белыми листками бумаги. Какой-то первоклассник взял слишком большую кипу, споткнулся, выронил пачку и вот сейчас, сердито пыхтя, ползал на коленях по каменному полу, собирая бумажки.
Оказывается, кадеты не дремали. Значительную часть своих листовок они привезли в реальное училище, чтобы их распространяли ученики.
— Голиков! — услышал Аркадий за спиной строгий голос. — Голиков, вы почему не подчиняетесь приказу инспектора?
Это говорила преподавательница французского языка, которую все за глаза звали «жабой».
— Голиков, соизвольте, как и все, подняться в учительскую и взять там листовки.
Инспектора реалисты боялись больше всего на свете — это был неприятный и въедливый человек, который за малейшую провинность оставлял учеников после уроков на два часа или же шел к родителям жаловаться, грозя исключением.
Аркадий неохотно поднялся на второй этаж в учительскую.
В углу, под большой иконой, была свалена огромная груда листовок, перевязанных в аккуратные пачки.
— А вот и Голиков явился, как всегда с опозданием, — ехидно заметил инспектор.
— Больно нужны мне ваши листовки. Я на репетицию…
— Ах, вы, Голиков, чем-то опять недовольны? Может, и вы попались на удочку к этим, как их… большевикам. — Инспектор театрально вскинул указательный палец вверх и торжественно продолжал прокурорским голосом: — К этим распрост ранителям противогосударственных идей, отравляющих своим большевистским ядом юное поколение борцов за истинную свободу! Вы поняли меня, Голиков? — закончил свой монолог инспектор.
Аркадий мотнул головой и неохотно взял одну пачку.
— Маловато, маловато, — заметил инспектор. — Влезть на пожарную лестницу у вас, конечно, хватает сил. Но странно, почему вы вдруг изнемогли? — продолжал издеваться инспектор.
И вдруг в голову пришла дерзкая мысль. «Ну хорошо, — думал он, — я вам покажу усердие, вы меня узнаете!»
Аркадий схватил одну пачку, потом вторую, третью и быстро вышел из учительской.
Инспектор переглянулся с француженкой и, самодовольно улыбаясь, пояснил:
— Воспитание, да-с, воспитание. Детские души — это чистый воск, и мы при умелом обращении можем лепить из них все, что угодно…
Через полчаса запыхавшийся Аркадий снова появился в учительской. В руках у него был мешок. Ни слова не говоря, он нагрузил его листовками.
Инспектор и француженка не могли не нарадоваться усердию строптивого ученика, так часто досаждавшего им своим буянистым поведением: Голиков менялся буквально на глазах.
Растроганный инспектор подошел к Аркадию.