Жизнь такая, как надо: Повесть об Аркадии Гайдаре
Шрифт:
— А де ж тогда?
Гайдар улыбнулся.
— Тогда, может, в Киев съездить, что ли… Был там на Крещатике, ого, какой магазин! Одним словом — культтовары. Полный ассортимент.
— Так у Киева ж — фашисты. И далэко…
— То-то и оно, что далеко, и фашисты к тому ж, — согласился Гайдар.
— Тогда, дядько, як же?
Гайдар ответил не сразу.
— Вот видишь, Олесь, везде фашисты нам мешают. Но выход есть… А вы, хлопцы, пошукайте, в сельсовет загляните, в клуб не забудьте, неужто пары батареек не сыщется?
— Верно, дядько, — поддержали ребята. — Мы скоро. До побачення!
Ребята убежали. Бугаев, с нескрываемым восхищением слушавший разговор Гайдара с хлопцами, заметил:
— Прямо тебе скажу, партийный у тебя разговор с хлопцами получился. Талант у тебя агитатора. Умеешь с людьми говорить. Эх, если бы не война да если бы согласился, — в нашу парторганизацию на завод пропагандистом бы назначили.
— Не взяли бы, — улыбнулся Гайдар.
— Это почему бы?
— Вам ведь пропагандиста партийного человека подавай, а я…
— Так ты же коммунист!
— Правильно, но по анкете — беспартийный…
— Как же так? — удивился Бугаев, — быть того не может! Писали ж про тебя…
Гайдар склонился над коптилкой, раскурил трубку. Потом заговорил.
— А коммунистом я, земляк, еще мальчишкой стал, в четырнадцать лет приняли, еще в Арзамасе. А потом в двадцать втором, когда командовал полком, беда со мной случилась. — Гайдар тяжело вздохнул. — Одним словом — напартизанил… Исключили меня тогда из партии на целых два года.
— Ну а после как, восстановили?
— Потом контузия в голову. Травматический невроз… Больницы, госпиталя для нервнобольных. Еле выжил. И помучила же эта проклятая болезнь! И сейчас мучает. Э, да что вспоминать!.. А потом годы скитаний — по Уралу, работал в Архангельске, в Средней Азии побывал, в Крыму, на Дальнем Востоке. Куда только судьба не забрасывала… Кочевая жизнь. Так вот я и остался беспартийным большевиком.
Гайдар замолчал. В тусклом свете коптилки видно было, как резко обозначились морщины на его широком лбу.
— Многие об этом спрашивают, не ты один. Почему, да как, да отчего. И разве каждому все объяснишь? С тех пор и пишу в анкетах: «бывший член РКП(б) с 1918 по 1922 год»… Тогда записали в протоколе: «За жестокое обращение с пленниками». Здорово тогда по мне ударило. Ну скажи, земляк, жестокий я человек?
— Да что ты, Аркадий Петрович, погорячились товарищи просто.
— Погорячились, говоришь? Нет, земляк, не утешай. Для меня этот билет не просто книжечкой был. Я, если хочешь знать, всю жизнь за это отдал. Оступался, конечно, и падал. Но сам и поднимался. Как мой барабанщик. И шел со всеми, туда, куда все люди честные идут.
— Да что ты, Аркадий Петрович, я же и не сомневаюсь нисколько, что тебе в голову пришло?
— Опять, земляк, утешаешь… Не к чему Гайдара утешать. Он не из бедных и совсем не несчастный… Подожди, не перебивай, дай договорить.
Скрипнула дверь, и в хату ворвались запыхавшиеся хлопцы.
— Вот, дядько, — сказал, тяжело дыша, Олесь и развернул узелок. — Тильки три удалось. Мы ще достанемо.
— Ну что ж, — сказал Гайдар. Он встал со скамьи и приложил руку к пилотке. — От лица службы объявляю благодарность! Чего же вы, хлопцы, молчите? Солдатам полагается отвечать: «Служим Советскому Союзу!»
Хлопцы нестройно повторили.
— Вот и хорошо, что служите.
Уже совсем стемнело, когда Гайдар и его товарищи уходили из Леплявы.
А наутро возле своих хат жители Леплявы нашли листки из школьных тетрадей, на которых была переписана последняя сводка Совинформбюро. Листовка заканчивалась грозными словами: «Смерть фашистским захватчикам! Победа будет за нами!»
Радиоприемник работал. Партизанская база слушала голос Москвы.
…Фашисты выследили отряд Горелова, и у лесопилки партизанам был дан бой. Партизаны были застигнуты врасплох: многие из них еще спали. Силы неравные. Нужно отходить. Решили разделиться на два отряда. Один возглавил командир — Федор Горелов, другой — комиссар отряда Иван Тетюнник. Отступавших прикрывал Гайдар со своим пулеметом. Партизанам удалось выйти из леса, сохранив основные силы.
Что делать дальше, куда идти? Нужна новая партизанская база. Один из партизан предложил перебраться поближе к Прохоровке — сам он оттуда и хорошо знает эти места.
Нужно разведать местность: не скрываются ли там фашисты. Рисковать нельзя.
В разведку вызвался идти Гайдар с четырьмя товарищами.
Оружие решили не брать, чтобы в случае засады выдать себя за местных жителей.
Путь неблизкий, а земля здесь сыпучая — песок. Идти в тяжелых солдатских сапогах трудно.
Тишина. Прошли около школы, напротив — старый ветряк, иссеченный дождями, потемневший от времени. Скрипит, скрипит старик, нехотя качаются его крылья. Когда наши отступали, здесь, около мельницы, шли тяжелые бои, и тысячи солдат полегли на приднепровской земле. И вот один ветряк стоит над ними в почетном карауле.
Темнота. Блеснул и потух огонь в одном из домов. Вместе с товарищами Гайдар зашел в хату Степанца. Фашистов в селе не было.
Маленький Витя, проснувшись, услышал знакомый голос и позвал Гайдара. Но разговаривать было некогда, партизаны спешили: надо все сделать, пока темно.