Жизнь такая, как надо: Повесть об Аркадии Гайдаре
Шрифт:
— М-да, земляк, задача, — прошептал Гайдар. — Этого длинного мы быстро прикончим…
— А вдруг пуля в женщину попадет?
— Резон. С мадамочками не воюем, хотя они и в форме, — согласился Гайдар.
Мотоцикл уже тарахтел метрах в ста от засады, уже можно хорошо разглядеть на нем рыжеволосого фрица и в коляске белокурую женщину в пилотке.
— Целься в бензобак! Живыми возьмем, — сказал Гайдар.
Когда мотоцикл поравнялся с партизанами, раздались две коротких очереди. Бензобак вспыхнул, мотоцикл кувыркнулся в кювет.
— Стой! Хенде хох! — громко приказал Гайдар, выскакивая из укрытия.
На перепуганных до смерти фашистов глядели стволы автоматов. Мотоциклист и его спутница подняли руки.
Бугаев обыскал долговязого, забрал пистолет. Оглядев женщину — она была без оружия, очевидно, переводчица, — Гайдар неожиданно улыбнулся:
— Фрау, нельзя ли для прогулок подальше выбрать закоулок? Это Грибоедов. Не знакомы?
Женщина замотала головой и быстро заговорила что-то по-немецки, потом по-русски.
— Ферштеен нихт, фрау? Плохо, фрау. Ставлю вам двойку по российской словесности. А теперь тикайте назад, цурюккомен назад, откуда пришли. И чтобы не оборачиваться! Ферштеен? Кругом марш, шнелль!
Переводчица сообразила, что отделалась легким испугом и жизни ее ничто не угрожает, и стала истово благодарить, путая немецкие слова с русскими.
— Ауф видерзеен, фрау! И поскорее. А то передумаем!
Переводчица с поднятыми вверх руками пошла по дороге, все еще не веря своему избавлению.
— А что с этим долговязым делать? — спросил Бугаев.
Гайдар ответил не сразу. Раскурил трубку, выпустил струю дыма.
— В Москве бывали?
— Приходилось…
— Такси видели?
— Ну видел, — недоуменно протянул Бугаев, не понимая, к чему это клонит его товарищ.
— А сами, небось, порядком устали. Не так ли?..
— Конечно, устал, но ведь и вы…
— Так вот, товарищ Бугаев, учтите, что в Москве, кроме пассажирского такси, существует грузотакси. Но поскольку по соседству нет Курского вокзала и вышеназванное грузовое такси нанять не представляется возможным, используем местные ресурсы. — И Гайдар указал на пленного. — Нагружайте на него продукты. Ничего, довезет. Он упитанный… Такси чистой арийской породы.
Бугаев расхохотался.
— И то верно! И даже справедливо: кормить-то его все равно придется. Хоть на хлеб честно заработает, этот, как вы сказали, — тут Бугаев не выдержал и прыснул от смеха, — …этот …грузотакси. Эх и чудак ты, земляк! С тобой не пропадешь!
А Гайдар то ли серьезно, то ли в шутку (пойми его!), еще раз внимательно оглядев с ног до головы пленного, сказал:
— Эх, жаль краски нет. А то бы поперек мундира «шашечки» изобразили, оформили бы по всем правилам этого вида транспорта. Ну да ладно. Сойдет!
До партизанской базы добрались без всяких приключений. Командир отряда товарищ Горелов остался доволен операцией. И «язык» оказался целым, и партизаны были сыты.
Партизаны часто приходили в деревню Леплява и собирались в хате у партизана Степанца. Здесь в свободные от боев часы Гайдар подолгу что-то записывал в школьные тетрадки. Сам не зная почему, он любил писать на школьных тетрадках и всякий раз, начиная новую повесть, рисовал на обложке пятиконечную звезду — этот волшебный талисман, который помогал ему в работе.
Гайдар набрасывал вчерне свою новую повесть. Ему хотелось написать книгу о юных партизанах, а их он встретил немало и в отряде Горелова, и на дорогах войны. Это они разбрасывали в оккупированных фашистами районах на дорогах дощечки с гвоздями, чтобы прокалывать шины фашистским автомобилям, доставляли донесения партизанам и выполняли много других боевых заданий.
У Степанца четверо детей — Николай, Виталий и две девочки. Николаю было двенадцать, а Виталию — девять.
Витя однажды спросил Гайдара:
— Дядя Аркадий! А что это ты все пишешь и пишешь? Что у тебя там, в тетрадке?
— Книжку для вас пишу, — ответил Гайдар.
— И что же в этой книжке будет?
— А вот про вас все и будет. И про вашу хату, где мы собираемся, и про вашу семью. Как мамка твоя нам борщ готовила, как партизанам белье стирала, как ходила про фашистов узнавать — где они, как ты листовки наши раскидывал и как фашистов сестренки боялись.
Витя помолчал, потом поглядел в глаза Гайдару прямо-прямо.
— Дядя Аркадий, а я вовсе фашистов и не боюсь…
— Так, стало быть, ты храбрый партизан?
— Угу, — ответил Витя.
— Ну, значит, быть тебе героем!
Но свободных часов, когда можно заняться повестью, становилось все меньше и меньше.
Все чаще приходилось скрываться в лесу. Гайдар не унывал, таская свой пулемет по топким болотам, и часто напевал «Партизанскую песню», когда-то давно им самим сочиненную:
В дыму, в боях прошли мы, Товарищи-друзья, Кубанские долины, Кавказские края…Песня была еще о гражданской войне, но партизаны из отряда и сам командир товарищ Горелов на привалах у костров дружно подпевали веселому и смелому человеку Гайдару, который вполголоса выводил, чистя свой пулемет:
Дороженька очень крутая, Свет месяца голубой. Прощай, сторона родная, Мы в новый торопимся бой…Лес, в котором скрывались партизаны, был глухой, болотистый. Дубы, сосны, ольхи, осина, изредка попадались березки — такие же, как в стороне нижегородской да рязанской.