Жизнь, театр, кино
Шрифт:
Небо для съемок - роскошное. По лазурно-голубому плывут белые барашки облаков. Боковое солнце освещало дорогу к крепости и башню, на которой развевался флаг. Красота!
Операторы торопили. Наконец все на местах.
Раздалась команда:
– Моторы! Начали!
Серый красавец, на котором сидел Меншиков, заржал. Светлейший, похлопав коня ласково по шее, быстро поднялся на стременах. Стало тихо.
| |
| 'Степан
|
И вдруг истошно:
– Солдаты! В крепости вино и бабы! Даю три дня на разгул! Вперед! За мной! Ура!
Прозвучал сигнал горна, и драгуны, обогнув холм и вынув сабли, вышли на оперативный простор. С криками: "Ура! Ура! Ура!" рванулась красномундирная лавина по прямой - к перекидному мосту.
Со стены крепости раздались залпы, и круглые, как футбольные мячи, ядра с зажженными фитилями, шипя и вертясь, но теряя скорость, стали плюхаться и шлепать среди всадников Меншикова, не причиняя им особого беспокойства.
Меншиков, поймав летящее прямо в него ядро, лихо развернул руку и с ходу бросил его назад, на мост, в группу шведов. Ядро зашипело, с сердитым гулом закрутилось, как волчок, и, перескочив через край моста, утонуло во рву. Шведы, прячась от гранаты, сломали строй, и Меншиков первым стремительно врезался в неприятельскую пехоту, охранявшую ворота.
Смяв охрану, драгуны, рубя саблями направо и налево, устремились через ворота в крепость.
Возбужденный, с горящими глазами, Меншиков опять поднялся на стременах и, охрипшим голосом крикнув: "Ура! Вперед!", дал шпоры... Но лошадь, сделав рывок, споткнулась о бревно, всадник вылетел из седла и, перелетев через голову лошади, ударился о крепостную стену.
Человек в футляре . Режиссер И. Анненский. Советская Белорусь'. 1939 год. Вслед за чеховским 'Медведем' сняли 'Человека в футляре', где я играл учителя Коваленко
Дали отбой. Съемка прекратилась. Ко мне, лежавшему в позе поверженного Меншикова, подбежали дежурные врачи. К
счастью, все обошлось более чем благополучно. Я отделался легкой травмой, ушиб был незначительным, больше пострадала крепостная стена: от моего удара гранитные плиты, которые были искусно нарисованы на холсте, прорвались, тело мое таким образом "самортизировалось", и я тихо откатился в кучу опилок, выкрашенных в цвет травы, которые маскировали пролеты между землей и декорацией.
Испуганный Петров тихо, но беспокойно спросил у врача:
– Ну, как?
– Ох! Ох!
– простонал я, наблюдая одним глазом.
– Да вот...
– развел руками врач.
– Что вот?.. Сниматься не сможет?
– Думаю, что...
– Сможет! Сможет!
– пропищал я совсем тоненько.
– Значит, жив!
– закричал Петров.
– Ну слава богу! Молодец!
– А как же!
– еще громче крикнул
Петров схватил меня в охапку и начал тискать и мять.
– Значит, еще дублик сделаешь!
– Сделаю, сделаю! Только отдайте мою фляжку!
Но Петров, опрокинув голову, допил ее до конца и, помахивая пустой посудиной, веселый и счастливый, сказал:
– Премия за взятие крепости за мной!
Тут же выяснилось, что можно больше не снимать. Со слов Петрова, из всех дублей этот дубль был просто великолепный:
– Особенно было эффектно, как ты ловко разделался с гранатой, - поймал, развернул и швырнул. Толстой даже присел от удовольствия!
– Как Толстой? Он ведь в Карлсбаде?..
– Был... А сегодня приехал, и прямо на съемку!
– Атаку нашу видел?
– Доволен очень! Хвалил тебя!
– Так зачем же снимать, если хорошо?
– Не ворчи, старик! Надо застраховаться.
Мы съехались опять за холм, на исходный рубеж и приготовились уже в который раз к атаке.
Раздался сигнал горна:
– Тра-та-та та-та-а! Приготовиться к атаке!..
Сын полка
Горнист, который стоял на операторской вышке вместе с главным оператором, чудесным мастером, умным и талантливым художником, с полусонными, но красивыми глазами, Вячеславом Гардановым, был мальчик лет десяти -двенадцати, бывший беспризорник, усыновленный кавалерийским полком, который участвовал в наших съемках.
'Человек в футляре'. Режиссер И. Анненский. 'Советская Белорусь'. 1939 год. Играя в 'Человеке с футляром' прелестную девушку, сестру Коваленко, О. Андровская замечательно пела в одной из сцен. Очень боясь испортить песню, я осторожно
подтягивал ей
"Сын полка" стал полковым горнистом и все команды знал великолепно. Ему очень хотелось надеть костюм и сниматься, но так как горнист был нужнее, его одели в драгунский мундир (он утонул в нем, как в пальто, и выглядел очень смешно), надели парик с треуголкой, Анджан приклеил ему пышные черные усы, и прикрепили к режиссеру. Гордый и довольный, без единой улыбки, стоял он рядом с Петровым и по его
команде давал сигналы: "Приготовиться!", "Атака!", "Вперед! Марш! Марш!", "Отбой!".
Кавалерийские лошади знали сигналы и выполняли их, как в цирке, точно и незамедлительно. Про всадников уж я и не говорю.
На репетициях (это было накануне съемки, когда происходило "освоение" объекта) после сигнала: "Вперед! Марш! Марш!" всадники, обогнув холм, устремлялись на дорогу. Я не участвовал во всех прогонах. Освоив трассу, я залез на вышку и оттуда смотрел на репетицию.
От долгих репетиций за поворотом, у холма, сырой песок, разбитый копытами коней, образовал кашу, мешавшую аллюру, так как лошади в ней вязли. И вот на одной из репетиций, повернув за холм, первые лошади споткнулись, упали вместе с всадниками, задние, не видя из-за поворота их падения, мчались вперед, и образовалась "куча мала".