Жизнь в зеленом цвете - 7
Шрифт:
«Хорошо, что я не надел сегодня его рубашку. Порвалась бы». Плюшевая мышка привычно оттопыривала карман, изредка покалывая булавкой значка с недвусмысленной надписью: «командир АП».
* * *
Занимался рассвет, когда мадам Помфри, оставив Гарри кучу зелий и указаний по обращению с выздоравливающими, вернулась портключом в Хогвартс. К тому времени Гарри успел переговорить по зеркалу с профессором МакГонагалл; правда, ничего утешающего или ободряющего он от неё не услышал.
Министерство успело посреди ночи прислать сову о том, что через несколько недель в Хогвартс прибудут преподаватели
С той же совой пришло извещение об исключении из школы Гарри Джеймса Поттера; до членов Эй-Пи пока не успели добраться, но Гарри теперь был практически вне закона. Впрочем, его это не сильно беспокоило.
Профессор МакГонагалл обещала держать связь с Норой, обеспечивать зельями в случае необходимости, или хотя бы ингредиентами - чтобы Гарри мог сварить сам всё, что нужно. Если понадобится - то и бойцами; мало ли, вдруг Пожирателям показалось мало, и они решат ещё раз прийти… Ещё она и Гарри договорились о том, что Грюм с несколькими не присутствовавшими на злополучной свадьбе членами Ордена придут и добавят магической защиты стенам Норы.
Гарри уже начал прощаться, когда профессор торопливо окликнула его:
– Подождите, Поттер…
– Да, профессор?
Преподаватель Трансфигурации помолчала немного, собираясь с мыслями; камин в её кабинете бросал отсветы ей на лицо, сглаживая морщины и маскируя тени под глазами, и на миг она показалась Гарри искусным барельефом Афины в древнегреческом храме.
– Вы… возглавляли эту битву, ведь так? Ремус рассказал мне…
– Там нечего было рассказывать и нечего возглавлять, четверть часа магической драки, только и всего, - отмахнулся Гарри.
– Профессор, совсем забыл… желательно, чтобы Орден не предпринимал пока никаких непродуманных шагов. Я понимаю, Вам трудно договариваться с Грюмом, но я думаю, что общий язык Вы сумеете найти.
– Без Вашего одобрения Орден не предпримет ничего существенного, не будь я Минерва МакГонагалл, - спокойно отозвалась профессор.
Гарри оторопело похлопал ресницами.
– Профессор, я совсем не это имел в виду…
– А я, мистер Поттер, именно это, - отрезала МакГонагалл.
– Признаться, я никогда не верила, что слизеринец возглавит борьбу с Риддлом, но Вы…
– Вы имеете в виду всю эту чушь по поводу того, что я символ Света и всё такое?
– с плохо скрываемым раздражением спросил Гарри.
– Послушайте, профессор, эта дешёвая романтика ни к чему…
– Какой Вы символ, Поттер?
– перебила МакГонагалл.
– Символ - это бесполезное украшение, единственный смысл которого - вдохновлять своим видом.
– И что в этом описании ко мне не подходит? Я помню, например, те письма из подполья Польши и Франции, которые публиковал «Пророк»… там всё точно так было!
– Не паясничайте, Поттер, - строго сказала МакГонагалл.
– Или Вы напрашиваетесь на комплименты? Ну, ну, не стоит так истерически смеяться, я поняла, что не напрашиваетесь. Как только Поппи закончит, отправляйте её обратно, профессор Флитвик что-то расхворался. До свидания, мистер Поттер.
–
Шестнадцать минут бестолковой драки - и твой авторитет возрастает до немыслимых высот, хотя уже, кажется, выше некуда было… «Этак за тридцать-сорок минут тебя министром магии изберут, не спрашивая твоего согласия», - ехидно предсказал внутренний голосок. Гарри, не ответив на это провокационное предположение, отправился искать мадам Помфри.
Несколько часов после рассвета Гарри проспал; близнецы бдительно охраняли его сон, и только после того, как он вскинулся, впервые за прошедший месяц настигнутый кошмаром - мёртвое лицо, мёртвое, он не вернётся, Гарри, не вернётся, холодное, мёртвое, мёртвое, - решили прилечь сами. Они предлагали Гарри поспать ещё, но он наотрез отказался - его всё ещё трясло.
Раненые спали; тяжело, вздрагивая и вскрикивая во сне. Какое-то время Гарри просто шептал диагностическое заклинание, проверяя раны на предмет нежелательных воспалений; но мадам Помфри лечила безупречно, и, чтобы хоть чем-то помочь, он убирал свой эмпатический щит и отдавал им своё спокойствие, свою отрешённую усталость; нахмуренные брови и сжатые губы расслаблялись, стоны боли утихали, дыхание выравнивалось. «Чувствую себя матерью Терезой, блин…»
– Interaneam condicionem volo cognoscere, - в пятидесятый, наверно, раз, пробормотал Гарри на выдохе.
– Хм… Билл, ты не спишь?
– Не получается, - Билл открыл глаза; белки их были густо расчерчены сетью красных ниточек от лопнувших сосудов.
– Я, наверно, недостаточно хладнокровен, чтобы сейчас спать…
– Я понимаю, Флёр умерла у тебя на глазах, - предпринял Гарри попытку уговорить Билла поспать - какое может быть выздоровление, если пациент бодрствует и думает о плохом.
– Но ты-то жив, поэтому тебе надо восстанавливать силы…
– Я её не любил, - неожиданно возразил Билл.
– И мне сейчас не так плохо, как могут подумать.
– В таком случае, приношу одновременно соболезнования и поздравления, - раздражённо сказал Гарри.
– Что тебе мешает заснуть, в таком случае? Ты впервые видел расплющенного столом до состояния лепёшки человека? Давай я попытаюсь успокоить твои эмоции…
– Чёрт с ними, с раздавленными Пожирателями, которые были настолько глупы, что подошли к Хагриду на расстояние стола, - криво усмехнулся Билл.
– Я хотел с тобой поговорить… позже, когда Флёр чирикала бы с гостями…
– Что ж, то, что она не может чирикать по техническим причинам, не послужит тебе помехой?
– терпеливо осведомился Гарри.
– О чём ты хотел поговорить?
– Гарри… прости меня.
Гарри помолчал, обдумывая ответ. Он чувствовал себя настолько усталым и опустошённым, что эти слова не вызвали в нём никакого отклика; всё, чего ему хотелось - это чашка горячего какао и сигарета; «интересно, если я позову Добби сюда, в Нору, он придёт? Или лучше самому сварить какао…». И чтобы в залитой солнечными лучами комнате - тихо-тихо, никого больше, и чтобы даже часы не тикали. Особенно часы.
– Прощаю, - пожал он плечами.
– И если это мучило тебя два года, то зря: я давно забыл обо всём.