Жизнь во имя любви (С)
Шрифт:
– Странно ты как-то сказала… Или это у меня уже мысли путаются. – Побелевшие, сухие губы Глафиры едва шевелились. – Хочу спасибо тебе сказать, детка. За те года, что мы прожили здесь… На полуострове. Если бы не ты… Не было бы у меня счастья с Николенькой моим… Спаси….
Дыхания и сил закончить слово у бабушки не хватило.
Похоронили Глафиру рядом с мужем в Ялде, на православном кладбище у того самого храма, где мы спасались во время катастрофы.
Постаревший папенька, поддерживаемый под руку Марфой, мелко тряся поседевшей головой, подошёл ко
– Что матушка мне завещала?
– Завещания нет, – ответила я спокойно и вопросительно посмотрела на Марфу.
Та только вздохнула и незаметно махнула рукой. Потом уже, когда усадила уставшего мужа на лавочку, стоящую в тени у стены храма, подошла ко мне поговорить.
– Не обижайся на него, Роксана. Скорбен головой стал Пётр Андреевич. Всё наследство ждёт да клады ищет. Спасибо тебе за Сашеньку. Не надо ему батюшку в таком состоянии видеть.
Братца Сашку, благодаря совету и протекции господина Франка, устроили в Императорскую мичманскую школу, в которой и сам Константин Васильевич когда-то учился.
– Не страшно, что без титула. Там, парень, на это не особо смотрят. Будешь хорошо учиться, станешь умелым флотоводцем, дворянство заслужишь храбростью и преданностью Государю. Так и род восстановишь, а ежели нет… то и пенять не на кого будет, – напутствовал он Александра, самолично провожая того в училище.
Погостить в поместье Марфа отказалась, оставшись в Ялде у Тимофея. Купец первой гильдии Тимофей Иванович Кузнецов для семьи отстроил в пригороде просторный белокаменный дом с колоннами и с видом на море. За высокой крепкой оградой опытный садовник разбил прекрасный парк, где нашлось место и цветнику, и фигурным газонам, и плодовым деревьям.
Торговый дом, которым управлял мой сводный брат, имел магазины и лавки в каждом населённом пункте полуострова, изжив торговлю с баркасов и установив приемлемые цены.
– Для меня, сестрица, вечным примером будет наставник мой – Капитон Иванович Ильин. Помнишь его? Торговое дело это не только дума о собственной прибыли, но и забота о людях. Помнишь, он крупу и муку сирым да убогим чуть ли не даром взвешивал? И у меня такая статья расхода есть. А как иначе? Лодырей и пропойц кормить не стану, но коли попал человек в неудачу, отчего не помочь? Ты не думай, не разоримся от толики малой.
– Хороший ты, Тимка! Оттого и Триединый милостив к тебе, – хвалила я своего партнёра по бизнесу. – И не переживаю за прибыль, зная, как ты считать умеешь.
Вспомнила бабушку, и за одними воспоминаниями потянулись другие… Всегда так. Любое событие связано с прочими напрямую или ассоциативно. Запускается карусель памяти, и бегут-бегут лошадки-слова, лошадки-люди, лошадки-дела. Сколько же всего произошло за десять лет. Плохого и хорошего…
– Я понимаю твой выбор имени для дочери, – прервал мои размышления Таир, взяв за руку. – Но девочка – дочь наместника ханства. По-моему, ей следует носить гиримское имя.
Муж поднёс мою руку к губам, согрел пальцы лёгким поцелуем. Уговаривает, соблазняет…
– Таир, помнишь, в этой же
Наместник отпустил мою руку, встал, прошёлся по комнате. Недоволен. Неприятны ему мои слова. Чувствует намёк в них.
– Роксана, я понимаю, что у тебя есть повод обижаться. Но и ты должна меня понять. Ты беременна, а я…
Ох, напрасно он это начал. И не ко времени.
– Таир, муж мой, ты о чём? Я всего лишь хотела попросить тебя позволить дать дочери имя по моему выбору, – играю удивление и мимикой, и голосом.
– Глафира? Хорошее имя. Я не против, – с облегчением выдыхает муж. – Только я звать доченьку буду Гульфия – похожая на цветок.
– Да, как скажешь, дорогой. Главное – мир и согласие в семье… А всё остальное, надеюсь, ненадолго, – склонила я голову, как полагается жене, почитающей мужа.
Как говорил советский разведчик в знаменитом сериале: «Запоминается последняя фраза». Вот пусть и подумает хан на досуге.
Глава 3
Быть женой хана и главной в гареме мне не понравилось.
Медовый месяц я провела в покоях Таира, но к концу третьей недели одна из жён покойного наместника, решившая, что главенство в гареме принадлежит ей, вдруг захотела поучить надлежащим манерам и указать мне моё место.
Пришла служанка и сказала, что мне необходимо срочно пройти к Замире-эльти. Пошла. Вдруг женщине плохо. Но той было хорошо.
– Ты должна понимать, что сама чужачка неотёсанная, а потому слушай, когда сведущие люди подсказывают. Слушай и благодари. Словами, поклонами, послушанием и подарками, – выговаривала мне тётка, сидя на ярких подушках у столика, накрытого к кофепитию. Мне присесть она не предложила. – Запомни, невместно женщине жить на мужской половине…
– Какими подарками? – перебила я «наставницу», зацепившись за странное указание.
– Достойными. Ткани, украшения… Говорят, у тебя в поместье притирания неплохие делают и сладости. Их я тоже приму, – откусывая кусок пахлавы, пропитанной розовым сиропом, вещала она.
По сути своей я человек не жадный: попроси Замира по-доброму, подарила бы и кремы, и печенье, но когда вот так…
– Хорошо. Я подумаю над вашими словами, посоветуюсь с мужем, и мы решим, какими милостями вас одарить, – сказала я, кивнула и пошла на выход.
Сзади раздался натужный кашель – кажется, кусок не в то горло попал.
– Стой! Стой… – прохрипела вымогательница. Я остановилась, обернулась. Замира, не отводя от меня глаз, жадно пила охлаждённый щербет, стараясь освободить горло от застрявшего в нём куска. Наконец, ей удалось это, и женщина смогла отдышаться. – Ты что же, такой мелочью потревожишь хана?