Жизнь вопреки
Шрифт:
Хрущёв оставил свой пост в 1964 году. В 1968 году Павлов покинул свой пост первого секретаря ЦК ВЛКСМ, и ему на смену пришёл Евгений Михайлович Тяжельников – абсолютная противоположность Павлову. Комсомольские верхи понимали, что после известного так называемого «Комсомольского дела», затеянного руководством ЦК КПСС, о чём я уже рассказал выше, неприятие к новому руководству ЦК ВЛКСМ нарастало. Подчинённость первому лицу осталась, а вот почитание стало ослабевать. И те, кто связывал свою судьбу с комсомолом, стали срочно перестраиваться в поисках новых постов.
Уход Павлова ожидался, но всё равно он сохранил эффект неожиданности. Оказавшись во главе журнала «Сельская молодёжь в 1966 году,
Бесспорно, ключевую роль на определённом этапе сыграл Александр Николаевич Яковлев, занимавший пост первого заместителя отдела пропаганды ЦК КПСС, а по сути, он руководил отделом. Это раздражало Суслова. Яковлев был хорошо образован, умён и пользовался громадным авторитетом в среде средств массовой информации, и Михаил Андреевич Суслов ревновал Яковлева. Особенно после известной статьи Яковлева, которая заняла в «Литературной газете» целый разворот; главным редактором газеты в то время был Александр Чаковский. Статья была посвящена проблемам антисемитизма и русофобии, проблемам чрезвычайно острым в тот момент.
Суслов был недоволен статьей Яковлева, но критиковать её публично не решился. Он избрал другой путь, который ЦК КПСС всякий раз использовал для того, чтобы убрать неугодных.
Тогда МИД искал посла в Канаду, и Суслов совершенно неожиданно предлагает на заседании секретариата, которое он вёл, кандидатуру Яковлева. Посол в Канаде – фигура по-своему значимая. Канада не Америка, но рядом с ней. Суслов надеялся, что амбиции Яковлева непременно проявятся, и появится прекрасная возможность со временем его убрать и оттуда. Работой прессы как таковой занимался агитпроп ЦК КПСС. Ежемесячно собиралось совещание, где присутствовали руководители ведущих изданий, на котором делался аналитический обзор прессы за прошедший месяц. С таким сообщением выступал либо заместитель завотдела, либо ранговый чиновник агитпропа. Председательствовал на заседании, как правило, Яковлев А. Н., и если на совещании критиковалось какое-либо издание, далее в этот процесс включались либо бюро ЦК ВЛКСМ, либо секретариат. Следует добавить, что цензура прессовала наиболее известные и популярные издания по полной, и можно себе представить, сколь обильной была «свобода слова» в СССР.
Всё это надо было выдержать и даже в приемлемом формате «свободу слова» отстоять. Большинство приняло дисциплинированный режим «указы начальства не обсуждаются, а исполняются», но были и бунтари. Так уж сложилось, что ваш покорный слуга числился в рядах последних.
В журнале было два фронта обороны: первый – литература, проза и поэзия, второй фронт – публицистика. И то и другое надо было отстоять. Как сказал мне однажды Солодин – заместитель в центральной цензуре, в прошлом потомственный офицер, интеллигентный, но как человек, имевший офицерскую биографию, довольно жёсткий (Тогда я проработал в журнале уже более десяти лет.): «Ты подарил нам неожиданность. Ты превратил журнал с простеньким названием „Сельская
На следующий день позвонил Камшалов.
– Олег, зайди ко мне.
Когда я вошёл в его кабинет, я увидел перед собой человека, перенёсшего нервный стресс. Камшалов был бледным, у него дёргались губы и, как мне показалось, тряслись руки.
– Что случилось?
– Я был у Павлова и сказал ему о твоей просьбе. Он какое-то время молчал, а затем задал мне вопрос: «И ты ему отказал?» – «Нет, не отказал, согласился с его идеей». Через секунду со мной говорил уже другой Павлов: «Ревнуешь, боишься конкуренции. И предложение ему, конечно, сделал ты». Я стал его уверять – это твоё собственное желание, что у тебя уже есть планы по развитию журнала. «Мало того, что трус, ещё и лжец!» – стал орать на меня Павлов…
Я не помню, что ещё говорил Камшалов. Это было слишком давно, свыше пятидесяти лет тому назад. Камшалов, кажется, на следующий день попросил меня зайти к Павлову и рассказать всё, как было на самом деле, и что он, Камшалов, никакого давления на меня не оказывал. Желание возглавить журнал высказал я сам.
Я успокоил Камшалова, что сделаю это непременно, как только Павлов сможет меня принять.
– Хо-ро-шо, – слегка заикаясь, ответил Камшалов, – Только не откладывай на потом, сделай это сейчас.
Я сдержал слово и зашёл к Павлову. Сергей Павлович был человеком эмоциональным. Мне даже показалось, что Хрущёв заразил целую когорту партийных комсомольских руководителей этой взрывной эмоциональностью. Люди начинали повышать голос, перебивать собеседника, а затем попросту начинали орать. При разговоре с Павловым этот момент эмоционального взрыва был недолгим. Ещё одно внушение: «Зачем?! Куда мы торопимся?! Осознанно выдавливают?!»
Я постарался убедить Павлова, что всё нормально, никто не выдавливает. Взаимоотношения с непосредственным руководством, Камшаловым и Ганичевым, – деловые взаимоотношения. Желание возглавить журнал – моё собственное. Желание сделать журнал, по сути, из никакого. Эта идея значимая, я хочу её воплотить. Проблемы деревни, в силу моей прошлой биографии, мне знакомы и понятны. Павлов ещё раз прошёлся по Камшалову. Я его критику выслушал, но не поддержал, на что Павлов усмехнулся, встал из-за стола и пожал мне руку. Его напутственные слова я запомнил на всю жизнь: «Отныне твоя судьба в твоих руках, Олег. Ты её выбрал сам. Удачи!»
Редакция журнала, в которую я пришёл, размещалась в бывшей коммунальной квартире не то из четырёх, не то из пяти комнат плюс туалет и ванная.
Свыше двадцати лет достаточно, чтобы стать другим, и со мной это случилось. Началась действительно другая жизнь. Её можно было понять, к ней следовало привыкнуть и сказать себе: «Теперь это раз и навсегда – твоя жизнь».
Когда ты, как главный редактор, пропускаешь авторскую прозу через себя, ты можешь даже не заметить того момента, когда сам начинаешь писать. Это случилось со мной, я написал несколько книг за время своего редакторства: рассказы, повести, романы. Был принят в Союз писателей.
Книгой, аттестующей меня как будущего писателя, была книга «Банальный сюжет», сказки для почти взрослых о событиях, происходящих в городе Ай на берегу реки Эй. Там было все: юмор, сатира, ирония.
У всякого человека есть правила жизни, которых он непременно придерживается, – это, по существу, суть его индивидуальности. Были такие правила у меня: никогда не печататься в собственных журналах. По сути, правило себе в ущерб. Со временем журнал уже имел громадный тираж, более 2 миллионов. Меня упрекали: зачем тебе это правило? Но я не уступал, нет. И так всю жизнь.