Жизнь языка: Памяти М. В. Панова

статей Сборник

З.: Ага.

П.: «…Довольно я ждал. Хватит!» Совсем иной тон.

З.: Да-да-да.

П.: Ну, он, между прочим, и сейчас чем-то руководит.

З.: В Академии педнаук; он от нас давно ушел, у нас в институте он давно не работает.

П.: Он где?

З.: В Академии педнаук.

П.: А! А я знаю, потому что из вашего института кого-то уволили…

З.: Да.

П.:…и он устроил, так что сейчас он, может быть, даже… положительную роль играет как такая отдушина.

(Перерыв в записи.)

П.:…В метро встретился. Подсаживается ко мне – было свободное место, – говорит: «Узнаёте? (Скрипуче) Помните, как мы работали в Институте русского языка?»

Тут, спасибо, метро подошло к станции, я сказал: «Мне выходить» (смеются с З.).

(Перерыв в записи.)

П.: Про него сострил Реформатский. В Академии… Отделение литературы и языка имеет свой небольшой штат, и там в какое-то время собралось несколько лиц с украинскими фамилиями. Я не помню, но, предположим, Ефименко, Алексеенко, Протченко. Реформатский пошутил: «Все эти из Отделения: Ефименко, Алексеенко, Протченко и Томуподобенко» (смеются с З.).

П.: Протченко – это протчий…

З.: Да-да-да.

П.:…и тому подобный. Ну, вот я, пожалуй, сказал все, что я хотел сказать о Викторе Владимировиче как о человеке. Об ученом говорить можно много, но это не только я могу сказать, а всякий. Но Виктор Владимирович был и очень упорный человек. Вот когда я говорил «Этюды о стиле Гоголя», он… это я уже о науке… он показал, как из самой литературы вырастают определенные передвижки, создание шедевров. Ну, и вот на эту же тему. Последняя его книга посвящена опять этой же теме. Он взял сюжет: девушка приняла своего любовника, а в это время кто-то пришел, она его положила под матрац в постель, и он задохнулся, и вот она мучается, как же быть, труп ее мучает[?]. И этот сюжет взяли опять-таки в низовой литературе очень многие писатели, и он исследовал в последней своей работе, как менялся с течением времени и в разные стилистические эпохи этот сюжет. И он как-то даже ко мне шутливо обратился: «Михаил Викторович, нет ли у вас какого-нибудь на примете произведения с таким сюжетом?» Ну, шутливо.

З.: А можно я несколько слов скажу? Говорят… вот, в частности, в книге «Воспоминания об Анне Ахматовой» – там есть такая у кого-то реплика, что Виноградов был то ли сердитый, то ли недобрый, злой. Вот все-таки он человек был в сильной степени добрый и справедливый к людям. Я просто какие-то мелочи приведу. Ну, например, когда они с Надеждой Матвеевной жили на углу Арбата, ну, там, где дом Моссельпрома, – вот вы знаете этот дом?

Т.: Да.

З.:…последние свои годы, а там дежурил постовой на углу, и очень часто его приглашали что-нибудь поесть или Надежда Матвеевна выносила [ему еду]… вот человек замерзает, стоит зимой там. И Виктор Владимирович всегда старался помочь, кому мог и чем мог. Я одно время была при нем замдиректора, тоже вот согласилась из любви к учителю, и, может быть, года три я была при нем замдиректора (как раз рядом с Протченко, поэтому мне было видно, какой Протченко), так вот Виктор Владимирович мог острить, он мог сказать очень язвительно, например, я не буду говорить, о ком, но он про некоторых так говорил: «Ну, эта заведующая столовой. Разве она может?…»

П.: Кто-кто?

З.: Не буду говорить, кто. «Эта заведующая столовой. Ну, разве она может написать интересное лингвистическое исследование?» Вот такие у него были язвительные оценки. Но он никогда не делал несправедливых поступков. Он брал на работу, он, значит, платил… давал, если нужно, там, какие-то премии, помогал. Даже вот один я помню факт. У нас в секторе, которым заведовала Шведова, готовили сборник, и одна сотрудница написала довольно плохую статью. Обсуждалось, значит, печатать или нет, и Виктор Владимирович сказал: «Надо печатать. У нее муж

умер». Понимаете? «У нее муж умер».

 

П.: Да!

З.: «Надо печатать. У нее муж умер». То есть, ну, вот, нельзя… мне кажется, считать его злым человеком никак нельзя, он действительно любил сказать остро и, так сказать…

П.: Но вот при мне никогда не было ни одного случая, чтобы он про кого-нибудь сказал язвительно. Такое мнение существует, что он был язвительный человек.

З.: Да, иногда был. Он определенно про одну сотрудницу так говорил: «Ну, чего от нее можно ожидать? Ведь она заведующая столовой».

З.: Ну, конечно, я могу быть пристрастна, потому что это мой учитель и я у него, действительно, училась с первого курса университета, вот.

П.: Леночка… Вот кто была любимица Виктора Владимировича – вполне понятно, почему, – это Леночка Земская.

З.: Ну, не знаю. Этого я не знаю, но во всяком случае я его очень любила.

П.: Я в прошлый раз говорил о том, как мы поссорились.

З.: Да.

П.: И долгое время было такое положение; приходит секретарь директора: «Елена Андреевна, Виктор Владимирович просит вас зайти». Елена Андреевна идет, возвращается: «Михаил Викторович (З. смеется), Виктор Владимирович просил вас сделать то-то и то-то». Он не пускал меня пред свои ясные очи. И потом подарил свою книжку и, значит, смилостивился.

З.: Ну, Виктор Владимирович был еще, так сказать, по-старинному, по-старомодному вежлив. Я помню очень хорошо, когда он был как-то в гостях у меня дома, а моей дочке было лет шесть, предположим, он ее звал на вы и Людмила Всеволодовна, он не мог сказать Люся или как-нибудь еще.

Т.: Шестилетнюю девочку.

З.: Меня он никогда иначе (хотя я у него была с первого курса) – иначе как Елена Андреевна – никогда не называл. Так же как и Михаил Николаевич Петерсон, мой тоже университетский учитель. То есть я для них всегда была только Елена Андреевна. Никакая Лена, там, или Леночка – такого ничего никогда не могло быть даже похожего. Так же и с Надеждой Матвеевной, они ведь были на вы.

Т.: Они на вы были с ней, да.

З.: Да. Хотя у них было такое ласковое обращение милашенъки, но он говорил Надежда Матвеевна, и она говорила Виктор Владимирович, так что это все так и было.

Т.: Вот культура.

З.: Да, это культура, это старое такое вот поведение.

П.: Но какой размах деятельности.

З.: Да.

П.: Начинал с диалектной фонетики…

З.: Начинал о самосожжении старообрядцев. Первая его работа – о самосожжении старообрядцев.

П.: А потом большая монография про «ять».

З.: «История звука „ять“» – вторая большая работа. По-видимому, о старообрядцах ему уже не разрешили больше печатать…

П.: Нуда.

З.:…и изучать. Но ведь он кончил духовную семинарию в Рязанской губернии, а потом уже…

П.: А вот потом он выпустил – вдруг совершенно иная область – «Этюды о стиле Гоголя».

З.: Да-да-да.

П.: Потом целый ряд работ о Гоголе и о других писателях. Потом работы по стилю Пушкина составили… целую библиотеку.

З.: Ну, я еще могу вспомнить, что, когда был юбилей Виктора Владимировича, ему было шестьдесят лет, меня назначили секретарем юбилейной комиссии, а председатель был Бархударов (так же как Михаил Викторович был секретарем (П. смеется) парторганизации, так Степан Григорьевич был секретарем этой комиссии), и, когда я очень волновалась, чтобы все было хорошо, торжественно и так далее, приходила к нему, он мне говорил (благодушно): «Ай, дорогая! Ну стоит ли волноваться? Ну, все само сделается» и так далее.