Жизнь языка: Памяти М. В. Панова
Шрифт:
З.: Это могло быть.
Т.: Конечно.
П.: Ну, другие рассказы, более, может быть, достоверные. Ну, например, мы сегодня уже говорили про Лысенко, еще немножко о Лысенко. Трофим Денисович в ВАКе заседал и все время вмешивался не только в агрономию, но и в другие науки. ВАК обсуждал присуждение какой-то степени по филологии. Виктор Владимирович высказался, что диссертация недостойна, и вдруг Лысенко сказал: «Нет! это очень интересное исследование». Виктор Владимирович: «Ну, тогда, может быть, присудить ему звание доктора по агрономии?» (Смеются.)
Еще один рассказ – тут я сам был свидетелем. Было заседание Ученого совета в кабинете Виктора
З.: А Иванов был куратор…
П.: Да.
З.:…Института русского языка в ЦК партии.
П.: Не знаю ваше впечатление, но у меня сама морда его тупая… вызывала тошноту. Это такая (брезгливо) тупость. Внутреннее дело института, но он знает, что группа – это дело опасное, вот надо с Ивановым посоветоваться. Виктор Владимирович на высоте: «Иванов? А кто такой Иванов? Милиционер…», и тут он пришел в ярость и сказал (громогласно): «Мильтон!» (смеются) – выкрикнул.
З.: При этом я не присутствовала, к сожалению, да.
П.: Когда расходились, кто-то сказал: «Ну, Протченко… У Протченко такие испуганные были глазенки…».
З.: Да-да-да.
П.: «…но Протченко сейчас побежит доносить в ЦК» (Иванов – это из аппарата ЦК).
З.: Такой надсмотрщик за нашим институтом.
П.: И умный Бархударов сказал: «Нет, побоится, он знает, что доносчику – первый кнут». (Усмехаются с Т.) Вот.
П.: Значит, это я говорил о гражданской смелости Виктора Владимировича.
З.: Ну, еще смелость, я добавлю, была в том, что он все-таки брал людей, которые были репрессированы…
П.: Да.
З.:…или находились на оккупированной территории, вроде… Оссовецкого.
П.: Хотя бы Владимир Николаевич Сидоров.
З.: Владимира Николаевича Сидорова, Оссовецкого Иосифа Антоновича.
П.: Да.
З.: Также и Виктор Давыдовыч Левин тоже по какой-то, там, был статье.
П.: Какое-то время его держали взаперти, да.
З.: Да. Так что он не боялся… таких людей он приглашал…
П.: Да.
З.:…если считал их ценными совершенно.
П.: Теперь немножко хочется проехаться колесами по Протченко.
З.: Давайте. Протченко Иван Федорович, замдиректора института.
П.: Иван Федорович Протченко. Начну издалека. Он был аспирантом Мосгорпединститута – аспирантом Абрама Борисовича Шапиро, очень строгого руководителя. Ну, он уже работал в ЦК во время аспирантуры, и он, значит, был уже не в аспирантуре, а он был ответственный работник ЦК и секретарь какой-то организации внутри ЦК – какого-то отдела. Ну, и он должен был как аспирант нашей кафедры отчитываться. У него тема такая (сейчас вы будете смеяться над названием): «Именование в современном русском языке особей женского пола по профессии». (Смеются.)
З.: Точно совершенно, занимался он…
П.: Ну, это потом как-то изменили на более… чтобы от этих особей женского пола освободиться. Идея у него была такая, совершенно дикая, что современный русский язык при Советской власти очень усовершенствовался. В частности, все
И дальше его концепцию стали разбирать, и Ирина Сергеевна Ильинская опять-таки сказала: «А мне кажется, есть другая тенденция – и мужчин, и женщин называть словом мужского рода, которое в таком случае уже общего рода: „Это Мария Ивановна, директор нашего института“, а не „директорша“. Вы обратили внимание, Иван Федорович, что если секретарь райкома партии, районного комитета, главный большевик в районе, то его секретаршей никто не называет – „секретарша райкома“, а если у него есть секретарша – возится с бумагами, то ее, может, назовут и секретаршей, но тоже необязательно. Видите, стилистическая разница не в вашу пользу». Ну, в общем, отрицательный дали отзыв. Абрам Борисович тоже высказался без удовольствия о написанных главах. Но все-таки он [Протченко] такую работу сварганил. И потом, уже когда он был в вашем институте, Институте русского языка, он все-таки мне излагал эту теорию как теорию, которую он поддерживает, что раз называют, скажем, докторша наук, то это, значит, равенство мужчины и женщины.
З.: А можно я добавлю про Ивана Федоровича?
П.: Да, пожалуйста.
З.: Он был не так лингвист, как кадровик. И вот я была совершенно потрясена, мы с ним все-таки работали в одном институте, вдруг он ко мне подходит и говорит: «Елена Андреевна, а как поживает Всеволод Борисович?»
П.: Кто?
З.: Всеволод Борисович. А Всеволод Борисович был мой муж. А я никогда ему не говорила, что я замужем, что моего мужа зовут Всеволод Борисович. Я была совершенно сражена и думала: «Почему вдруг?» Значит, он про каждого человека вычитал все анкетные данные и таким образом устанавливал… дружеские отношения, контакт. Или вдруг про мою дочку, которая совсем была маленькая девочка: «А Людмила Всеволодовна как – хорошо учится?» – таким сладким голосом, понимаете?
П.: Да.
З.: То есть это вот…
Т.: Да. Тактика такая.
З.: Да, тактика и умение работать с кадрами.
П.: Да. У него был набор интонаций. Когда Виктор Владимирович ко мне относился хорошо, это лиса была, и…
З.: Да-да-да.
П.:…готов идти навстречу. А потом одно время у нас настала размолвка с Виноградовым (временная, к счастью), и тон у Протченко сразу изменился. Он дал для работы «Русский язык и советское общество» машинистку дополнительно. Я к нему подхожу – говорю: «Иван Федорович, дайте нам эту машинистку еще на неделю, погодите ее у нас отбирать», или «подождите у нас отбирать». – (Надменно, скрипучим голосом) «Милый мой…»