Жизнь за гранью жизни
Шрифт:
Все изложенные здесь материалы и соображения приводят нас к результату, что мотив угощения героя ягой на его пути в тридесятое царство сложился на основе представления о волшебной пищи, принимаемой умершим на его пути в потусторонний мир.
Таковы первые действия бабы-яги при появлении в избушке героя. Мы теперь обратимся к рассмотрению самой яги.
Облик ее слагается из ряда частностей, и эти частности мы рассмотрим сперва в отдельности, и только после этого рассмотрим фигуру ее в целом. Сама яга является в двух видах: или при входе Ивана она лежит в избе - это одна яга, или она прилетает - это яга другого вида.
Яга-дарительница при приходе Ивана находится в избушке. Она, во-первых, лежит. Лежит она или на печке, или на лавке, или на полу. Далее, она занимает собой всю избу. "Впереди голова, в одном углу нога, в другом другая". "На печке лежит баба-яга, костяная нога, из угла в угол, нос в потолок врос". Но как понимать "нос в
Русская яга не обладает никакими другими признаками трупа. Но яга, как явление международное, обладает этими признаками в очень широкой степени. Им всегда присущ атрибут разложения: полая спина, размякшее мясо, ломкие кости, спина, изъеденная червями.
Если это наблюдение верно, то оно поможет нам понять одну постоянную черту яги - костеногость.
Чтобы понять эту черту, надо иметь в виду, что "осознание трупа" вещь очень поздняя. В уже приведенных нами стадиально более ранних материалах из Америки охранитель царства мертвых всегда или животное или слепая старуха - без признаков трупа. Анализ яги, как хозяйки над царством леса и ^го животных, покажет нам, что ее животный облик ^сть Древнейшая форма ее. Такой она иногда
ВОЗВРАТИВШИЕСЯ ИЗ НЕБЫТИЯ
ся и в русской сказке. В одной вятской сказке у Д. К. Зеленина, которая вообще изобилует чрезвычайно архаическими чертами, роль яги в избушке играет козел. "Лежит козел на полатях, ноги на грядках" и пр. В других случаях ей соответствует медведь, сорока и т.д. Но животное никогда не обладает костяной ногой не только в русском материале (что можно было бы объяснить явлениями языка - "яга" рифмует с "нога"), но и в материале международном. Следовательно, костяная нога как-то связана с человеческим обликом яги, связана с антропоморфизацией ее. Переходную, ступень от животного к человеку составляет человек с животной ногой. Такой ногой баба-яга никогда не обладает, но такими ногами обладают Пан, фавны и пестрая вереница всякой нечисти. Всякого рода эльфы, карлики, демоны, черти обладают животными ногами. Они так же сохраняют свои животные ноги, как их сохранила избушка. Но яга вместе с тем настолько прочно связана с образом смерти, что эта животная нога сменяется костяной ногой, т. е. ногой мертвеца или скелета. Костеногость связана с тем, что яга никогда не ходит. Она или летает, или лежит, т. е. и внешне проявляет себя как мертвец. Может быть, этой исторической сменой объясняется то, что Эмпуса, сторожащая у преддверия Аида, обладает перемежающейся наружностью, то представляясь "большим зверем", то быком, то ослом, то женщиной. Как женщина, она обладает одной железной ногой и одной ногой из ослиного помета. Обращаясь женщиной, она сохраняет какие-то признаки ослиной природы. Эта нога бескостна. Здесь можно усмотреть другую форму отмершей, а именно разложившейся ноги. такая форма не чужда и русской сказке: "Одна нога г...на, другая наземна".
Однако надо сказать, что выдвинутое здесь объяснение все же несколько проблематично, хотя оно и более правдоподобно, чем теория, выдвигаемая Гюнтером. По его мнению, животные ноги развились из костяной ноги. Он говорит: "Странное представление
содержится в широко распространенном суеверии, что карлики, эльфы и демоны имеют животные, в особенности гусиные и утиные ноги... естественно исходить прежде всего из превращения в животных, чтобы объяснить эту странную черту многих сказаний, но я не думаю, чтобы здесь лежала настоящая причина. Мы знаем, что демоны мыслятся, как разлагающиеся скелеты и потому безобразный вид ног может быть сведен к следующему: след ноги скелета рассматривали как след утиной или гусиной ноги, когда эта связь перестала ощущаться, развилось сказание о ноге демона". Такое объяснение страдает натяжками. Яга постепенно вырисовывается перед нами как охранительница входа в тридесятое царство и вместе с тем как существо, связанное с животным миром и с миром мертвых. В герое она узнает живого и не хочет его пропустить, предупреждает его об опасностях и пр. Только после того как он поел, она указывает ему путь. Ивана она узнает как живого по запаху. Но есть еще другая причина, почему яга воспринимает Ивана по запаху. Хотя в русской сказке этого никогда не говорится, но все же можно установить, что она слепая, что она не видит Ивана, а уж знает его по запаху.
Под "слепотой" может быть вскрыто понятие некоторой обоюдности невидимости. По отношению к яге это могло бы привести к переносу отношения мира живых в мир мертвых - живые не видят мертвых точно так же, как мертвые не видят живых. Но, можно возразить, тогда и герой должен был бы представляться слепым. Действительно так оно должно было бы быть, и так оно и есть на самом деле. Мы увидим, что герой, попавший к яге, слепнет.
Но действительно ли яга слепая? Непосредственно этого не видно, но по некоторым косвенным признакам об этом можно судить. В сказке "Бага-яга и ^ихарь" яга хочет похитить Жихаря и прилетает к иему в тот момент, когда его приятели и сожители, ^°т и воробей, ушли за дровами. Она начинает
ВОЗВРАТИВШИЕСЯ ИЗ НЕБЫТИЯ
тать ложки. "Это - котова ложка, это - Воробьева это - Жихарькова". Жихарько не мог утерпеть, заревел: "Не тронь, яга, баба, мою ложку!" Яга-баба схватила Жихаря, потащила". Итак, чтобы узнать, где Жихарько, яга должна услышать его голос. Она не высматривает, она выслушивает, так же как она вынюхивает пришельца.
В других сказках бабу-ягу ослепляют. "Как она уснула, девка залила ей глаза смолой, заткнула хлопком, взяла свою дитяти), побежала с ним". Точно так же и Полифем (родство которого с ягой очень близко) ослепляется Одиссеем. В русских версиях этого сюжета ("Лихо одноглазое") глаз не выкалывается, а заливается. Одноглазость подобных существ может рассматриваться как разновидность слепоты. В немецких сказках у ведьмы воспаленные веки и красные глаза, т. е. у нее собственно нет глазных яблок, а есть красные орбиты без глаз.
Но все эти аргументы говорят только о возможной, а не действительной слепоте яти. Зато действительную, настоящую слепоту существ, соответствующих яге, мы имеем в сказках охотничьих народов, где подобные существа - более живое, еще не реликтовое явление. Здесь подобные старухи всегда (или почти всегда) действительно слепые. "Он подошел к шалашу, который стоял совсем один, в нем была слепая женщина". Эта старуха встречена чудесно рожденным героем после его выхода из дома. Она выспрашивает его о его пути. Или герой уходит на дно морское, и здесь он видит трех женщин, занятых едой. "Он увидел, что они были слепые". Они указывают ему путь.
Если верно, что яга охраняет тридесятое царство от живых, и если пришелец, возвращаясь, ослепляет ее, то это значит, что яга из своего царства не видит ушедшего в царство живых, вернувшегося. Точно так же и в гоголевском "Вие" черти не видят .казака. Черти, могущие видеть живых, это как бы шаманы, среди них, такие же, как живые шаманы, видящий
мертвых, которых обыкновенные смертные не видят. Такого шамана они и зовут. Это - Вий. Но проблема еще не решена. Выше утверждалось, что яга имеет какую-то связь с обрядом инициации. Эта связь откроется перед нами постепенно. Посвящаемый уводился в лес, вводился в избушку, представал перед чудовищным существом, властителем смерти и властителем над царством животных. Он спускался в область смерти, чтобы оттуда снова вернуться "на верхний свет". Мы знаем, что он подвергался символическому ослеплению именно в тех формах, в каких в сказках ослепляется яга и Полифем: ему залепляли глаза. Фробениус описывает это следующим образом: "Неофит с завязанными глазами вводится в избушку. В яме замешивают густую кашу, род раствора. Кто-нибудь из уже посвященных схватывает неофита и втирает ему эту массу, к которой примешан перец, в глаза. Раздается ужасный вопль, а стоящие вне хатки хлопают в ладоши и поют хвалу духу". Это - далеко не единичный случай. Неверманн сообщает из Океании: "После нескольких дней отдыха неофиты покрываются известковой кашей, так что они выглядят совершенно белыми и не могут раскрыть глаз". Смысл этих действий становится ясным из смысла всего отряда. Белый цвет есть цвет смерти и невидимости. Временная слепота также есть знак ухода в область смерти. После этого происходит обмывание от извести и вместе с тем прозрение - символ приобретения нового зрения, так же как посвящаемый приобретает новое имя. Это - последний этап всей церемонии, после этого неофит возвращается домой. Наряду с отверзанием УСТ, рассмотренным выше, мы здесь имеем отверзание глаз. Мы знаем, что при этом производилось и обрезание, не сохраненное сказкой, и ^^вание передних зубов, также не сохраненное.
""оставление всех этих действий позволяет объяснить обрезание также как один из видов магического ^^рзания, которому предшествует воздержание, так
ВОЗВРАТИВШИЕСЯ ИЗ НЕБЫТИЯ
же, как отверзанию глаз предшествует искусствекная слепота, а отверзанию уст предшествует немота - запрет слова в этих случаях засвидетельствован. После этого юноша получает право на брак. Однако поскольку сказкой эти явления не отражены, мы их здесь касаться не будем.
Действия, которые совершаются над юношей, напоминают нам действия, которые герой сказки совершает над ягой или Полифемом. Однако между обрядом и сказкой имеется одна принципиальная разница. В обряде глаза залепляются юноше, в сказке - ведьме или соответствующему ей персонажу. Другими словами, миф или сказка представляют собой точное обращение обряда. Почему такое обращение получилось?