Жизнь
Шрифт:
Я не мог вспомнить, когда в последний раз смотрел телевизор. Особенно телевизионные шоу. Но сегодня исключительный повод или оправдание для слабости, паразитирующей мозг.
Сидя в гостиной своего особняка, я откинулся на спинку белого дивана, сжимая в одной руке пульт от плазмы, а в другой бокал с прохладным французским шампанским марки «Пернуи-Рекьярд Первуи Жуэ». С моих губ не сходила улыбка уже больше трех дней. Это очень редкое событие для мышц моего лица. Но и для этой перемены у меня тоже есть очень важная причина.
Я
– Сильные психические расстройства, характеризующиеся спутанностью сознания, затрудняют для человека возможность отличить справедливое от несправедливого, – прозвучал с экрана голос весьма уважаемого психотерапевта среди испанской знати.
Долговязый мужчина с седыми прядями в темных волосах и черных роговых очках, давал уверенное интервью:
– Человек с психическим расстройством плохо контролирует свое поведение. Поэтому неудивительно, что приблизительно две трети обвиняемых, оправданных в преступлении на основании признания их психически ненормальными, получают диагноз «шизофрения».
Моя улыбка стала шире, и я довольно поерзал на сидении дивана. Закинув ногу на ногу, я принялся вслушиваться в диалог между ведущей ток-шоу мадридского канала Пилар Карденас и психологом Фредерико Мастти.
– Их подавляющее большинство уже в прошлом подвергалось арестам, госпитализации в психиатрические больницы или и тому, и другому. Около половины обвиняемых, которых признают психически нестабильными и оправдывают на основании умопомешательства – восемьдесят два процентов мужчины и в среднем возрасте тридцати двух лет.
– То есть любой из нас может проснуться с мыслью «Хочу убить» и совершить преступление? – уточняла, серьезно сдвинув брови, телеведущая в ярко-красном блейзере и намеренно взъерошенной копной черных волос.
Оператор по настоянию режиссера показал телезрителям несколько ошеломленных лиц зевак, которые наблюдали за происходящим сидя в студии.
– Человеческий мозг – это обилие тайн, которые дают неисчерпаемую почву для исследования, – улыбаясь, продолжил рассказ доктор Мастти. – Однако чем больше ученные стараются разгадать наш разум и его способности, тем сложнее им это удается. Нельзя сказать, что психически-нестабильными только рождаются. Это могут быть абсолютно нормальные люди, пока рычажок безумства, спровоцированный каким-либо импульсом, не сменит пассивное положение на активное.
– О, да! – довольно протянул я и шире ухмыльнулся.
– Люди признаются невиновными на основании умопомешательства, когда обвиняются в самых разных преступлениях, – продолжал доктор, после очередной съемки массовки: – Приблизительно шестьдесят пять процентов преступлений относятся к категории наиболее жестоких. Около пятнадцати процентов оправданных составляют обвиняемые в убийстве средней тяжести. Но, к сожалению, Себастьян Эскалант относится к первой категории…
Все даже намного лучше, чем я рассчитывал! Браво мне!
Деньги Солер пока моими стать не могут. Зато семья Эскалант со своим бюджетом теперь
Главное – это месть, которая оказалась слаще, чем я предполагал.
Глава 52
Жить безумством
Январский дождь грозил превратиться в ливень. Серые тучи окутывали город, сливаясь с туманом. Казалось, сама природа помогала провести похороны графини Солер без докучливых и неуместных репортеров.
Древнему обряду, воплощению таинства смерти столько же лет, сколько и человечеству. Без него нет жизни. Это та самая точка реального существования, и поставить ее – самое сложное и невозможное действие в мире.
Сегодня ее хоронят.
Мне не разрешили приехать на кладбище. Но мне это и не нужно. Ведь закрыв глаза, и я мог видеть, как черный блестящий автомобиль вез ее хрупкое тело. Слышал, как капли дождя барабанили по лаковой крышке гроба, в котором лежала она. Знал, что шестеро мужчин, в траурно-черных костюмах, несли к месту, где покров земли будет домом для тела, в котором пять дней назад жила ее душа.
Хочу к ней.
Хочу лежать рядом. Хочу держать ее холодную ладонь и пытаться согреть до тех пор, пока во мне стучит сердце. То самое сердце, которое я так поздно отдал ей…
Больно. Невыносимая боль крушила меня беспощадно. Она съедала меня, словно обжорливая, ненасытная саранча.
Сегодня ее хоронят.
Я больше никогда не поговорю с ней. Не услышу ее голос с едва заметной хрипотой и волнующим меня акцентом. Я не коснусь ее. Не вдохну аромат нежной кожи, украшенный знаменитым парфюмом.
Она больше не услышит, что я люблю ее. Не узнает, что я готов отдать все, включая собственную жизнь, лишь бы она жила. Пусть не со мной. Пусть любила бы другого! Не вспоминала бы обо мне и даже не знала, что я умер ради нее.
Вот она любовь.
Не такая, как в книгах или мелодрамах. Не та, что в стихах и поэмах. Эта любовь, ради которой начинались войны. Любовь, которая лишает жизни, сердца и делает убийственно уязвимым.
Эта любовь – настоящая.
Я не мог, не верить в нее, ибо слышал ее крик внутри. Она билась в конвульсии, понимая, что бессмертна, неисчерпаема, и только моя.
Сегодня хоронили женщину, которой я принадлежу. Вместе с ней зароют в сырую, промерзлую землю и меня.
Ливень хлестал по борту моей яхты, ветер поднимал мощные волны и раскачивал смелое судно, посмевшее выйти в море в шторм.
Я подставил лицо каплям холодного дождя. Хочу еще немного потянуть время перед тем, как превращусь в убийцу и в самоубийцу. Во мне больше ничего не осталось, кроме ноющего от жестокой боли сердца и неугасимой жажды мести.
Еще пару минут, и я отниму жизнь у мерзкой твари, которая лишила меня ее. Привычная судорога сжала внутренности, и я переборол желание согнуться пополам, чтобы хоть как-то облегчить муку. Я сильнее стиснул холодную сталь своей «Беретты 92» в правой руке, и повернулся к нему.