Жизненная сила

Уэлдон Фэй

— Итак, что случилось? — спросили пришедшие, когда Джослин затихла на диване. — Мы слышали, что сегодня вы скверно вели себя.

— Я?! — Джослин вскочила. — Я?! Я вам не какая-нибудь потаскуха-машинистка! Я его жена!

Ее попытались усадить на место; отбиваясь, Джослин ударила сотрудницу службы социального обеспечения локтем в глаз.

— Простите, — бросила Джослин, явно не раскаиваясь в содеянном. — Это мой дом, он куплен на деньги моего отца, и если я хочу встать или сесть — это мое дело. А если вы явились сюда без приглашения и застали меня голой, считайте, что вам не повезло — или повезло, как угодно.

— Да, — согласились гости, — но, насколько нам известно, сегодня вы устроили скандал на улице.

— Кто вам сказал?

— Ваш

муж. Он очень беспокоится за вас.

Джослин разрыдалась.

— Тише, тише, — принялись уговаривать ее гости, — не разбудите детей.

И тут разговор зашел о Ватто и Стаббсе, причем выяснилось, что их стоимость превышает полмиллиона фунтов.

— Это такие же подлинники Ватто и Стаббса, — возразила Джослин, — как я — похотливая псина. — И она залаяла прямо в лицо даме из службы социального обеспечения.

Трое посетителей спросили у Мэрион, действительно ли миссис Бек ведет себя странно, и Мэрион после некоторых колебаний подтвердила это. К миссис Бек обратились с вопросом, согласна ли она добровольно стать пациенткой психиатрической клиники Колни Хэтча, и когда она отказалась наотрез и потребовала немедленно покинуть ее дом, а также добавила, что, будь у нее подлинник Рембрандта, она с удовольствием изрубила бы его топором, гости переглянулись, кивнули и известили, что в таком случае ее подвергнут принудительному лечению согласно статье 136 закона о душевном здоровье. Дама из службы социального обеспечения и психиатр крепко взяли Джослин за руки, врач сделал ей инъекцию успокоительного, и наконец, завернув в покрывало, ее увели.

Через двадцать минут после того, как карета «скорой» отъехала от дома, в дверь вошел Лесли Бек. С ним была Анита.

— Спасибо за помощь, — обратился Лесли к Мэрион. — Надеюсь, ты присмотришь за детьми, пока мы все уладим?

— Завтра я не могу, — отказалась Мэрион. — У меня лекция.

— Если объяснишь, в чем дело, тебе простят прогул, — уверенно возразил Лесли Бек.

Анита бродила по дому, поднимала с пола атласные подушки Джослин и качала головой. Она рассматривала обои, ковер во весь пол спальни, электрическую плиту. Судя по всему, дому предстояло пережить серьезные перемены.

— Вы и вправду не платите за свою огромную квартиру? — спросила она у Мэрион.

— Она действительно просторная, зато сырая и без отопления, — возразила Мэрион.

— Все равно, — отозвалась Анита, — считайте, вам крупно повезло. Лесли на редкость щедр. Но кто-то же должен присматривать за детьми. Бросать работу я не собираюсь. Так что можете остаться здесь.

Лесли сообщил в свою страховую компанию об изуродованных костюмах, и они с Анитой провели ночь на супружеском ложе, среди обрывков ткани и разодранных зубами носков. Мэрион ушла к себе, легла и мгновенно отключилась, настолько она устала.

Вскоре она подыскала себе другое жилье, и наш источник информации о событиях в доме Бека иссяк. Как я уже говорила, супруги Бек не были нашими друзьями в строгом смысле слова: они жили на Ротуэлл, а не на скромной Брамли. Мы не сочувствовали им, и, как мне сейчас кажется, напрасно.

Вот так Анита заняла место Джослин в жизни Лесли Бека, а та лишилась дома, мужа и детей. Когда распад брака неизбежен, женщинам ни при каких обстоятельствах не следует покидать супружеский дом — это подтвердит любой адвокат. Иначе им грозят серьезные беды. Реальное владение имуществом, добавляют адвокаты, — девять десятых закона и так далее.

А если вы попытаетесь добиваться справедливости, сидя в сумасшедшем доме, откуда вас не выпускают, и родные предоставляют вам старых семейных адвокатов, в то время как ваши противники могут позволить себе нанять самых дорогих юристов города, как сделал Лесли Бек из «Эджи, Бек и Роулендс», у вас нет ни единого шанса выиграть дело. Судьи неблагосклонны к женщинам, которые выкрикивают оскорбления в адрес мужей, стоя на улице респектабельного города, когда их мужья заняты делом, особенно

в уважаемой компании, которая не может позволить себе терять клиентов. Еще больше судьи насторожатся, если вы, скандальная особа, заявите, что были в здравом рассудке, только разозлились, — вам придется сказать это, чтобы остаться опекуншей своих детей: слуги закона опасаются не только новых вспышек агрессии с вашей стороны, но и того, что другие женщины последуют вашему примеру. В конце концов перед зданием суда начнут толпами собираться жены и закатывать бурные сцены. Даже окажись Джослин в своем уме, ее положение было бы непростым, но оно безмерно осложнилось, поскольку ее признали невменяемой.

— Это клевета! — визжала Джослин на суде. — Подтасовка фактов!

И ее отправили обратно в клинику Колни Хэтча, а представлять ее интересы в суде поручили выпивающей подруге, которая не справилась со своей задачей. Впрочем, это обстоятельство следует считать везением Лесли Бека, а не результатом продуманного им плана.

С точки зрения судей, вину Джослин усугубляло и надругательство над предметами культурного наследия Европы, а к тому времени, как картины представили суду, было трудно доказать, что это не подлинники Ватто и Стаббса, как утверждал Лесли Бек, которому не терпелось попасть в круг избранных коллекционеров антиквариата. Семейные адвокаты не видели разницы в том, сколько стоят картины — сущую мелочь (шесть и семь фунтов, согласно прейскуранту местной антикварной лавки — это могла бы подтвердить Мэрион, но ее никто не спрашивал) или полмиллиона фунтов.

Исход дела был предрешен. Лесли развелся с женой и получил супружеский дом и статус временного опекуна собственных детей. Джослин понадобилось целых девять месяцев, чтобы убедить Колпи Хэтча, что она уже в своем уме (она перестала доказывать, что всегда была нормальной, просто выпила, разозлилась, к тому же плохо переносит валиум; что значили ее уверения по сравнению с заявлениями врача, психиатра и сотрудника службы социального обеспечения?). Еще год ей потребовался, чтобы заверить судей, что теперь она способна воспитывать своих дочерей, несмотря на то что живет на иждивении родителей. Лесли пообещал не возбуждать нового дела об опеке, если Джослин откажется от претензий на дом помер двенадцать по Ротуэлл-Гарденс. Поразмыслив, Джослин подписала дарственную, отдавая свое имущество Лесли в знак доверия и глубокой привязанности.

Этот документ был составлен семейными адвокатами. Их конторы располагались на Беркли-сквер и теперь стали частью делового района, для застройки которого был снесен целый ряд старинных викторианских особняков. На их месте воздвигли современные здания со стеклянными фасадами. Застройкой распоряжалась преимущественно компания «Эджи, Бек и Роулендс». Об этом я упоминаю только мимоходом. Стоимость дома номер двенадцать по Ротуэлл-Гарденс — особенно в то время, когда она составляла цифру с меньшим количеством нулей, чем сейчас, — была, конечно, несравнима с затратами на застройку Беркли-сквер, но я вовсе не хочу сказать, что имела место взятка. Разумеется, нет, просто людям нравится делать друг другу одолжения. Здесь, в «Аккорд риэлтерс», походы в бар «Черный лев» и ужины в «Медведе» — обычная практика; и я-то знаю, как легко меняются списки очередников на получение машин и хирургические операции, как после небольших, но веселых мероприятий комитеты принимают весьма щекотливые решения, но я говорю лишь о том, что мне известно. В конце концов, я всего-навсего низкооплачиваемая сотрудница компании. Но во что превратилась бы наша жизнь без подобных одолжений? К тому же Розали не забыла, что ее назвали занудой (о чем ей сообщила Мэрион). Мэрион не понравилось, как ей напомнили, что она даром занимает просторную квартиру. Нам с Эдом всегда было неприятно сознавать, что нас не приглашают на парадные обеды. Думаю, никто из нас так и не смог простить Джослин то, что она жила в большом доме, с прославленным Лесли, а потом так легко потеряла его. Откровенно говоря, мы всегда недолюбливали Джослин.