Жизненная сила
Шрифт:
Рискну утверждать, что то же самое случается и с мужчинами. Бывает, они узнают о неверности жены, приходя домой и обнаруживая пустую постель и записку на каминной полке. Но мужчинам легче пережить такое потрясение, поскольку статус брошенной женщины в обществе значительно ниже статуса брошенного мужчины.
«Какая ты старомодная, Нора! — сетует Розали каждый раз, выслушивая мои рассуждения. — Ты всех подгоняешь под свои мерки, и напрасно. Кто, по-твоему, выглядит благопристойнее в глазах общества — Мэрион или Лесли Бек? Разумеется, Мэрион!» Но я сомневаюсь в правоте Розали. Лесли без труда женится еще раз, если пожелает. А Мэрион не найдет себе спутника жизни, даже если станет совсем другой, чего она тоже не захочет. «О Нора! — опять стонет
Вернемся к дню, который намертво впечатался в память Розали, — ко дню, когда она помогла Джослин осознать неверность Лесли Бека. Розали бросилась в подвал в надежде найти Мэрион, но Мэрион куда-то ушла — кажется, на лекцию о кубизме. Вернувшись обратно, Розали увидела, что Джослин колотит по выскобленному сосновому кухонному столу довольно большими и крепкими кулаками; она успела умыться, но одеваться не стала. Хоуп и Серена качались на качелях, подвешенных к ветке яблони, которая по праву принадлежала Брамли-Террас.
— Я поняла бы его, — твердила Джослин, — будь у него роман с кем-нибудь получше меня, но почему он выбрал это ничтожество? Что теперь обо мне будут думать?
— Никто ничего не заметит, — заверила Розали, удивленная тем, что Джослин озабочена своим положением в обществе больше, чем личным горем.
В те времена мы были моложе и гораздо строже к себе и к окружающим, чем сейчас. Мы считали, что человек, заслуживающий звания доброго и порядочного, должен следовать определенным правилам, принятым в цивилизованном обществе. Не обязательно быть материалистом или аристократом, но необходимо подавлять вспышки гнева, стремиться к достижению соглашения, а не к конфронтациям и так далее. Только когда гас свет или посторонние отворачивались, мы позволяли себе предаваться порокам, считая, что такое поведение характерно лишь для нас, хотя, конечно, ошибались; в минуты отчаяния, загнанные в угол, мы кричали и бранились, жаловались на прислугу в иммиграционную службу, спали с мужьями своих подруг, торговались с мясником, шлепали детей, выбегали на улицу в одном белье, надеялись, что когда-нибудь наши мужья уйдут в кругосветное плавание и не вернутся. В такие минуты мы ненавидели и презирали себя и других. Сейчас мы не торопимся осуждать окружающих, поскольку понимаем, что они мало чем отличаются от нас. Осуждая сестру, осуждаешь себя. Осуждая брата, обрекаешь себя на одиночество. Жестокий урок, но мы его усвоили. Теперь я готова простить Сьюзен. Рано или поздно это произойдет.
Сказать по правде, Розали было бы не так тяжело узнать, что Лесли Бек влюблен не в свою машинистку, а, скажем, в кинозвезду. Подобный удар судьбы гораздо легче перенести, от этого не так страдает самооценка. Когда мужчина выбирает в партнерши девушку двадцатью годами моложе жены, это мучительно больно, но ведь жена не виновата в том, что постарела. Если же мужчина предпочитает работающую женщину, свою подчиненную, да еще ровесницу жены и дурнушку, о достоинствах которой известно лишь ее мужу и больше никому, в чем можно обвинить его жену? Разве что в каком-нибудь ужасном поступке. Оказаться отверженной, брошенной, отосланной домой к родителям всегда тяжело.
Розали тоже разволновалась. Она признавала за Джослин права жены — право первенства и так далее, — но, как и ты, читатель (если ты женщина, в чем я не уверена), считала, что если уж Лесли Бек и решил завести роман на стороне, то должен был броситься к ней, Розали. Она охотно приняла бы его в объятия.
Розали запомнила, как в тот судный день говорила Джослин:
— Джослин, а может, ты неверно истолковала обрывок разговора? Может, ты все перепутала? Нельзя ломать жизнь из-за того, что кто-то не повесил трубку.
Или все-таки можно?
— Я расскажу, что услышала, — отозвалась Джослин. — Лесли сказал: «Запри дверь, Анита, и садись ко мне на колени». Потом прозвучал женский голос: «Лесли, ты же просил сегодняшней почтой отправить письмо Остину». На это Лесли заявил: «Ладно, совместим полезное
Поразмыслив, Розали предположила:
— А если все это тебе послышалось?
Но она тут же вспомнила, как однажды Лесли Бек подкрался к ней сзади, когда она делала сандвичи, вспомнила, как прилипал к коже мокрый прибрежный песок, и поняла, что Джослин не страдает слуховыми галлюцинациями.
Внезапно Розали перестала мучиться от ревности, перешла на сторону Лесли Бека и Аниты и искренне пожелала им счастья: Джослин была не из тех женщин, которые вызывают у мужчины желание подкрадываться к ним сзади. Чтобы добиться своего у Джослин, Лесли полагалось сначала вымыться и попросить разрешения, которое ему давали крайне неохотно. Несомненно, к той же породе относилось большинство женщин, бывающих у Беков на званых ужинах для избранных, тех женщин, что носили не грубоватые украшения в этническом стиле на руках и шеях, а настоящие бриллиантовые броши, тщательно выбирая для них место. Мы же, второй эшелон, не торговали своим телом, зная, что спрос на него невелик. Мы добровольно отдавали его, делая это, пожалуй, даже слишком охотно, чтобы придать пикантность супружеству ради наших детей и наших мужей. Подозреваю, что мы с Розали и Сьюзен вышли за мужчин, сексуальная энергия которых уступает нашей, — другими словами, за порядочных мужчин. Мы из племени соблазнительниц, а не тех, кто сначала ломается, а потом все равно уступает. Первым в отличие от вторых редко дарят меха и бриллианты. Впрочем, тогда мы в них не нуждались. Мы предпочитали овладевать душами мужчин, а не рассчитывали получить их деньги.
Мэрион понаблюдала за всем этим из полуподвальной квартиры и навсегда отказалась от замужества. В начале семидесятых у нее внизу было темно и сыро, и только много позже полуподвал перестроили, превратив из места, где располагались кладовые и клетушки для слуг, во вполне приличную квартиру с садом. Но прежде Мэрион заработала там астму.
Вернемся, однако, к судному дню. Джослин встала из-за стола, сбросила халат и голая вышла из комнаты. Розали восхитилась розовым упругим совершенством ее тела, дерзко торчащей высокой грудью, упругими ягодицами и общим ощущением недоступности. Но Джослин не требовала восхищения, ей просто хотелось поскорее переодеться. Розали подобрала ее халат и аккуратно свернула. Лесли Бек терпеть не мог беспорядка. Он считал, что вещам полагается висеть в шкафу. Свою собственную одежду он старательно складывал даже в тех случаях, когда его пенис достигал ровно десяти дюймов, одной седьмой роста.
Джослин вернулась, одетая в скромную белую блузку и темно-синюю юбку.
— Куда ты собралась? — удивилась Розали. — Смотри не наделай глупостей. Ты же приняла транквилизаторы.
За время отсутствия Джослин она успела напоить Кэтрин молоком из холодильника Беков и дать ей печенья из вазы Беков: Розали считала, что ее дочь имеет право на еду в этом доме.
Джослин направилась к телефону. Сначала она позвонила в ближайшую мастерскую и попросила сменить дверной замок. Потом набрала номер своей матери.
— Мамочка, мне так плохо! — запричитала она. — Лесли решил меня бросить. У него роман с секретаршей. Папа должен немедленно прекратить выплаты и забрать машину!
Из сада донесся плач Хоуп или Серены. Кто-то из девочек упал с качелей, точнее, ветка не выдержала и сломалась. У яблони мягкая древесина, на ее ветки не следует вешать качели, но попробуйте втолковать это кукушатам с Ротуэял-Гарденс, которые наконец-то обрели дом в чужом саду! Розали бросилась в сад на помощь. Хоуп лежала под яблоней, скорчившись на траве, Серена задыхалась — у нее начался приступ астмы. Беспомощные дети, мелькнуло в голове у Розали. Лесли Бек вряд ли может гордиться ими, а он так любит чем-нибудь гордиться. Джослин продолжала говорить по телефону — уже со своим адвокатом. Она требовала развода на основании проявлений жестокости со стороны Лесли, а до суда — постановления, запрещающего Лесли приближаться к дому.