Жизненная сила
Шрифт:
Отец Джослин был сельским врачом и кузеном графа; Джослин выезжала на охоту с гончими и имела представление о том, как держаться в высшем обществе и как должны вести себя другие люди. О своем прошлом Лесли рассказывал туманно — его отец был служащим в Ланкастере. Что это значило? Что он был машинистом поезда? Налоговым инспектором? Но как бы там ни было Джослин, не обладая ни красотой, ни состоянием, благодаря происхождению помогла Лесли Беку не только поселиться в доме номер двенадцать по Ротуэлл-Гарденс, но и развлекаться, чувствовать себя своим среди банкиров, биржевых маклеров, государственных чиновников — всех, кто мог оказать услугу деловому человеку. У Лесли и Джослин Бек родились две дочери, Хоуп и Серена — крепкие и коренастые, как Лесли, унаследовавшие крупный материнский нос и близко поставленные глаза. Рыжие вьющиеся и буйные волосы тоже не были отцовскими. Такое сочетание черт, доставшихся от родителей, выглядело не слишком
К тому времени как Лесли сменил Джослин на Аниту, Сьюзен и Винни уже жили на Брамли-Кресент, улице, очень похожей на Брамли-Террас, только изогнутой — вероятно, повторяющей изгиб берега реки, ранее протекавшей вдоль границы сада, а теперь загнанной под землю, под фундаменты больших домов на Брамли-сквер. Сырость в подвалах понижала рыночную стоимость домов по меньшей мере на треть, и такое положение вещей сохранялось несколько десятилетий, пока жилищный бум восьмидесятых не сделал такой недостаток, как возможное оседание фундамента, несущественным. Цены домов на Брамли-Кресент всегда превышали цены домов на Брамли-Террас на двадцать процентов; при домах на первой из улиц сохранились сады, а сами дома были построены десятью годами раньше, поэтому им присуще немало подлинных георгианских особенностей — к примеру, балконы с узорчатыми решетками, лепные розы на потолках, мраморные камины, весьма претенциозные для особняков такого размера во времена их постройки и, я бы сказала, необычные, но чрезвычайно ценные спустя сто пятьдесят лет и пользующиеся спросом. Бывший дом Винни и Сьюзен на Брамли-Кресент оценивают в три четверти миллиона фунтов, наш с Эдом дом на Брамли-Террас — чуть ниже полумиллиона. Не знаю почему, но это обстоятельство вызывает у нас комплекс неполноценности. Из всех нас в этом районе продолжает жить только Лесли Бек. Здесь умерла Анита.
Подробности такого рода не занимали меня, пока я не начала работать в «Аккорд риэлтерс». Будьте снисходительны ко мне. Я похожа на самца птички-ткачика, который всю жизнь строит причудливые гнезда, собирает осколки стекла и блестящую фольгу и раскладывает перед своим домом. «Посмотрите, вы только посмотрите — для меня нет ничего невозможного! Как они блестят! Давай жить вместе, будь моей возлюбленной — ведь такого, как я, больше нигде не найдешь!»
Поначалу Сьюзен работала логопедом в местном отделе образования — в то время таким специалистам еще платили из государственного бюджета. Она не только гордилась своим домом, но и всеми силами поддерживала огонь в очаге, а ей помогал Винни, который недавно получил диплом врача и был рослым, дородным, шумным, эмоциональным, чувственным и исполненным энтузиазма. В то время они воспринимались как объединившиеся противоположности. Сьюзен сдержанна, усердна, подтянута и лишена чувства юмора. Но в те дни популярность неизменно завоевывал Винни, симпатии общества были на стороне гедонистов и бонвиванов, а Сьюзен любила мужа, перенимала его взгляды и вкусы и не пыталась сохранить собственную индивидуальность.
Винни работал на полставки в местной больнице и писал книги в серию «Здоровье — своими руками», которые хорошо продавались — достаточно хорошо, чтобы, когда пришло время перебраться из центра в пригород, Винни и Сьюзен смогли купить большой дом в лучшем районе Кью, рядом с Ричмондом, и благодаря этому по воле случая встречаться с нами в супермаркете. Однако их возможности были несравнимы с нашими с Эдом, не говоря уж о Розали, которой посчастливилось стать обладательницей страхового полиса Уоллеса.
Пожалуй, с работой в «Аккорд риэлтерс» мне пора завязывать: слишком уж приземленной и завистливой она меня сделала. Самое время прибегнуть к шокотерапии и перейти в какую-нибудь благотворительную организацию.
К тому времени как Анита вытеснила Джослин, Мэрион уже жила в полуподвальной квартире в доме Лесли Бека и имела статус студентки. В благодарность за сниженную до смешного плату за жилье она возилась с детьми Джослин, а кошелек пополняла, периодически подрабатывая приходящей няней в нашем кругу и занимаясь другой работой. Отец Мэрион был строителем в небольшом городке и часто сидел без дела, его жена довольствовалась положением праздной домохозяйки, а Мэрион, кукушонок в этом неопрятном гнезде, выросла рослой, стройной, большеглазой, утонченной девушкой. Свою трудовую жизнь она начала с нудной службы в банке; почти случайно ей поручили устройство и сопровождение передвижной выставки, которую финансировал тот банк. Так она познакомилась с моим мужем Эдом и в результате, прослушав курс изящных искусств при галерее «Куртолд», стала владелицей галереи в Уэст-Энде, более состоятельной, чем все мы. Конец краткой биографии.
Печально, что все мы, несмотря на старание держаться на равных и уверения, будто деньги — это не главное, занимали в нашем кругу положение, которое находилось в прямой зависимости от жилищных
Вот такую компанию Лесли и Джослин время от времени собирали за своим обеденным столом. Само собой, мы считались гостями второго сорта. От Мэрион мы слышали, что у Беков бывают почти знаменитые и чуть ли не великие люди — ведущие архитекторы, писатели, политики, — но видимо, для столь торжественных приемов мы не годились. Мы утешались тем, что Лесли все равно нас любит и что он непременно пригласил бы нас, если бы не грандиозные планы застройки лондонских доков и центральных районов, в которых заинтересована компания «Эджи, Бек и Роулендс».
Но пойдем дальше, читатель, точнее, вернемся к драматическим событиям того дня, когда Лесли Бек поменял жену. Постучав в дверь, Розали услышала пронзительный визг. Неужели это кричат обычно флегматичные Хоуп и Серена, почему-то не ушедшие в школу? Розали захотелось потихоньку улизнуть, но она надеялась выпить утреннюю чашку кофе в компании Джослин, которая всегда держалась дружелюбно и приветливо, хотя и сдержанно. А Розали, особенно когда Уоллес уезжал в очередную экспедицию, часто бывало одиноко и тоскливо дома, к тому же малышка Кэтрин связывала ее по рукам и ногам. Кроме того, Розали нравилось сравнивать Кэтрин, бойкого и миловидного ребенка, с ее сводными сестрами, причем сравнение всегда оказывалось в пользу Кэтрин, а следовательно, и самой Розали. Портреты Лесли, Джослин, Хоуп и Серены висели на стенах коридора, их написала довольно известная художница, которая, по мнению Розали и Норы, симпатизировала Лесли, но возненавидела Джослин, Хоуп и Серену. На картинах их лица были бледными, как клецки, головы сидели на тоненьких шейках, торчащих над широченными плечами. Лесли же на портрете казался высеченным из каменной глыбы, шеи у него не было вовсе, но это его ничуть не портило, даже наоборот. Искусство есть искусство. Лесли Бек слыл его знатоком, а Джослин — нет. Поэтому «скверные карикатуры», по выражению мужа Сьюзен, Винни, продолжали висеть на стенах, вызывать восхищение, с каждым годом становиться дороже и своим видом свидетельствовать, что члены семьи Лесли никогда не будут слишком высокого мнения о себе, а если и попробуют возгордиться, то им хватит единственного взгляда на свои портреты, чтобы спуститься с небес на землю.
Для Розали и Уоллеса такой поступок, как заказывание собственных портретов и украшение ими стен, был столь же нетипичен, как ограбление банка, — это не в их стиле, им незачем поддерживать чувство собственного достоинства подобным способом. Мы с Эдом в то время тоже не считали себя основателями династии и не располагали временем для подобных затей, не говоря уж о лишних деньгах.
Читатель, я понимаю, что моя литературная палитра слишком богата персонажами; каким-то образом мне придется сделать так, чтобы они отчетливо запечатлелись в твоем воображении. А добиться этого нелегко. Чужая жизнь так же изобилует подробностями, как наша собственная, в нее включены события шестнадцати часов бодрствования и восьми часов сна — и только небесам ведомо, какие приключения мы переживаем в сновидениях. Следовательно, изложение этих подробностей на бумаге — задача не для малодушных. Сидя здесь, в офисе «Аккорд риэлтерс», я гадаю: удовлетворишься ли ты, читатель, которому известен точный рост Лесли Бека — несомненно, кто-нибудь из нашего круга однажды ночью с приглушенным и возбужденным хихиканьем измерил и рост Лесли, и длину его пениса, пять футов десять дюймов и десять дюймов — в состоянии эрекции соответственно (вот и еще одна деталь), выяснив, что длина пениса составляет точно одну седьмую от его роста, — отсутствием подобных сведений об остальных персонажах. А если из-за недостатка данных читатель сочтет приведенные цифры нормой? Если Розали косоглаза, вы ждете, что я сообщу об этом. Если Мэрион коротышка ростом четыре фута пять дюймов — тем более. (На самом деле она почти великанша ростом пять футов одиннадцать дюймов — теперь вы знаете и это.) А мой рост — пять футов три дюйма, что выглядит весьма трогательно.
Если помните, я — Нора, жена редактора Эда, та самая, которая пишет эту книгу, сидя днем в офисе «Аккорд риэлтерс».
Мэрион Лоуз — особа, которая гордо называет себя старой девой и владеет галереей, ради чего она пожертвовала своим ребенком. (В подробности этой истории я посвящу вас позднее. Конечно, этот ребенок был от Лесли, и я вовсе не хочу, чтобы вы отшвырнули книгу с возгласом: «Чепуха!» Не моя вина, что истина порой выглядит нелепо. Вините Господа, который одарил Лесли столь деятельным пенисом. Я лишь выступаю в роли ангела-летописца, заполняя тягучий день безделья и ожидая, когда на рынке недвижимости начнется подъем.)