Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих
Шрифт:
Когда работа эта в 1463 году была закончена, он написал темперой образ для церкви Сан Якопо в Пистоне с прекраснейшим Благовещением по заказу мессера Якопо Беллучо, которого он там весьма живо изобразил с натуры. В доме Пулидоро Браччолини находится картина с изображением Рождества Богородицы его работы, а в магистрате Восьми во Флоренции в полутондо темперой написана Богоматерь с младенцем на руках. В доме Лодовико Каппони на другой картине — прекраснейшая Богоматерь, а у Бернардо Веккиетти, флорентийского дворянина, столь доблестного и честного, что и выразить невозможно, написан его же рукой на небольшой картине прекраснейший св. Августин, погруженный в занятия. Но гораздо лучше кающийся св. Иероним той же величины, находящийся в гардеробной герцога Козимо. И если фра Филиппо был редкостным во всех своих живописных работах, то в малых он превзошел самого себя, ибо писал их так изящно и так прекрасно, что лучше и не сделаешь, о чем можно судить по пределлам всех образов, им написанных. В общем же он был таков, что в его время его не превзошел никто, а в наше — немногие, и Микеланджело не только постоянно его прославлял, но и подражал ему во многих вещах. Написал он также для церкви Сан Доменико Веккио в Перудже образ, помещенный позднее на главном алтаре, с Богоматерью, св. Петром, св. Павлом, св. Людовиком и св. Антонием, аббатом. Мессер Алессандро дельи Алессандри, кавалер тех времен и его
Фра Филиппо очень любил веселых людей и сам всегда жил в свое удовольствие. Он научил искусству живописи фра Диаманте, который выполнил для церкви Кармине в Прато много живописных работ, и, сильно подражая его манере, он составил себе этим славу, ибо достиг в ней наивысшего совершенства. В своей молодости с фра Филиппо водились Сандро Боттичелли, Пезелло, Якопо дель Селлайо, флорентинец, написавшие два образа в церкви Сан Фриано и один темперой в церкви Кармине, и бесчисленное множество других мастеров, которых он всегда обучал искусству с большой любовью. Он жил честно на свои труды, но исключительно много тратил на любовные дела, которыми он постоянно услаждал себя в течение всей своей жизни и до самой смерти. Сполетская коммуна попросила его через Козимо деи Медичи расписать капеллу в главной церкви Богоматери, которую, работая вместе с фра Диаманте, он начал весьма успешно, однако, застигнутый смертью, закончить ее не успел. Недаром говорят, что вследствие его чрезмерной склонности к своим пресловутым блаженным амурам его отравили родственники одной женщины, которая была его возлюбленной. Закончил течение своей жизни фра Филиппо в возрасте пятидесяти семи лет, в 1469 году, и по завещанию оставил на воспитание фра Диаманте своего сына Филиппо, начавшего обучаться у него искусству мальчиком десяти лет, и с ним же возвратился во Флоренцию, причем фра Диаманте увез с собой триста дукатов, которые оставалось дополучить от коммуны за выполненную работу и на которые он купил для себя лично несколько имений, уделив из этих денег лишь ничтожную их долю мальчику. Филиппо был пристроен к Сандро Боттичелли, почитавшемуся в то время отменнейшим мастером; старый же Филиппо был похоронен в гробнице из красного и белого мрамора, поставленной сполетцам и в расписанную им церковь. Смерть его оплакивали многочисленные друзья и в особенности Козимо деи Медичи и папа Евгений, который при жизни его хотел снять с него духовный сан, чтобы он мог взять Лукрецию ди Франческо Бути в законные жены, о чем Филиппо нисколько не заботился, так как ему хотелось располагать собой и своими склонностями так, как вздумается. При жизни Сикста IV Лоренцо деи Медичи, назначенный флорентийским послом, выбрал путь через Сполето, чтобы затребовать у тамошней коммуны тело фра Филиппо для перенесения его в Санта Мариа дель Фьоре во Флоренции; однако сполетцы ему ответили, что им не доставало достопримечательностей и главным образом выдающихся людей, и потому, чтобы прославить себя, они просили оказать им эту милость, прибавив, что во Флоренции было бесчисленное множество знаменитых людей и даже в избытке, и что поэтому она может обойтись и без этого; так все и осталось по-старому. Правда, Лоренцо решил все же по мере сил почтить память фра Филиппо. Он направил его сына Филиппино в Рим к кардиналу неаполитанскому расписывать капеллу, и когда Филиппино проезжал через Сполето, он по поручению Лоренцо заказал отцу мраморную гробницу под органом, что над ризницей, на что потратил сто золотых дукатов, выплаченных Нофи Торнабуони, управляющим банком Медичи; мессера же Аньоло Полициано он попросил составить следующую эпиграмму, которая была высечена на названной гробнице прописными литерами:
Conditus hic ego sum picturae fama Philippus Nulli ignota meae est gratia mira manus, Artifices potuit digitis animare colores, Sperataque animos fallare voce diu. Ipsa meis stupuit nalura expressa figuris, Meque suis fassa est artibus esse parem, Marmoreo tumulo Medices Laurentius hic me Condidit, ante humili pulvere tectus eram. [72]Рисовал фра Филиппо отличнейшим образом, в чем можно убедиться по нашей книге рисунков знаменитейших живописцев и в особенности по тем листам, где нарисован образ для церкви Санто Спирито, и по другим, где изображена капелла в Прато.
72
Жизнеописания Паоло Римлянина и мастера Мино, скульпторов, а также Кименти Камича и Баччо Пинтелли, архитекторов
Теперь следует нам поговорить о Паоло Римлянине и Мино дель Реньо, сверстниках и занимавшихся одним и тем же делом, но сильно отличавшихся друг от друга свойствами нрава и искусства, ибо Паоло был скромный и очень способный, Мино же обладал значительно меньшими способностями, но зато таким самомнением и нахальством, что не только поступки его были полны высокомерия, но он и на словах превозносил свои собственные труды превыше всякой меры. Когда папа Пий II заказал римскому скульптору Паоло какую-то фигуру, Мино из зависти так извел его и замучил, что Паоло, который был человеком добрым и смиреннейшим, волей-неволей обиделся. И вот Мино, рассорившись с Паоло, стал биться об заклад на тысячу дукатов, что тот не будет с ним соревноваться, и заявил об этом с величайшей самоуверенностью и наглостью, зная характер Паоло, не любившего хлопот, и не думая, что он на это согласится. Однако Паоло вызов принял, и Мино, наполовину раскаявшись и лишь бы поддержать свою честь, уже спорил только на сто дукатов. Когда фигуры были сделаны, преимущество было отдано Паоло как мастеру редкостному и превосходному, а Мино был признан человеком, владевшим своим искусством больше на словах, чем на деле.
В Монтекассино, монастыре черных монахов в Неаполитанском королевстве, есть гробница работы Мино, а в Неаполе — несколько его вещей из мрамора. В Риме у подножия лестницы собора св. Петра — статуи святых Петра и Павла, а в самом соборе — гробница папы Павла И; фигурой же, выполненной Паоло в соревновании с Мино, был св. Павел, которого можно видеть на мраморном постаменте при входе на мост св. Ангела и который раньше долгое время стоял возле капеллы Сикста IV, и никто о нем не знал. Но случилось потом, что папа Климент VII однажды обратил внимание на эту статую, и, так как он понимал в таких делах и обладал вкусом, она ему очень понравилась. И потому он решил заказать св. Петра такой же величины и поставить обе статуи вместе при входе на мост св. Ангела, убрав посвященные там этим апостолам две мраморные часовенки, так как они загораживали вид на замок.
В сочинении Антонио Филарете мы читаем, что Паоло был не только скульптором, но и выдающимся золотых дел мастером, сделавшим некоторых из двенадцати серебряных апостолов, стоявших до разгрома Рима на алтаре папской капеллы; в выполнении их принимали участие также Никколо делла Гвардиа и Пьетро Паоло из Тоди, которые были учениками Паоло и затем дельными мастерами в скульптуре, о чем можно судить по гробницам пап Пия II и Пия III, на которых оба названных первосвященника изображены с натуры. Их же работы можно видеть на медалях трех императоров и других великих людей. Названный же Паоло выполнил конную статую некоего вооруженного человека, ту, что ныне стоит на земле в соборе св. Петра возле капеллы св. Андрея. Учеником Паоло был Янкристофоро Римлянин, выдающийся скульптор, несколько работ которого находится в Санта Мариа Трастевере и других местах. Кименти Камича, о происхождении которого неизвестно ничего, кроме того, что он был флорентинцем, был на службе у короля Венгрии и строил ему дворцы, сады, фонтаны, храмы, крепости и многие другие значительные каменные здания с украшениями, резными потолками и тому подобными вещами, которые с большой тщательностью выполнял Баччо Челлини. После этих работ Кименти, как человек преданный своей родине, возвратился во Флоренцию и послал Баччо, который оставил в Венгрии несколько картин работы Берто Аинайуоло для передачи их королю. Картины эти считались в Венгрии очень красивыми и заслужили высокую похвалу от тамошнего короля. Берто этот (не обойду молчанием и его) написал в прекрасной манере много картин, находящихся в домах разных граждан, но внезапно умер во цвете лет, не оправдав добрых надежд, которые на него возлагались.
Возвратимся, однако, к Кименти. Пробыв недолгое время во Флоренции, он вернулся в Венгрию, где продолжал службу у короля. Как-то во время поездки по Дунаю для строительства мельниц он от переутомления схватил болезнь, которая в течение нескольких дней свела его в могилу. Работали эти мастера приблизительно около 1470 года.
В те же времена жил флорентинец Баччо Пинтелли. Во время папы Сикста IV он проживал в Риме и большим опытом, которым он обладал в архитектурных делах, заслужил того, что названный папа пользовался его услугами во всех своих строительных предприятиях. Так, по его проекту были построены церковь и монастырь Санта Мариа дель Пополо и в них несколько капелл с многочисленными украшениями, и в особенности капелла Доменико делла Ровере, кардинала Сан Клименте и племянника этого папы, который построил по проекту Баччо дворец в Борго Веккио, почитавшийся тогда очень красивым и хорошо задуманным зданием. Он же под покоями папы Николая построил большую библиотеку, во дворце же капеллу, именуемую Сикстинской, украшенную прекрасной живописью. Равным образом он заново отстроил здание больницы Санто Спирито ин Сассия, сгоревшую в 1471 году почти до основания, пристроив к ней очень длинную лоджию и все полезные удобства, какие возможно пожелать. Внутри же по длине больницы по его указаниям были написаны истории из жизни папы Сикста от рождения его до завершения этой постройки, вернее, до конца его жизни. Он построил также мост, по имени этого первосвященника названный Понте Систо и признанный произведением превосходным, ибо Баччо построил его с такими крепкими устоями и с такой правильной нагрузкой, что он оказался прочнейшим и великолепнейшим сооружением.
Равным образом в юбилейный 1473 год он построил много новых церквушек в Риме, которые опознаются по гербу папы Сикста, и в частности Санто Апостоло, Сан Пьетро ин Винкула и Сан Систо. А кардиналу Гульельмо, епископу Остии, он сделал модель его церкви с фасадом и лестницами в таком виде, как мы сейчас это видим. Многие утверждают, что проект церкви Сан Пьетро ин Монторио в Риме принадлежит Баччо, однако я не могу утверждать с уверенностью, что это так. Церковь эта была построена на средства короля португальского почти в то же время, когда испанская колония выстроила в Риме церковь Сан Якопо. Талант Баччо ценился папой настолько, что без его совета он не строил ничего. И потому в 1480 году, услышав, что церковь и монастырь Сан Франческо в Ассизи грозят рухнуть, папа послал туда Баччо, который, воздвигнув со стороны долины прочнейший контрфорс, полностью укрепил чудесную эту постройку, а на одном из устоев Баччо поставил статую этого папы, который за несколько лет до того отделал в этом монастыре много апартаментов, состоящих из комнат и зал: их можно узнать по великолепию, а также и по гербу названного папы, там помещенному. Во дворе же находится самый большой герб с латинскими стихами в честь папы Сикста IV, который дал много доказательств, как глубоко он почитал сие святое место.
Жизнеописания Андреа дель Кастаньо ди Муджелло и Доменико Венециано, живописцев
Я не уверен, можно ли выразить словами, насколько в человеке выдающемся достоин порицания порок зависти, который, впрочем, ни у кого не должен был бы встречаться, и насколько преступно и ужасно стремиться под видом притворной дружбы уничтожить в другом не только известность и славу, но и саму жизнь, ибо перед лицом такого преступления немеет даже самый красноречивый язык, лишившись всех своих способностей и всех своих сил. А потому, не вдаваясь в подобные рассуждения, скажу только, что в таких поступках кроется дух не только, я бы сказал, бесчеловечный и дикий, но во всех смыслах жестокий и дьявольский, столь чуждый всякой добродетели, что совершающие их не только уже не люди и даже и не звери, но существа недостойные жизни. И потому, насколько соперничество и соревнование, стремящиеся в доблестном труде победить и превзойти стоящих выше, чтобы завоевать себе славу и честь, сами по себе похвальны и достойны высокой оценки, как нечто в мире необходимое и полезное, настолько, наоборот, в еще большей степени заслуживает порицания и осуждения преступнейшая зависть, которая, не терпя в других ни почестей, ни успехов, готова лишить жизни того, у кого она не может отнять славу, как это сделал коварный Андреа дель Кастаньо. Ведь он был живописцем и рисовальщиком поистине превосходным и великим, но еще больше были его злоба и зависть, которые он питал к другим живописцам и которые доходили до того, что он похоронил и скрыл сияние своего таланта во мраке греха.
Так как он родился в маленькой деревушке, именуемой Кастаньо, во Флорентийской области Муджелло, он сделал это название своим прозвищем, когда переселился во Флоренцию, куда он попал следующим путем. Лишившись в раннем детстве отца, он нашел приют у одного из своих дядей, который заставлял его много лет пасти стадо. Мальчик оказался таким расторопным и смышленым и таким бедовым, что сумел внушить уважение не только к дядюшкиной скотинке, но и к его пастбищам и ко всему прочему, что ему было дорого.