Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих

Вазари Джорджо

В архитектуре он обладал очень большим вкусом и обнаружил отличное понимание этого дела, о чем с избытком может свидетельствовать построенный им в Урбино для герцога Федериго Фельтро дворец, план которого составлен с учетом красоты и пользы, а необычные лестницы лучше задуманы и более приятны, чем любые иные, выстроенные до него. Залы обширны и великолепны, апартаменты же жилых помещений исключительно удобны и достойны своего назначения, короче говоря, весь дворец этот так прекрасен и так хорошо построен, как никакой другой когда-либо выстроенный. Франческо был величайшим инженером, главным образом по военным машинам, что он и доказал фризом, расписанным им собственноручно в названном урбинском дворце и целиком заполненным подобными редкостными вещами, относящимися к войне. Он разрисовал также несколько книг, переполненных подобными орудиями, лучшая из которых хранится синьором герцогом Козимо деи Медичи вместе с самыми дорогими для него вещами. Он старался понять военные машины и орудия древних с такой любознательностью и исследовал способы, применявшиеся древними в амфитеатрах и тому подобных вещах, с таким рвением, что из-за этого меньше занимался скульптурой, хотя это приносило и принесло ему не меньше чести, чем могла принести скульптура. За все это он стал столь приятен названному герцогу Федериго, портреты которого он сделал и на медалях, и в живописи, что когда возвратился в Сиену на свою родину, то был осыпан в равной степени и почестями, и благодеяниями.

Для папы Пия II он сделал все проекты и модели дворца и епископства в Пиенце, на родине названного папы, и в городе, им созданном и названном по его имени Пиенцей вместо прежнего его названия: Корсиньяно. Постройки эти были для такого местечка, насколько это было возможно, великолепны и достойны своего назначения. Франческо сделал также план и укрепления названного города и вместе с тем и дворец, и лоджию того же первосвященника. И с тех пор он все время жил в почете, а в родном городе пользовался почетом синьоров, его верховных правителей. Достигнув, наконец, сорокасемилетнего возраста, он скончался. Работы его относятся приблизительно к 1480 году.

После него остался его товарищ и любимейший друг Якопо Коццарелло, занимавшийся скульптурой и архитектурой и выполнивший несколько деревянных фигур в Сиене, а в области архитектуры — церковь Санта Марка Маддалена, что за воротами, ведущими в Туфи, оставшуюся незавершенной из-за его смерти. Мы же обязаны ему и тем, что от него получен нами портрет вышеназванного Франческо, написанный им собственноручно. Франческо этот заслуживает великой благодарности за то, что он облегчил архитектурное дело и принес в нем пользы больше кого бы то ни было — от Филиппо ди сер Брунеллеско и до его времени.

Был сиенцем и равным образом весьма прославленным скульптором Лоренцо ди Пьетро Векьетта, который сначала был весьма ценившимся золотых дел мастером, а в конце концов посвятил себя скульптуре и бронзовому литью; в искусства эти он вложил столько старания, что стал мастером превосходным, и ему был заказан бронзовый табернакль главного алтаря собора в Сиене, на его родине, с теми украшениями из мрамора, которые мы видим там и поныне. Литье это, получившееся дивным, завоевало ему славу и широчайшую известность благодаря пропорциональности и изяществу всех частей. И тот, кто хорошо рассмотрит это произведение, подметит в нем хороший рисунок и что мастер его был человеком выдающимся, обладавшим вкусом и опытностью. Он же прекрасно отлил из металла для капеллы сиенских живописцев в большой больнице делла Скала нагого Христа с крестом в руке, высотой с живого человека; работа эта, отлично вылитая, с такими же любовью и тщательностью и отчищена. В том же доме, в помещении для паломников, находится история, написанная Лоренцо красками, а над дверями в церкви Сан Джованни — арка с фигурами, написанными фреской. А так как крещальная купель оставалась незавершенной, он сделал для нее несколько бронзовых фигурок и закончил там, также из бронзы, историю, начатую ранее Донателло. Там же в свое время выполнил две бронзовые истории и Якопо делла Фонте, манере которого Лоренцо всегда подражал как только мог. Лоренцо этот довел названную купель до последнего совершенства, поместив там также несколько фигур, которые были некогда вылиты Донато, но которые он полностью закончил и которые считались очень красивыми. Для лоджии дельи Уффичали в Банки Лоренцо выполнил из мрамора во весь естественный рост св. Петра и св. Павла, высеченных с величайшим изяществом и отделанных с большой опытностью. Работы свои он обрабатывал так, что заслужил много похвал как при жизни, так и после смерти. Был он человеком мрачным и нелюдимым, постоянно пребывавшим в размышлениях, что и послужило, быть может, причиной тому, что он не прожил дольше, отойдя к иной жизни пятидесяти восьми лет. Работал он приблизительно до 1482 года.

Жизнеописание Галассо Галасси, феррарского живописца

Когда в город, где нет превосходных художников, приезжают работать чужеземцы, всегда пробуждается талант у кого-нибудь, кто, взявшись за изучение данного искусства, добивается в конце концов того, чтобы впредь в его город не нужно было больше приезжать иностранцам, его украшающим, но и увозящим его богатства, которые этот художник отныне сам пытается заслужить себе своим мастерством и заработать средства, казавшиеся ему слишком привлекательными у чужеземцев. Это с очевидностью подтверждается на примере феррарца Галассо, который видел, как тамошним герцогом вознаграждался Пьеро из Борго Сан Сеполькро за выполненные им работы и произведения и, кроме того, с какими почестями принимался он в Ферраре, и потому, побуждаемый подобным примером, он после отъезда Пьеро занялся живописью с таким рвением, что приобрел в Ферраре славу хорошего и превосходного мастера. И его там еще больше полюбили за то, что во время своей поездки в Венецию он научился писать маслом и привез это в Феррару, после чего он этим способом выполнил бесчисленное множество изображений, рассеянных по многим церквам Феррары. Вскоре он отправился в Болонью по приглашению некоторых братьев-доминиканцев, где расписал маслом одну из капелл в церкви Сан Доменико, и таким образом молва о нем росла вместе с его успехами. Вскоре после этого он написал в Санта Марна дель Моте, обители черных монахов, что за воротами Сан Маммоло, в Болонье, много живописных работ фреской, а также и в Каза ди Медзо, на той же улице, расписал собственноручно всю церковь фресками с историями Ветхого Завета. Жил он всегда весьма пристойно и показал себя человеком весьма учтивым и приятным, что происходило оттого, что он больше привык жить и проводить время вне пределов родины, чем на родине. Правда, что жизнь он вел не очень правильную, и потому жил недолго, отойдя к жизни бесконечной лет пятидесяти или около того. После смерти один из его друзей почтил его следующей эпитафией:

Galiassus Ferrariensis Sum tanto studio naturam imitatus et arte, Dum pingo rerum quae creat illa parens, Haec ut saepe quidem non piota putaverit a me, A se crediderit sed generate magis. [75]

В то же время в Ферраре жил и Косме, капеллу работы которого можно видеть в церкви Сан Доменико названного города, а в соборе — его же две дверцы, замыкающие соборный орган. Он был лучшим рисовальщиком, нежели живописцем, и, насколько я мог выяснить, писал, видимо, немного.

75

Галассо Феррарец.

Много трудов положил я, учась у природы Изображенья вещей, созданных ею самой. Часто зато ей теперь изображенное мною Кажется, будто она это сама создала.

Жизнеописания Антонио Росселино, флорентийского скульптора, и Бернардо его брата, архитектора

Скромность и красота душевного благородства поистине всегда были достохвальными проявлениями и принадлежат к тем редкостным достоинствам, которые без труда могут быть обнаружены в почтенной деятельности Антонио Росселино, скульптора, создавшего свое искусство с такой благодатной непосредственностью, что все его знавшие почитали его больше, чем человека, а обожали его чуть ли не как святого за те высшие качества, которые сочетались с его талантом. Называли его Антонио Росселино даль Проконсоло, ибо мастерская его всегда находилась в том месте Флоренции, которое так именуется. Он был настолько нежным и настолько утонченным в своих работах, совершенство которых, в свою очередь, отличалось такой остротой и такой чистотой, что манера его справедливо может считаться истинной и называться современной.

В палаццо Медичи он выполнил мраморный фонтан, тот, что находится во втором дворе и украшен фигурами детей, зажимающих струю воды, выбрасываемую дельфинами; отделан фонтан с высшим изяществом и в очень тщательной манере. В церкви Санта Кроне, у кропильницы со святой водой, выполнена им гробница Франческо Нори с барельефом Богоматери над ней; другую же Богоматерь он сделал в доме Торнабуони; много других его произведений было разослано за границу в различные страны, так, например, во французский город Лион — мраморная гробница. В церкви Сан Миньято аль Монте, монастыре белых монахинь, расположенном за стенами Флоренции, ему была заказана гробница кардинала Португальского, которая была выполнена им так чудесно и настолько тщательно и искусно, что пусть ни один художник не воображает, что он сможет когда-либо увидеть нечто подобное по чистоте отделки и по изяществу. И в самом деле, всякому, кто ею любуется, кажется не только трудным, но прямо-таки невозможным сделать так, как сделана она, ибо на ней есть фигуры ангелов, в которых видно столько изящества и красоты в выражении их лиц и в их одеяниях, да и в самом исполнении, что они кажутся уже не мраморными, а совсем живыми. Один из них держит венец девственности кардинала, который, говорят, умер девственником, другой — пальмовую ветвь в знак победы, одержанной кардиналом над всем мирским. Среди многих искуснейших деталей мы видим там арку из мачиньо, на которой подвешен мраморный полог, задрапированный так ловко, что благодаря сочетанию белого мрамора и серого мачиньо полог более напоминает настоящую ткань, чем мрамор. Над саркофагом находятся поистине прекраснейшие фигуры мальчиков и самого покойника, а также отлично выполненная Богоматерь в тондо. Саркофаг имеет форму той порфировой гробницы, что находится в Риме на площади Ротонды. Гробница этого кардинала была воздвигнута в 1459 году, и ее форма и архитектура капеллы так понравились герцогу Амальфи, племяннику папы Пия И, что он заказал тому же мастеру выстроить в Неаполе капеллу для своей супруги, точно такую же, за исключением фигуры покойного. Кроме того, Антонио изваял там же плиту с изображением Рождества Христова в яслях, с ангелами, танцующими и поющими над вертепом. Ангелы эти поют с открытым ртом, и кажется, что, кроме дыхания, Антонио наделил их всеми прочими движениями и чувствами с таким изяществом и с таким блеском, что большего железный резец и человеческий гений сотворить из мрамора не могут. Потому-то так и ценил эти произведения и Микеланджело, и все другие превосходнейшие мастера. Для приходской церкви в Эмполи Антонио изваял статую св. Себастьяна, признанную прекраснейшей. Рисунок к этой статуе, сделанный им собственноручно, хранится в нашей Книге вместе со всей архитектурой и фигурами описанной капеллы в Сан Миньято аль Монте; там же находится и его автопортрет.

Антонио умер во Флоренции сорока шести лет от роду, оставив после себя своего брата Бернардо, архитектора и скульптора, того самого, который в Санта Кроче выполнил из мрамора гробницу мессера Леонардо Бруни из Ареццо, написавшего историю Флоренции, — великого ученого, известного всему свету. Архитектурные способности этого Бернардо весьма высоко ценились папой Николаем V, который очень любил его и пользовался его услугами для многочисленных работ, выполненных им в годы его понтификата; он сделал бы и больше, если бы смерть не приостановила работ, задуманных названным папой. По словам Джаноццо Манетти, папа поручил ему перестроить узкую и плохо устроенную площадь в Фабриано, где он из-за чумы провел несколько месяцев, расширил и украсил площадь в тех местах, где она была узкой и плохо отстроенной, соорудив вокруг нее ряды лавок полезных, очень удобных и красивых. Там же Антонио после этого восстановил и перестроил пришедшую в ветхость церковь Сан Франческо. В Гуальди он перестроил и даже, можно сказать, выстроил заново церковь Сан Бенедетто, расширив ее красивыми и удобными пристройками. В Ассизи он смело перестроил и перекрыл заново церковь Сан Франческо, которая грозила рухнуть, а кое-где уже обрушилась. В Чивиттавеккиа он выстроил много красивых и великолепных зданий, в Чивиттакастеллана восстановил больше трети городских стен, придав им красивый профиль. В Нарни перестроил и расширил крепость, окружив ее крепкими и красивыми стенами. В Орвието выстроил большую крепость и прекрасный дворец, потребовавший больших расходов, размеры которых не уступали его великолепию. В Сполето подобным же образом расширил и усилил крепость, в стенах которой выстроил жилые помещения настолько красивые, удобные и хорошо задуманные, что лучше нельзя было нигде увидеть. Не щадя расходов и по-царски обстроил он целебные источники в Витербо и выстроил там помещения, пригодные не только для больных, прибывавших туда ежедневно в целях лечебного купания, но и для приема любого государя. Все эти сооружения были выполнены названным папой по проектам Бернардо за пределами города. В Риме же он восстановил, а во многих местах построил заново городские стены, разрушившиеся в большей своей части, и добавил к ним несколько башен, включив в их число новые укрепления, которые он пристроил снаружи к замку Св. Ангела, снабдив его внутри многими комнатами и всякими украшениями. Названный папа намеревался также восстановить или перестроить, в зависимости от их состояния, сорок церквей, основанных на остановках вдоль крестного пути еще при св. Григории I, прозванном Великим. Так, он восстановил церкви Санта Марна Трастевере, Санта Прасседиа, Сан Теодоро, Сан Пьетро ин Виаколи и многие другие менее значительные. С особенной же щедростью, нарядностью и тщательностью сделал он это для шести из семи самых больших и главных, а именно Сан Джованни Латерано, Санта Мариа Маджоре, Сан Стефано ин Челио Монте, Сант Апостоло, Сан Паоло и Сан Лоренцо, что за стенами. Я не называю церкви Сан Пьетро, ибо ею он занимался особо. Он намеревался укрепить и превратить как бы в отдельный город весь Ватикан, где и наметил три улицы, ведущие к Сан Пьетро, по-видимому, там, где теперь старое и новое Борго. На этих улицах он хотел по обеим их сторонам устроить лоджии с удобнейшими лавками для старших и богатых цехов, отдельно от младших, отведя тем и другим разные улицы; и уже выстроил он большую круглую башню, которая поныне именуется башней Николая. А над мастерскими и лоджиями должны были возвышаться великолепные и удобные дома, отличающиеся прекраснейшей и целесообразней шей архитектурой и спроектированные так, чтобы живущие в них были защищены и укрыты от всех вредоносных римских ветров, а также от сырости или других неприятностей, вызывающих малярию. И все это названный папа довел бы до конца, если бы ему суждено было прожить хотя бы еще немного, так как он обладал характером смелым и решительным и настолько во всем разбирался, что, скорее, сам руководил и управлял мастерами, чем они им. Великие предприятия легко доводятся до конца, если сам заказчик понимает в них толк и способен принимать быстрые решения, в то время как заказчик нерешительный, неспособный сказать «да» или «нет» и колеблющийся между разными проектами и мнениями, сплошь да рядом пропускает драгоценное время без всякой пользы для дела. Однако об этом проекте папы Николая сказать больше нечего, поскольку он остался неосуществленным.

Кроме того, хотел он воздвигнуть папский дворец, столь великолепный и величественный, удобный и красивый, что он во всех отношениях стал бы прекраснейшим и величайшим сооружением христианского мира. Ему хотелось, чтобы он предназначался не только для самого первосвященника, главы всех христиан, и не только для священной коллегии кардиналов, которая, оказывая папе совет и помощь, должна была немедленно при нем находиться, но и чтобы там удобно размещались все торговые, хозяйственные и судебные учреждения папского двора. И если бы таким образом все деловые и парадные помещения были бы объединены, то великолепие, величие и (если только возможно применять это слово в подобном случае) пышность были бы поистине невероятными, и, что бесконечно важнее, можно было бы там принимать императоров, королей, герцогов и других христианских государей, посещающих по своим делам или из благочестия святейшую апостольскую резиденцию. И кто поверит тому, что он намеревался устроить там же театр для венчания на престол первосвященников, а также сады, лоджии, водопроводы, фонтаны, капеллы, библиотеки и отдельные прекраснейшие помещения для конклава? В общем, этот дворец, замок или город (не знаю, как и назвать его) стал бы самым гордым сооружением из всех нам известных от сотворения мира до наших дней. Каково было бы величие святой римской церкви, если бы мир увидел, что верховный первосвященник и глава ее объединили как бы в преславном и святейшем монастыре всех служителей Бога, обитающих в городе Риме, и если бы он, пребывая в этом новом земном раю и проводя в нем жизнь небесную, ангельскую и святейшую, подавал пример всему христианству и воспламенял души неверных к истинному почитанию Бога Отца и благословенного Иисуса Христа! Великое строительство это осталось, однако, незавершенным, вернее, почти даже не начатым из-за кончины этого первосвященника, а то немногое, что было сделано, можно опознать по его гербу, точнее по эмблеме, принятой им вместо герба, каковой были ключи, скрещенные на красном поле.