Жизни и судьбы тех, кто ждал…
Шрифт:
– Вот неугомонная, ей-то зачем эти людишки? – Баба Дуня всплеснула руками и зашла к себе во двор.
За три дня до свадьбы Евдокия опять увидела как Аленка пошла в лес, да еще несла при себе узелок. Она дождалась когда девушка вернется назад и остановила ее посреди дороги.
– Куда ходила , милая, уж не к цыганам ли этим?
– К ним, а что?
– Отец-то знает что ты туда шастаешь с узелками?
Баба Дуня, не говорите никому, пожалуйста. Понимаете, у меня свадьба на носу, с нелюбимым…Я спать не могу, испереживалась вся. У людей радость, я знаю,
– И то верно. Пей траву , девка, и успокаивайся. Замужество бабам только на пользу, глядишь смирнее станешь.
– Вы только никому не говорите, ладно?
– Ладно, что же , я невестой что ли не была?
На следующий день все вышли на работу как обычно, женщины обсуждали предстоящую гулянку в деревне, мужчины смеялись над бабами с их глупыми приметами. Только Аленка одна ходила как тень.
– Работник из тебя никакой, – сказал ей отец. – Иди, помоги бабе Дуне с обедом, глядишь какой толк будет из тебя сегодня.
Алена, развернувшись, пошла.
Когда все сели обедать, девушка раздала тарелки и каждому налила в кружку чай из шиповника и кипрея. Когда все поели, она убрала посуду и вместе с Бабой Дуней пошла к той домой, помочь перебрать крупу на завтра.
– Какой-то чай сегодня другой. – Заметил Гриша. – Я сейчас допил и показалось послевкусие странным.
– Да нет, все как обычно. Я ничего такого не заметила. – Оксана пожала плечами.
– Может быть. Может просто шиповник сушеный старый попался.
Через два часа у Гриши сильно заболела голова и его стало тянуть в сон и кидало в пот. Председатель отпустил его домой отлежаться, свернув все на простуду. Оксана порывалась уйти за ним, но Савелий Федорович ее не пустил:
– Твой муж не ребенок маленький, он боец, негоже за ним как за дитем малым носиться.. Ничего страшного, сейчас поспит и недуг как рукой снимет. Ничего с ним не случится.
Но через пару часов Евдокия бежала на поле с криками: "Горит! Пожар! Оксанка, там дом твой горит. Мужики уже побежали тушить, беги и ты!"
Все рванули в сторону дома Оксаны. Когда она прибежала, мужики тушили дом, доставая воду колодца, но все было тщетно – деревянный дом как коробок спичек догорел до тла.
– А где же Гриша? – она подошла к мужчинам.
– Оксан, ты только держись. Мы не смогли его спасти. Петька подбежал к окну, увидел сквозь дым тело на кровати, но вытащить не успели, рухнула крыша. Он вряд ли был живой…
Соседи строили предположение что он уснул с папиросой, иначе как объяснить что изба ни с того ни с сего вспыхнула?
Свадьба Алены и Миши была отложена из-за траура, всем селом хоронили Гришу и только баба Дуня не пошла проводить его в последний путь, она сидела возле кровати Оксаны , боясь отойти от нее – девушка бредила и кричала. Ее то тошнило и рвало, то она теряла сознание, то приходила в себя и снова кричала. На третий день у Оксаны началось кровотечение и пожилая женщина поняла – это выкидыш.
Через неделю Оксана, чуть оправившись и придя в себя, вышла на работу. Молодую вдову послали в ту часть фермы, где было меньше народу чтобы никто не трогал ее. Но все равно до уха Оксаны доходили сочувственные перешептывания, она улавливала фразы: " надо же, войну прошел, героем вернулся, а в мирное время в собственном доме угорел."
" Как же она теперь будет, дитенка потеряла, мужа нет, ой, как жалко."
От этих слов ей становилось еще больнее. А еще ее злила улыбка Алены. Злая и хитрая, как будто она радуется всему, что случилось.
Но на следующий день стало все понятно.
Соседи услышали как отец ругается на Алену и лупит ее вожжами с утра пораньше. Они сбежались посмотреть что она такое учудила. Мать Алены сидела полусонная и плакала, даже не пытаясь остановить своего мужа.
– Что у вас случилось, что вы шум подняли ни свет ни заря? Всю деревню побудили! Что опять эта девка учудила? – Кричала через забор Зинаида.
– Давай, дочь. Признайся всему селу за что отхватила. А, стыдно тебе? Получай тогда. Ты мне сейчас все расскажешь.
– Папа, не надо. Я не буду больше. – Алена захлебывалась слезами и пыталась увернуться от побоев. Платье сзади порвалось и на спине были видны красные кровоподтеки.
– Иван, пошто дочку лупишь? Да что же она такое сотворила что ты за вожжи взялся?
– Мало я ее в детстве лупил, все баловал. По пальцам можно посчитать сколько раз наказывал. Так что заслужила, значит. Да и не дочь она мне после такого. Оттащила цыганам этим проклятым материны серьги, кольцо обручальное и два платья своих. На что выменяла, знаете? На отвар сонный.
–Ну так плохо спала девка перед свадьбой, вот и ходила к ним. – Подоспевшая на шум баба Дуня решила заступиться.
–Хорошо она спала, так же как и мы. Коли не мой кашель ночной от курева, не проснулись бы мы с матерью и дочку упустили. Поймал ее с чемоданом в руке, а там барахло, да еще и рублики прихватила. Интересно, чем думала? А как без документов собралась куда то ехать?
Вчера дрянью какой-то напоила мать, та еле встала вон. С трудом добудился, да вы сами смотрите, как шальная ходит. Я вчера чаек-то пить не стал, хоть она и предлагала да все наливала в кружку. Остыл, я его и вылил, самогоночкой ограничился. То-то Марья говорила что вкус у чая необычный, никак раньше.
– Гриша тоже за это говорил. Неужто Аленка и его опоила? – Баба Дуня задумалась. – А зачем? Чтобы поджечь! Да ну, быть того не может, она ж как любила его, как любила..
– Это не любовь, это проклятье какое-то. Ты бы видела ее лицо довольное. А, тебя же не было на похоронах. То-то я тогда удивлся, но значению не придал. – Иван опять замахнулся на дочь, та закричала от боли, а следом заорала:
– Да, это я его опоила и подожгла. Не мой, так ни чей! И уйти с табором хотела чтобы вас никого не видеть. Ненавижу!