Жнец
Шрифт:
И тут я заметил взгляд чужого колдуна. Он смотрел на меня пристально, оценивающе, с прищуром, и в глазах его была…ненависть?! Интересно…и за что он меня так ненавидит? Я просто-таки чувствую исходящие от него неприязнь и желание меня искоренить. Почему? Потому что я белый? Хмм…а может быть. Черный расизм ничуть не слабее белого расизма.
— Что вытаращился? — неожиданно для самого себя спросил я — не нравлюсь? Хочется вытопить из меня жир? Скорее это я тебя принесу в жертву Богине Смерти!
Все сразу замолчали, а чужой колдун, шипя и почему-то присвистывая (видимо
— Хочу вытопить из тебя жир, фаранджи и намазать свое тело! А твою силу забрать себе! Она слабая, твоя сила, жалкая — как и все вы, фаранджи, но пригодится! Вы все сдохнете! И ты, фаранджи, первым!
Честно сказать, я что-то такое и ждал, и потому был наготове. И когда в Тафари ударила очередь из автомата — его на месте уже не было. Я его толкнул изо всей силы, и он покатился по земле. Почему я это сделал — и сам не знаю. Ну кто мне этот самый Тафари? Только вот не люблю я, когда бьют в спину. Если вы пришли на переговоры — какого черта палите из калаша?
В меня разрядили два магазина — эти ублюдки как с ума сошли — палили и вопили, палили, и вопили! И кстати — почему только в меня?
Когда затворы щелкнули, эти два урода застыли на месте, глядя то на меня, то на свои волшебные палки, вдруг переставшие грохотать, а я не стал терять времени и крикнул, указывая на врага пальцем:
— Сдохни, тварь!
И на второго:
— Сдохни!
И совершенно автоматически добавил:
— Эта жертва тебе, Морана!
Убийцы упали на спину, будто я врезал им по сусалам и лежа на утоптанной, пыльной земле задергались, заизвивались, как два здоровенных черно-белых червяка. Из глаз, из ушей у них потекла кровь, тела выкручивало, ломало так, что слышался треск костей. Уж не знаю, что такое с ними происходило и что именно я активировал, но этих парней перемалывало, как в мясорубке. Только мясорубка эта находилась где-то внутри них.
А потом меня охватил восторг — невероятный, сладкий вкус чужой души, улетающей в далекую Навь! Этот поток энергии, этот оргазм от выпивания чужой жизненной энергии — с ним не сравниться даже секс!
И только одна мелькнула мысль: «Как бы мне маньяком не заделаться, с такими-то делами!»
Нет, мне очень не хочется получать оргазм от убийства человека. Но я ничего не мог с собой поделать — это было выше меня. Я наслаждался тем, что выпивал души убитых мной врагов!
А еще подумалось: «Семь. Еще троих!»
А потом мне некогда стало считать. Из кустов как муравьи повалили чернокожие, вымазанные белой краской. Прямо как в дурном голливудском боевике. Они вопили, размахивали копьями, мачете и автоматами Калашникова, и бежали, бежали, бежали…
В голове мелькнула мысль, что если они добегут и навалятся толпой, то вполне смогут отпилить мне голову, и никакое колдовство несчастному фаранджи не поможет. И тогда я взревел, аки дикий зверь, и собрав всю Силу, что у меня была, крикнул:
— Сдохните, твари! Сдохните!
Меня аж зашатало. Никогда в своей жизни я не выпускал такой заряд Силы. У меня даже из носа закапала кровь, что-то я слишком
— Тебе жертва, Морана! — крикнул я следом, и когда толпа человек в пятьдесят начала падать — один за другим, один за другим — бессильно уселся прямо в закапанную моей кровью желтую глину. Вот это я Жнец! Вот это я…
Додумать не успел. Меня начало колбасить, да так, что я потерял сознание. Меня накрыло такой волной наслаждения, такой волной счастья от того, что я отправил Моране несколько десятков человеческих душ, что…
Когда пришел в себя, оказалось, что лежу связанным, и мало того связанным — руки мои как-то прикрутили к телу, ноги тоже были связаны, а на теле, я это чувствовал — ни клочка материи. Во рту — какая-то тряпка, и этот кляп удерживала веревка, завязанная у меня на затылке. И самое хреновое, что со мной могло случиться — это на шее отсутствовали цепочки с амулетами защиты и накопителем. Теперь я был практически беззащитен перед врагами, и со мной можно делать все, что я захочу.
— Ну что, фаранджи, тебе конец! — радостно констатировал факт проклятый вражеский колдун. И вот на что я обратил внимание — колдунов было два. Один — тот, что сидел у костра, другого я не видел, скорее всего он прятался в кустах.
Скосив глаза, обнаружил лежащую рядом старуху-колдунью, имени которой я так и не узнал. Она тоже была связана, и рот у нее так же был заткнут — видимо для того, чтобы не пробовали колдовать. Старуха была жива, хотя и крепко побита — один глаз у нее заплыл, на скуле зиял довольно-таки глубокий порез. Похоже, что она не так просто далась своим обидчикам.
Но это ничего не значило. Мы попали. Я слышал автоматные очереди, крики, а еще — мычание зебу. Похоже, что готовятся к перегону скота.
Очереди и одиночные выстрелы стихли, и примерно через полчаса после этого нас со старухой бесцеремонно и довольно-таки жестко загрузили на спину зебу, который служил тут еще и чем-то вроде грузового транспорта, и повезли в неизвестное будущее.
Это было плохое путешествие. Зебу шли медленно и вразвалку, острые кости позвоночника скотины врезались мне в ребра, а если я пробовал пошевелиться, чтобы как-то получше устроить свое многострадальное тело, шедший рядом молодой абориген больно бил меня по спине палкой так, что слезы лились из глаз от боли.
Я был пуст. Почти пуст. Моей магии хватило бы максимум для того, чтобы разжечь магический огонь, но чтобы убить человека проклятьем — точно моих сил не хватит. Я уже и забыл, как это — не иметь магической силы для своих колдовских деяний. Мощнейший бриллиантовый накопитель позволял мне творить все, что угодно, не боясь, что мой естественный внутренний накопитель будет исчерпан до самого донышка.
Итак, пока меня везут, как мешок с картошкой, нужно сообразить — а что вообще произошло? Почему я потерял сознание? Почему я вдруг оказался опустошен? И как вообще оказался в таком унизительном и опасном положении?