Жнец
Шрифт:
— Погаси — с сожалением вздохнула колдунья — А может тебе Ифе не нравится? Я другую позову? Ифе худовата, да…у меня есть толстая девка! Хорошая! Зад еле обхватишь!
— Нет, не нужно! — отрезал я и погасил огонь контрзаклинанием. А потом лег на свое месте и накрылся одеялом. Тут дело даже не в вони, и даже не в том, что Африка на девяносто процентов заражена ВИЧ. Меня ВИЧ не возьмет, а вонь…можно нос и заткнуть. Или заставить девку помыться. Девка так-то соблазнительная, и ничуть вообще не худая — очень даже фигуристая и сиськи — просто отпад! Нет, дело не в том. Я как представлю, что эта девка от меня понесла,
И снова я уснул, как провалился. Вот только ненадолго…увы. Я будто привлекаю несчастья! Где ни появлюсь — обязательно что-то случается!
Проснулся от грохота выстрелов и воплей. Таких диких воплей, что просто мороз по коже! Лупили и очередями, и одиночными, и кто в кого лупил — было совершенно неясно.
Старуха уже не спала. Она всматривалась в серый сумрак за стенами хижины, а через минуту констатировала с невероятной прозорливостью:
— На нас напали! Хотят всех убить! И забрать зебу. У нас много зебу, но мало мужчин. И это проблема!
Согласен. Когда у тебя много денег и все про это вокруг знают, а ты идешь пьяный темной ночью в криминальном районе — немудрено, что кто-то пожелает избавить тебя от тяжкого груза и от тяжелой жизни. Это нормально. Но ведь надо и соображать! Рожайте побольше мальчиков, которые потом вырастут воинами, или договаривайтесь с теми, кто сильнее! Отберут ведь ваши капиталы, да и вся недолга!
— Сейчас я им покажу, как нападать на наш клан! Сейчас я им задам, эти худородным!
Колдунья кряхтя поднялась со своего места, поправила кучу амулетов, висящих на шее, подумала, и добавила еще две связки чего-то мелкого и белого, при ближайшем рассмотрении очень напоминавшего костяшки фаланг человеческих пальцев. Брр…нет, она точно не преувеличивала, когда рассказывала о жертвоприношениях и каннибализме. Сто процентов!
Я пошел следом за старухой — а почему бы и нет? Хоть я в их разборках участвовать и не собираюсь, но все-таки будет невежливо оставить ту же колдунью без помощи. Вдруг ее каким-то образом поранят? Я смогу ей помочь. Меня ранить эти придурки не смогут — амулет физической защиты работает просто на-ура.
Как выяснилось, враги подкрались в предрассветной темноте, когда все еще спят и видят самый сладкий сон. Этот фокус используют все армии мира во все времена — вспомнить только, в какое время фашисты начали свою агрессию против СССР. Вот и здесь — коварный враг подкрался в самое что ни на есть сонное время. Они влезли в одну из хижин, и видимо попытались вырезать ее обитателей, не поднимая шума. А потом потихоньку перерезать и остальных, прибрав себе тучные стада и пажити. Пастбища, в общем. Земли. Одним кланом стало бы на свете поменьше.
Но увы, на их несчастье в предрассветной тьме обитатель хижины по имени Тафари («Внушающий страх»! вот как переводится имя!), дрючил свою жену по имени Нкирука («Лучшее еще впереди»). Вернее — это жена его дрючила, сидя на нем верхом. И когда враг ворвался в жилище, он был тут же обнаружен и обстрелян, ибо Тафари даже во время секса в собственном доме держал свой автомат под рукой. Он открыл огонь, завидев рожу не в родной раскраске и с неприятным острым копьем в руках. Одного нападавшего Тафари завалил, но был обстрелян, и несчастливая Нкирука отправилась на тот свет, не оправдав высокого своего имени. Увы, Тафари тоже досталось — ему прострелили ляжку, но он сумел отогнать противника и теперь сидел, привалившись спиной к хижине, и активно истекал кровью.
Я остановил кровь и за считанные минуты залечил рану, благо что пуля прошла мимо кости. Тафари, как оказалось, был здесь чем-то вроде военного вождя, так что ему и предстояло решать, как обустраивать оборону деревни.
А ситуация похоже на то была очень и очень непростой. Через десяток минут вялой перестрелки из кустов за деревней в нашу сторону выдвинулся человек, размахивая руками и вопя: «Разговаривать будем! Разговаривать!».
Хреновый разговор всегда лучше бодрого мордобоя — как мне это думается, потому я даже обрадовался. Вот сейчас переговорят, возможно — нападавшие откупятся за смерть Нкируке, и все закончится мирно и хорошо. Мне ведь вообще-то идти надо по своим делам! А кто меня проводит, если такая началась заваруха?
С той стороны пришли два мужика с автоматами, кстати — не голые, а в подобие набедренной повязки, и…колдун! Самый настоящий колдун — весь в амулетах и сияющий аурой почище нашей колдуньи! Кстати, так и не спросил ее имя, а она сама не спешила его сообщать. Может какое-то поверье? Типа нельзя сообщать свое имя, а то схватит за него и утащит? Не знаю. Тут черт ногу сломит! Я и в своих-то колдунах не очень и разбираюсь, а здесь — африканские верования, да такие, что просто за голову хватаешься.
С нашей стороны присутствовал вылеченный мной Тафари, колдунья, ну и…я, фаранджи-колдун.
— Кто будет говорить от вашей деревни? — спросил чужой абориген с новеньким «калашом» на коленях — Я Думиса, вождь.
— Я буду говорить! Я Тафари, вождь!
— Тафари, а зачем здесь фаранджи? Зачем вы привели этого белого червяка? — абориген презрительно скривился.
— За «червяка» я тебя сейчас самого превращу в червяка! — пообещал я, и Думиса вздрогнул, поглядев мне в глаза:
— Ты знаешь язык мун?!
— Я много чего знаю — грозно ответил я — Не трепи языком как баба, говори по делу!
— Да! Говори по делу! — вмешался Тафари — Зачем пришли сюда? Зачем напали и убили мою женщину?
— Вы напали на нас пять семидневок назад и забрали у нас двадцать зебу. Теперь мы пришли за нашими зебу и хотим забрать у вас наших зебу и еще сорок зебу, чтобы покрыть наши убытки.
— Какие убытки? — фыркнул Тафари — Вы пасли скот на наших пастбищах, и мы забрали ваших зебу. Потому что это наша земля, и все, что на нашей земле — наше!
— И вы убили пастуха и забрали его автомат. Он сейчас у тебя на коленях (показал на «калаш» тафари). Я знаю этот автомат, у него метки на прикладе. Это был мой племянник, вы его убили.
— Он зашел на нашу землю, воровал нашу траву — мы его убили и забрали зебу. Разве вы не так бы поступили, если бы мы забрались на вашу землю? Так почему же ты говоришь, что мы виноваты! Разве мы не исполняем закон, данный нам предками?
Я слушал эту латату и тосковал. Ну зачем я слушаю эту хрень? Почему не иду сейчас туда, где бывают белые туристы, и не прошу меня отвезти в город?! Зачем мне эти разборки, эти переговоры?