Жонглёр
Шрифт:
Они с синьором Никко только-только переехали в Рим. Не вынес добрый синьор жуткой казни друга своего и соратника, не смог остаться во Флоренции. Да, страшно там стало. Словно все обезумели. Жаждали крови, чьей – не суть важно, лишь бы реки ее не иссякли. Ни Никко, ни домочадцев его тронуть бы, конечно, не посмели, но наблюдать каждый день из окна весть этот ужас… Нет уж, премного благодарны.
А новый Папа синьора очень ценил. За смекалку, за ум великий. Давно к себе звал, да тот до поры до времени отмахивался. Мол, попозже. Сейчас и тут великие дела творятся… К чему они – эти дела – привели,
Здесь же, в Риме – в Магистратуре Синьории – Никко немедленно получил чин секретаря при кардинальской Коллегии Десяти. Хорошая должность, солидная. И жалование будь здоров. Плюс – возможность отказа от рукоположения, которым синьор воспользовался без зазрения совести. Не желал становиться святым отцом. Александр, впрочем, и не настаивал. Прекрасно Папа понимал, что не плести интриги при Святейшем Дворе прибыл Никко. Работать. Ну и пусть себе работает, главное – результат.
Впрочем, речь-то вовсе не о синьоре. А о любимом его приемыше. И, попутно, о катакомбах Рима.
Итак, всем доступного входа в древние катакомбы не существовало. Поговаривали, что еще в незапамятные времена сам Аттила приказал его заложить камнем. Мол, дух уж больно смрадный оттуда идет, кабы чума на свет не вышла. Чума – не чума, но отшельники, жившие под землею, здоровыми вовсе не выглядели – бледные, тела сплошь покрыты язвами да струпьями, кашель чудовищный из груди вырывается. В общем, замуровали варвары ходы-выходы. Вместе с людьми, что не успели убежище покинуть. Во всяком случае, в легендах именно так говорится.
А что же Лука? Да ничего. Синьор слишком занят был, чтобы дитя караулить, слуги тоже все при деле. Ну, мальчишка и шастал за ворота. Место новое, неплохо б оглядеться, посмотреть, что к чему. Не в доме ж сидеть безвылазно. Скукотища жуткая.
Вот так вот шаг за шагом, день за днем, и ходил паренек по улочкам, круги вокруг резиденции нарезая. Сперва малые, чтоб знакомые крыши из поля зрения не выпускать, потом побольше, потом совсем осмелел. Но интересного вопреки ожиданиям в Вечном Городе было мало. Дома больше простые, без изысков, улицы грязные, людей бедных много – побирушек всяких приставучих. Церквей красивых хватает тоже, правда. И развалин. Но с храмами все ясно – папская столица, а вот руины… Любопытно. Как будто и отстраивать их никто не собирается, и совсем город очистить рука не поднимается. Да. Очень любопытно! Может, там, среди камней этих, что драгоценное сыщется? Монетка ли старинная, камушек какой драгоценный, да и просто древняя поделочка. А?
Но достойного внимания почти не попадалось. Так, несколько черепков с остатками блестящей черной краски да расколотая жемчужная бусина. Разве это трофеи? А ведь уже четыре места исследовано. Нет, пять же!
Неделя прошла, прежде чем Лука вышел по широкой улице на большую площадь. А там – ох… Руины так руины. Всем развалинам развалины. Высоченный домина, красивый, стены кругом идут, углы срезая. Жаль, с одной стороны чуть не до земли разрушен. Куда Папа смотрит? Такой театр тут устроить можно – тысяча зрителей поместится, если не все десять! Нда, упущеньице. Однако даже такого во Флоренции нет. Уж там-то бы быстро разобрались, такой разрухи бы не потерпели.
– Скажите, синьор, а это что за дом? –
– Дом? Это Колизей, юноша, – улыбнувшись, отозвался мужчина. – Ты что, не здешний? Один гуляешь?
– Теперь здешний, – весело отмахнулся паренек и тут же соврал. – Отец осмотреться пустил, сказал, чтоб далеко от дома не отходил. Рядом поселились.
– Ну, коль так… – с сомнением проговорил человек.
– А Колизей – для чего он? – продолжил допрос Лука.
– Тут, на его арене, в эпоху императоров гладиаторы дрались. Рабы-воины. Насмерть бились в угоду публике, – спокойно объяснял человек. – Эх, много ж здесь крови было пролито, потому и решено его не сносить. Будущим поколениям в назидание. Да… Страшные были времена.
– А сейчас не страшные? – спросил мальчик.
– Чего ж страшного, когда такого кроху отец одного гулять по улицам отпускает? – улыбнулся мужчина. – Или соврал ты мне? Давай-ка я тебя до дому провожу.
И уж рукой потянулся, чтоб схватить сорванца за плечо. Да тот увернулся, присел. А потом сиганул, только пятки засверкали. Впрочем, в погоню за ним не пустились. Махнул добрый человек рукою, пошел своей дорогой. Но мысль…
Мысль в голове поселилась надоедливая. А ведь паренек-то как будто знакомый. Или не сам он, но на кого-то похожий. Причем, настолько, что хочется узнать – кто отец? Редкие черты лица. Правильные, без изъяна. Скулы не римские, высокие. Волосы светлые. Густые, чуть вьющиеся. И глаза… Взгляд такой, будто не малец смотрит, а отец родной – с хитрым презрением. Хм… Отец? Уж не его ль тайный отпрыск? Запросто. Любил старик пошалить. До сих пор любит… Стоп… Нет, ерунда. Местный бы про Колизей не спрашивал.
Впрочем, сейчас след о другом госте думать. Как вести себя с ним, о чем молчать. Папа ему доверяет, ценит – это серьезно. Александр абы кого к себе не приближает. Чем же привлек его флорентиец? Да так, что в честь его прибытия званый ужин назначен? Стоит приглядеться. Может, и к себе в союзники взять? Или прикончить тихонечко, пока дел не натворил…
Внутри Колизей показался Луке еще интереснее, чем снаружи. Большая круглая арена, местами проваленная. Не большая – огромная! А какие высоченные трибуны вокруг! Нет, тут поместится не тысяча человек. И даже не десять. Весь Рим собрать можно, флорентийцев прибавить – еще не заполнишь. Красота! Починить бы тут все. Неужели в назидание потомкам руины поменьше оставить нельзя? Им какая разница? Страшные времена – не страшные, кровь-то как лилась, так и льется. Только раньше тут, перед зрителями, а теперь на улицах. Зря что ль из Флоренции уехали?
Лука и сам не заметил, как обошел арену и очутился вновь перед теми же самыми воротами, через которые проник. Так быстро? Жаль. Но лазить среди камней отчего-то расхотелось. Домой, что ль, пойти? Там уж обед скоро подадут. Вон, в животе-то разбурчалось.
Свернув к выходу и уже шагая по сводчатому коридору, он вдруг заметил краем глаза слева узкий лаз. Остановился. А лаз ли это? Взрослый человек меж камнями точно не протиснется – не хватит места, даже если живот втянуть. Но то взрослый. У ребенка преимущество.