Жонглёр

Баев Алексей

Воистину так. Задумавший большую ложь непременно отыщет тех, кто будут ей внимать, разинув рты.

Он знал это не понаслышке. Знали и другие. Бесспорно. Вот только страшились признаться. В первую очередь – себе. Не боялись лишь Борджа. Что ж, отчаянным улыбается удача. До поры, до времени…

– Синьор Никколо, мы подъезжаем! – голос слуги прозвучал словно из иного мира.

Путник очнулся, выглянул в окно. Да. Практически на месте.

– Вижу, Скорцо. Остановимся, позови Луку. Пусть поможет разгрузить багаж. Мне надо побыть наедине с собою. Пройдусь.

– Как скажете, синьор.

Лука… Кроме старого слуги единственный преданный человек на всем белом свете. Пусть пока юн, но видно, что природа его не обидела.

Внимает каждому слову, учится всему с охотой. Даже не с охотой, со страстью. И руки растут из правильного места. Такие блюда научился готовить, что впору гнать в шею повара. Жаль, что совсем еще ребенок, на многие вещи смотрит наивно. Но разве это недостаток? Молодость проходит. Быстро. К сожалению, очень быстро…

Он нашел Луку в лесу шестнадцать лет назад. Под Местре, близ Венеции. Какая-то несчастная мать оставила малютку в плетеных яслях, по сути – в обычной корзине, на опушке рощи. Полагая, видать, что того, если не найдут люди, сожрут волки. Или младенец околеет от голода и холода. Не по-христиански, да. Но разве позволено кому-то судить чужие, пусть самые чудовищные, поступки? Видимо, у женщины были на грех причины. Оправдать ее трудно, но Господь всех наградит по делам. А человеческая воля чего-нибудь стоит? Не слишком много. Порой над тобою довлеют такие обстоятельства, что рад бы найти себе хозяина. Продаться за кусок мяса и краюшку хлеба… Воля…

Да, Лука станет наследником. Пусть пока об этом и не знает. Накопления перейдут ему. Ему же придется заканчивать то, что не успеет сделать он сам. Если не успеет. Хм… А может быть иначе? Человеческая жизнь коротка. Прими этот факт, как данность. Подготовься.

Лука – дар Всевышнего. Без всякого преувеличения, дар чудесный и бесценный. Помощник, каких поискать. И при том умница. Вон какой дом выстроил. Сам проект подготовил, сам нашел мастеров. А фонтан! Сам Леонардо руку приложил…

Да…А ведь юноше тогда не было и пятнадцати. Удивительно. Другие в его возрасте волочатся за юбками, дерутся на шпагах, пьянствуют, бездельничают. В лучшем случае, родители отправляют их в путешествия или на учебу. Этот же… Нет, вовсе он не волк-одиночка. Стоит выйти на улицу, собирает вокруг себя такую свору приятелей, что только диву даешься. Сила обаяния? Харизма? Пожалуй. И это качество не менее ценно. Когда тебя слушают, внимают твоим речам, верят…

Лука. Лука Джукольере… В тех яслях лежал простой платок с вышитым именем. И пусть синьор Никколо не знал такой фамилии, оставил приемышу его родное имя. Зачем? Тогда ответить на этот вопрос он не мог. Теперь же откуда-то из глубин подсознания все чаще доносилось – имя дано человеку Богом. В нем заключено будущее, буквами его предначертана судьба. И страшный грех – вмешиваться в промысел Всевышнего, каким бы отвратным он на первый взгляд ни казался. Большой грех…

* * *

Искалеченная грехами душа Папы Каликста отошла в мир иной. Вернулась к Господу. Или, скорее, провалилась в Преисподнюю – наместник Бога был поистине достоин вечных страданий, а не райской благодати. Однако живущим наверняка знать о загробных мирах не дано. Да и до этого ли нам?

Сюрприза не случилось. На Священный Престол, как все того ожидали, взошел кардинал Родриго Борха. Борджа. Стал Папой, принял имя Александр.

Что ж, коль Бог не натешился театром разврата, пусть. Его воля. Только Его. Вправе ли кто из смертных осуждать Небеса? Аль камней под ногами поубавилось? Кто их прибрал?

У Лукреции хорошей девочкой стать не получилось. Она, впрочем, особо и не стремилась. Жила теперь в Риме, но, как и раньше, исключительно в свое удовольствие. И пусть отец негодует. Папа! Государственных дел нет? Полно! Вот ими и занимайтесь, Святейший, а меня оставьте в покое. На мать посмотришь, так эта давно махнула рукой. Мол, перебесится чадо, вырастет, за ум возьмется. А и сдохнет – не велика потеря. Правильно, мамочка. Не велика.

Если за ночь в угловой спальне, принадлежащей чертовке, не

побывал мужчина, то весь следующий день она ходила в дурном настроении и устраивала скандалы по малейшему поводу. Впрочем, когда и повода не находилось, портила жизнь домашним. Просто так, от скуки. Но коль отважный кавалер решался пощекотать развратницу Удачу, винить никого он не смел. Знал, на что шел. Пусть и надеялся, что останется жив. А вдруг? Ходили даже слухи – понятно, неизвестно кем распускаемые, – что тот, кто переживет месяц после свидания с Лукрецией, получит неслыханную награду от самого Папы. Казалось бы, при чем здесь Святейший? Но ведь верили в эти враки. Верили!

Меж тем, место счастливчика было вновь вакантно. Хотя, почему вновь? Четырех недель после ночи любви не пережил никто. Во всяком случае, об ином не говорилось. Собственность же рисковых донжуанов – и движимое имущество, и имения – после смерти владельца отходили Ватикану. И бумага всегда имелась. А как же? Завещание, оформленное согласно закону. Нельзя сказать, что подобные фокусы не тревожили умы вельмож, но если кто роптал, того не слышали…

Факты указывают, что воистину смелых людей намного больше, чем видится стороны. Просто человеческая отвага – знак равно с безрассудством – редко проявляется в серой повседневности. Ждет случая. Сверхординарной, если угодно, ситуации. Смотришь порой на неказистого пузана – щеки дряблые, живот висит, волосы редкие, одежды дорогие, но подобраны без вкуса, осанка, что у старой медведицы… Печальное зрелище. Но, по правде, больше и сказать-то о нем нечего. Как так? А так. В сражениях не участвовал, подвигов не совершал. Даже с бандитами в темных подворотнях не дрался. Всегда предпочитал исчезнуть, лишь почуяв запах опасности. Кто ж он, этот пузан? Записной трус? Отнюдь. Перед вами обычный человек. Каких подавляющее большинство, кстати.

Но что-то однажды в душе ли повернулось, в мозгу ль перещелкнуло – понял пузан: жизнь скучна. Тосклива и однообразна. И катится она к такой же бесцветной и беззубой старости. Жалеть его станут, слов нет. Бульоны варить, горшки выносить. За обещанное наследство-то. И похоронят потом в семейном склепе, поплачут неискренне. Да и забудут скоро.

Все. Как. У всех.

Плохо?

Кто ж его знает? Но было б хорошо, мучили б подобные мысли?

Ведь бегал в юности со шпагой, сражался со сверстниками за один только восхищенный взгляд прекрасной незнакомки. А со скалы нырял в море, помнишь еще? Что же произошло? Почему искра угасла? Отчего величавое спокойствие так угнетает? Разве так должно быть? Этого ждал ты от жизни, пузан? Посмотри на себя в серебряное зеркало! В глаза свои загляни. Попытайся найти в них страсть. Что? Нет ее?

Нет. Знаю. Боишься ты рисковать, синьор. То есть, не боишься, а придумываешь глупейшие отговорки. Мол, зачем нужен бессмысленный риск, когда и так все в порядке. Ну-ну. Блажен, кто верует.

Дай Бог, встрепенешься ты. Поймешь однажды, что жизнь без риска – не жизнь, а унылое существование. И не поставь на кон все, что имеешь, не пойди немедленно ва-банк, накопленное злато сохранишь, но потеряешь себя окончательно. Себя потеряешь! Слышишь?!

Дай Бог, не было б слишком поздно. Когда ни ноги не ходят, ни руки не держат, ни глаз не видит. Один только мозг еще и работает, ворочая неподъемные мысли, перелопачивая перегной мечт. Ведь могло все быть иначе. Могло! Но не случилось. Почему? Так возможности не было. Или повода не представилось…

Да. Как раз им, поводом, для пресыщенных жизнью господ и стала Лукреция.

Только поводом…

Пусть того вовсе и не осознавала. Ясно, умишком пока не доросла. Грезила, что всеми желанна, оттого благочестивые синьоры и бросаются во все тяжкие. Лишь завидят неземную ее красоту… Чтоб хоть час обладать роскошным телом. Хоть миг. Хоть мгновение.

Глупая… Глупая девчонка…

* * *

Впервые Лука спустился в катакомбы лет десять назад. Тогда он был еще совсем малышом.