Жозеф Бальзамо. Том 2
Шрифт:
Девушка улыбнулась.
— Ну что, видишь ли ты в них какую-нибудь тайну? — продолжала она.
— О да, вижу, — отозвался Филипп. — Андреа, ты в кого-то влюблена.
— Я? — воскликнула девушка. Даже самая гениальная актриса не смогла бы произнести это одно-единственное слово с таким неподдельным изумлением.
И Андреа расхохоталась.
— Я? Я влюблена?
— Или в тебя кто-то влюблен.
— Тем хуже для него. Раз этот кто-то мне не представился, а следовательно, и не объяснился, значит, любовь его пропадает понапрасну.
Видя, насколько чистосердечно сестра смеется и шутит над заданным ей вопросом, как чиста лазурь ее глаз, до чего целомудренно и простодушно она себя ведет, Филипп, чье сердце билось в такт с сердцем Андреа, решил, что за его месячное отсутствие характер столь безупречной девушки не мог так уж сильно измениться и что бедняжка пала жертвой постыдных подозрений, а наука солгала; при этом, правда, он признал, что доктора Луи можно извинить: не зная, сколь чиста Андреа, сколь безукоризненны ее побуждения, он мог подумать, что она похожа на тех дворянских девиц, которые, соблазнившись недостойными примерами или побуждаемые рано проснувшимся сластолюбием, расстаются с невинностью без сожалений и даже с охотой.
Еще один взгляд на Андреа, и Филипп понял, как не прав был врач; молодой человек ощутил такое счастье, что обнял сестру, уподобляясь тем мученикам, что веровали в непорочность девы Марии и одновременно в божественного сына, рожденного ею.
Все еще находясь во власти сомнений, Филипп услышал на лестнице шаги верного своему слову доктора Луи.
Андреа вздрогнула; в ее теперешнем состоянии она обращала внимание на каждую мелочь.
— Кто это? — спросила она.
— По-видимому, доктор Луи, — ответил Филипп.
В этот миг дверь распахнулась, и в комнату вошел врач, которого с такой тревогой ждал Филипп.
Как мы уже упоминали, это был человек серьезный и достойный, который чтил науку как святыню и истово изучал ее тайны.
В ту материалистическую эпоху доктор Луи — что встречалось крайне редко — старался за телесным недугом отыскать недуг души; он твердо и открыто следовал по этому пути, не обращая внимания на всяческие пересуды и препятствия и до такой степени дорожа своим временем, этим достоянием трудолюбивых людей, что с болтунами и празднолюбцами был просто-напросто груб.
Поэтому-то доктор и обошелся с Филиппом столь резко во время их первой встречи: он принял молодого человека за одного из придворных щеголей, которые затевают с врачом любезный разговор, чтобы побахвалиться своими любовными подвигами, но становятся крайне сдержанными, когда приходит пора расплачиваться. Однако как только медаль обернулась другой стороной и вместо влюбленного хлыща перед доктором предстало трагическое и грозное лицо брата, как только оказалось, что речь идет не о неприятности, а о горе, великодушный врач-философ растрогался и, закончив разговор с Филиппом, сказал себе: «Я не только могу ошибиться, но даже хочу этого».
Вот почему и без уговоров Филиппа он пришел бы к Андреа, чтобы еще раз основательно осмотреть ее и решить, правильный ли вывод он сделал в предыдущее посещение.
Итак, он вошел, бросив еще из прихожей первый взгляд — для врача и наблюдателя вещь очень важная! — на Андреа, и потом уже не сводил с нее глаз.
Послужило ли тут причиной волнение, связанное с приходом врача, или это вышло случайно, но как раз в этот миг на Андреа напал очередной приступ дурноты, так испугавшей Филиппа: она покачнулась и с выражением страдания на лице поднесла платок ко рту.
Филипп, встречавший врача, ничего не заметил.
— Добро пожаловать, доктор, — сказал он, — и прошу простить меня за то, что был несколько резок. Час назад, подойдя к вам, я был в той же степени взволнован, в какой сейчас спокоен.
Врач на секунду оторвал взгляд от Андреа и, глянув на молодого человека, заметил, что взор его прояснился, а лицо осветилось улыбкой.
— Вы поговорили с сестрой, как я вам советовал? — осведомился врач.
— Да, доктор, разумеется.
— И успокоились?
— У меня в сердце был ад, а теперь — рай.
Доктор взял Андреа за руку и долго не отпускал, слушая пульс.
Филипп смотрел на него с таким видом, словно хотел сказать: «Делайте что угодно, мнение врача мне теперь не страшно».
— Ну и как, сударь? — торжествующе спросил он.
— Шевалье, — ответил доктор Луи, — благоволите оставить меня наедине с вашей сестрой.
Эти простые слова немного умерили радость молодого человека.
— Что такое? — осведомился он.
Доктор ответил неопределенным жестом.
— Хорошо, сударь, я оставляю вас одних, — с мрачным видом согласился Филипп.
Затем он обратился к сестре:
— Андреа, будьте с доктором честны и откровенны.
Девушка пожала плечами, как будто не понимая, о чем говорит брат.
Филипп продолжал:
— Пока доктор будет расспрашивать вас о здоровье, я прогуляюсь по парку. Час, к которому я просил оседлать лошадь, еще не подошел, поэтому перед отъездом я успею еще зайти и поговорить с вами.
Он пожал руку Андреа, попытавшись изобразить на лице улыбку.
Однако и в пожатии его руки, и в улыбке девушка ощутила некоторую скованность и напряженность.
Доктор с важным видом проводил Филиппа до двери и затворил ее, когда тот вышел.
Затем он вернулся и сел на софу рядом с Андреа.
144. ВРАЧЕБНОЕ ОБСЛЕДОВАНИЕ
В парке царила глубокая тишина.
Ни ветерка, ни человеческого голоса — безмолвие и спокойствие.