Жозеф Бальзамо. Том 2
Шрифт:
Старуха двинулась вверх по лестнице, герцог за нею.
— А куплеты забавны, — заметил он.
— Забавные куплеты о моем процессе?
— Еще какие, клянусь вам! Да вы, должно быть, их знаете.
— Понятия не имею.
— Они поются на мотив «Бурбонезки», начало такое:
Моя дорогая графиня, Молю вас о помощи ныне! Вы мне пособите в беде?— Это как вы понимаете, слова госпожи Дюбарри.
— Какая дерзость по отношению к ней!
— Что вы хотите? У этих сочинителей куплетов нет ничего святого. Черт, какая грязная веревка! А вы отвечаете так:
Прошло мое время златое — Мне тяжба грозит нищетою! Ах, кто мне поможет в суде?— Но это ужасно, сударь! — вскричала графиня. — Какое оскорбление для знатной дамы!
— Простите, сударыня, я спел фальшиво — у меня из-за этой лестницы одышка. А вот мы и добрались. Позвольте я позвоню.
Старуха с ворчанием пропустила герцога вперед. Маршал позвонил, и г-жа Флажо, которая, сделавшись женой стряпчего, не перестала исполнять обязанности привратницы и кухарки, отворила дверь.
Посетители, войдя в кабинет метра Флажо, увидели, что тот, пылая яростью и зажав перо в зубах, диктует своему первому писцу грозное послание.
— Господи, метр Флажо, что случилось? — воскликнула графиня.
Стряпчий обернулся.
— А, сударыня, ваш слуга всем сердцем. Стул графине Беарнской. Господин с вами, сударыня? Да это же, если не ошибаюсь, его светлость герцог де Ришелье! Еще один стул, Бернарде, еще один.
— Господин Флажо, скажите, что с моим процессом? — спросила графиня.
— Как раз в эту минуту, сударыня, я им и занимаюсь.
— Прекрасно, метр Флажо, прекрасно.
— Причем занимаюсь так, госпожа графиня, что шума не миновать.
— Гм, осторожнее…
— О, сударыня, церемониться более ни к чему.
— Раз вы занимаетесь моим процессом, то, быть может, уделите время и господину герцогу?
— Извините меня, ваша светлость, — подхватил метр Флажо, — но как человек в высшей степени галантный, понимаете…
— Понимаю, метр Флажо, понимаю.
— Теперь я весь в вашем распоряжении.
— Не беспокойтесь, я долго вас не займу. Вы знаете, что привело меня к вам?
— Дела, которые недавно мне передал господин Рафте.
— Да, кое-какие бумаги, касательно моего процесса… процесса… впрочем, какого черта, вы ведь и сами знаете, о каком процессе я хочу поговорить, метр Флажо.
— О процессе относительно владений в Шапна.
— Видимо, так. А скажите, вы его выиграете? Это было бы очень любезно с вашей стороны.
— Господин герцог, ваше дело откладывается на неопределенный срок.
— Но почему, скажите на милость?
— Оно будет слушаться не ранее чем через год.
— По какой причине?
— Обстоятельства, ваша светлость, обстоятельства. Вам известно о решении его величества?
— Полагаю, что да… Но о каком решении? Его величество принимает их много.
— О том, которое отменяет наше.
— Так, и что же?
— А вот что, господин герцог: мы ответим на это сожжением наших кораблей.
— Сжигая свои корабли, дорогой мой, вы сожжете корабли парламента! Тут есть какая-то закавыка; к тому же я не знал, что у парламента есть корабли.
— Наверное, первая палата отказывается принимать дела к рассмотрению? — предположила графиня Беарнская, которой разговор о процессе г-на де Ришелье не мешал думать о своем.
— Хуже.
— Вторая тоже?
— Все пошло прахом… Обе палаты приняли решение не разбирать никаких дел, пока король не даст господину д'Эгийону отставку!
— Вот так так! — всплеснув руками, воскликнул маршал.
— Не разбирать… Как не разбирать? — спросила взволнованная графиня.
— Ну… не вести никаких дел, сударыня.
— Так мое дело не будет слушаться? — вскричала графиня Беарнская в ужасе, который даже не пыталась скрыть.
— Ни ваше, сударыня, ни дело его светлости.
— Но это же беззаконие! Нарушение приказов его величества!
— Сударыня, — величественно возразил стряпчий, — раз о них забыл король, забудем и мы.
— Господин Флажо, говорю вам, вы угодите в Бастилию.
— Я отправлюсь туда с песнями, сударыня, и все мои коллеги последуют за мной с пальмовыми ветвями в руках.
— Да он просто взбесился, — заметила графиня герцогу.
— И не я один, а все мы, — подтвердил стряпчий.
— Однако это становится занятным, — проронил маршал.
— Но, сударь, вы только что сами сказали, что занимаетесь моим делом, — настаивала графиня.
— Верно, сказал. Ваше дело, сударыня, — это первый пример, приведенный мною в записке. Вот фрагмент, который касается вас!
Стряпчий выхватил из рук у писца начатую записку, оседлал нос очками и принялся вдохновенно читать:
«Они утратили общественное положение, их участь вызывает, сомнение, их долг попран. Ваше величество поймет, как они страждут. Так, автор настоящего прошения держал в своих руках важнейшее дело, от которого зависит судьба одного из первых домов королевства; он осмеливается утверждать, что благодаря его радению, опыту и таланту дело это продвигалось успешно и права весьма знатной и могущественной дамы, Анжелики Шарлотты Вероники графини Беарнской, уже должны были быть публично признаны, когда ветер раздора, ворвавшись…»